- Помогу. Вот только бы встать.
- А отчего такой мрачный?
- Эх, Сережа, Сережа, счастливый ты… В Москву едешь, это разве не счастье?
- Да, это счастье! - сказал Сергей.- Давно я мечтал побывать в Москве…
- А у меня никогда не бывает так, как у людей,- продолжал Семен.- Вот и на лесосплаве… Все целые и невредимые, а я лежу…
- Зато в одном тебе повезло.
- В чем же?
- А Анфиса!
- Это - да! - Семен вдруг оживился, поднялся на локте, глаза заблестели.- Сережа, а может, тебя вызывают на праздник танкистов?.. Будет парад… Эх, Сережа!
- Вот это было бы здорово! - Сергей встал и подошел к окну.
На улице загремели колеса. К воротам подкатила тачанка, и послышался голос Дорофея:
- Э! Разбесились! Чего танцуешь? Погоди, выедем за станицу - там и потанцуешь!
В тачанке сидел Савва.
- Ну, Семен, поправляйся,- сказал Сергей и, обняв друга, вышел.
Простился с Анфисой, с отцом и матерью, взял чемодан, вещевой мешок. В тачанке сел рядом с Саввой.
- А-лл-юрр! - крикнул Дорофей.
Кони рванули, тачанка закачалась и, набирая скорость, выкатилась за станицу. Мимо дороги потянулось жнивье. Косовица повсюду была закончена, и степь густо рябила копнами. Дорофей то и дело покрикивал на лошадей: «Не кивай, не кивай головой! Ишь раскивалась, как свашка… Овод жгет? А я его зараз наконечником!» - и тут же слышался резкий посвист кнута. Лошади ускоряли бег, срывались в галоп, а Дорофей, натягивая вожжи, ласково говорил: «А чего вы перепугались? Это я овода прихлопнул…»
- Трудно мне будет без тебя,- сказал Савва.- Начали мы широко, весь район о нас говорит, а теперь…
- Что теперь? - перебил Сергей.- Теперь уже легче… Семен тебе поможет. Я с ним говорил. А ты придерживайся того плана, что мы с тобой набросали. Первым долгом постройте лесопилку. Скоро придут наряды на цемент. Немедленно посылай транспорт и перевози. На этих днях должны приехать специалисты для осмотра места под электростанцию… Не забудь, чтобы колхозы завтра же перечислили через банк остальные деньги за лес. А трудно будет, обращайся за помощью к Кондратьеву. Человек он очень внимательный… А главное - сам не зевай.
- Да я это понимаю,- сказал Савва и задумался.- А может, ты скоро вернешься?
- Все может быть.
Дорога проходила мимо высокого берега. Внизу плавно неслась река. Тачанка мчалась так быстро, точно хотела обогнать шумный поток.
- Сережа, еще есть к тебе личная просьба,- Савва покраснел.- Вернее, просьба жены…
- Какая?
- Если вернешься, не забудь купить сосочку.- Тут Савва окончательно смутился, посмотрел на смеющееся лицо Сергея и сказал:- Ты чего смеешься? Пустяк, резинка, а нету и взять негде… Сережа, понимаешь, я бы и не просил, но Анюта…
- Я понимаю,- стараясь быть серьезным, проговорил Сергей.- Но боюсь, что забуду… Такое в голове не удержится.
- Да, это верно, бабское дело,- охотно согласился Савва, мысленно ругая себя, что послушался жены и заговорил об этом с Сергеем.
Глава XXVIII
Скажите, кому из вас не доводилось ехать в Москву, ехать и степью и лесами, мимо знакомых городов с шумными вокзалами, пересекая сотни рек и речонок? И всегда от одной лишь мысли, что едешь в Москву, каждая поездка кажется и новой и неизведанно радостной!
Радует все: и свист ветра за окном, и равномерный стук колес, и волнующий гудок паровоза, когда он, рассыпая по шпалам искры, несется в степи глубокой ночью… «Я! А-я-я-я! И-и-ду!» - доносится в вагон. А колеса: тук-так, тук-так, тук-так,- и вы не только слышите этот однообразный говор колес, но и всем телом чувствуете, как плавно в беге раскачивается вагон… То иногда звякнут буфера, то сердито засопят тормоза, а к вам уже крадется сон, и в сладкой дремоте смежаются веки…
Просыпаетесь от толчка. Ночь. Поезд стоит на станции, в окно смотрит огненно-красная луна на закате. Промелькнул огонек фонаря, по рельсам протянулась тень… Проходит час или два, и вы снова открываете глаза. Навстречу поезду летит теплый ветер, плывут, кружатся укрытые серым пологом ночи незнакомые поля; луны уже нет, небо почернело, и только на горизонте лежит розовая каемка.
Утром проезжаете Ростов. Вслед поезду всходит солнце - узкая тень змейкой скользит по росистой траве. Блестят лиманы, точно огромные зеркала в темно-зеленых рамах камышей… Да, хорошо едем! Вот уже осталось провести в вагоне всего одну ночь, а там… И вы в десятый раз спрашиваете проводника, в котором же часу поезд прибудет в Москву. Проводник называет час и минуты, и вы уже видите Курский вокзал, широкую площадь, видите раскрытые двери метро, похожие на леток - медоносную щель в пчелином улье в разгар большого взятка; потом перед вами встает и вся Москва, такой, какой вы видели ее в последнюю поездку… И сколько тогда возникает радостных воспоминаний!
В первое же утро на пути в Москву Сергею хотелось как можно ярче представить себе облик столицы. Он напрягал воображение, и тогда вдруг куда-то исчезали и степь, и лиманы в камышах, и вагон, и полка, на которой он лежал… Солнечный день лета, Сергей идет по Москве. Город залит светом. Непрерывной лентой катятся автомобили, и видит Сергей, как одна машина останавливается возле него. Из нее выходит пожилой генерал… Да ведь это же командир танковой дивизии! Сергей становится во фронт, четко отдает рапорт. Генерал улыбается и берет Сергея под руку и говорит шоферу: «Нет, нам не нужна машина! По Москве приятно пройтись пешком».
На одной из площадей остановились.
- Гвардии младший лейтенант,- говорит генерал,- ты впервые приехал в Москву. Хочешь посмотреть столицу?
Сергей хотел ответить генералу, но тут кто-то изо всех сил крикнул над ухом:
- Да ты погляди! На этой же станции мы захватили эшелон немецких танков!
Сергей проснулся с тревожно бьющимся сердцем… Было позднее утро. У окна сгрудились красноармейцы. Поезд подходил к какой-то степной станции. Сергей слез с полки. Бойцы уступили ему место у окна. Мимо полотна тянулся огромный вал железного лома. Чего здесь только не было! То паровоз без колес взгромоздился на помятый с черным крестом танк, то остовы сгоревших вагонов, автомашин текли нескончаемой лентой, то сгрудились, оседлав одна другую, разбитые, изувеченные немецкие пушки. В дуле зеленой мортиры Сергей заметил ловко обсаженное пухом гнездо, а на щитке - воробья. «Эх, голубчик,- подумал Сергей,- скоро весь этот лом будет погружен на платформы, и уедет твое жилье куда-нибудь на металлургический завод…»
- Порядочек! - воскликнул сидевшим рядом боец.- Помню, тут было такое…- он не договорил и махнул рукой.- Много немцы оставили железа.
Поезд остановился. На том месте, где когда-то было здание станции, из земли снова вырастал, как молодой побег на месте срубленного дерева, каменный фундамент, и к нему уже были подвезены кирпич, песок, цемент и штабели леса.
- Товарищ гвардии младший лейтенант,- обратился к Сергею сержант.- Случаем, вам не знакома эта станция?
- Нет, мы проходили под Харьковом.
- А мы как раз тут… Дело было весной, снег уже растаял… Понимаешь, с этой станции немецкий эшелон пробивался на Барвенково. А мы уже ходили по тылам. Весь состав был загружен танками - направлялись они под Ростов, да не успели. Ну мы и обрезали пути - ни взад, ни вперед. Завязалась жаркая стычка… Видите этот сарайчик? Нет, не тот, что под черепицей, а вот маленький, под соломенной крышей. Как раз против него стоял паровоз, а я с ручным пулеметом и с гранатами в том сарайчике… Дело кончили быстро.- Сержант потрогал пальцами медаль «За отвагу», висевшую у него на груди рядом с другими медалями и двумя орденами Славы.- Вот память…
Поезд тронулся. Сержант не отрываясь смотрел в окно.
- Да,- задумчиво проговорил он,- как же все-таки приятно проезжать по знакомым местам.
Это было сказано так радостно, как только может сказать человек, у которого при виде простого сарайчика под соломенной крышей вдруг заблестят глаза и взволнованно забьется сердце, а в памяти встанет в мельчайших деталях картина короткого, но жаркого боя с врагом. Сергей даже позавидовал сержанту. Ему тоже захотелось увидеть подступы к Харькову, лесок недалеко от железной дороги, деревушку в низине…