В тот самый момент, когда он, прыгая через четыре ступеньки, несся вниз, ему показалось, что боковым зрением он уловил справа от себя край белого одеяния, который тотчас же исчез. Добежав до вестибюля, он огляделся по сторонам — ничего. Меж столбами, освещенными призрачным светом луны, никого не было. Мандарин Тан с облегчением открыл дверь дома, в котором было холодно, как в могиле. Прежде чем покинуть имение графа, ему предстояло пройти через огромный сад, погруженный в тень уродливых баньянов. Вступив в главную аллею, он пошел среди высоких деревьев, листва которых скрывала звездное небо.
Теперь, когда ему были известны все обстоятельства убийства графа Дьема, можно было снова сосредоточиться на двух других делах — кораблекрушении и похищении надгробий. Время не ждет, это ясно. Что-то такое затевается, и скоро, очень скоро, это что-то разразится. Несколько дней назад похищения надгробий странным образом прекратились, и эта смена ритма указывала на приближение неминуемой развязки.
Проходя мимо заброшенной беседки, мандарин вдруг резко остановился. Позади себя он услышал шорох ткани, однако, обернувшись, увидел лишь приземистые кусты, подстриженные в форме разных животных и птиц. Нахмурившись, он вновь продолжил свой путь, но теперь шел медленнее, внимательно вглядываясь в темноту по сторонам аллеи.
Судья вновь погрузился в размышления. Немыслимо, чтобы после этих грабежей госпожа Аконит залегла на дно. Чего же она выжидает, чтобы перейти к действию? Что собирается сделать с похищенным? Непонятно, ибо то, что бродяги награбили на джонке, не имело никакого отношения к похищенным надгробным плитам.
Он остановился. Между деревьями вновь мелькнула белая ткань и тут же скрылась из виду. Он пошел было к старому баньяну с корявыми корнями, но потом решил, что у него есть дела поважнее, чем охота на призраков.
В обоих делах ключевой фигурой была госпожа Аконит. И хотя в настоящий момент он располагал достаточными доказательствами, чтобы бросить ее в ту самую тюрьму, где она служила надзирательницей, гоняться за ней у него не было времени. В этой местности, зажатой между горными цепями и поросшей пышной растительностью, она при желании могла без труда укрыться так, что преследователи искали бы ее до конца своих дней. Нет, не стоит пытаться выкуривать ее из норы. Единственная возможность расстроить ее планы — играть на опережение.
Как она рассуждает? Каковы побудительные причины ее поступков? Он должен понять логику ее действий, чтобы предвосхитить их. Мандарин поморщился: одно дело разгадывать сложнейшие загадки и совсем другое — пытаться поставить себя на место женщины. Все его мужское достоинство восставало против этого, но он сказал себе, что молодая вдовушка, с ее страстью к наукам и другим сухим материям, характером напоминает скорее мужчину. Решив, что такая точка зрения вполне оправдывает его действия, судья стал сосредоточенно размышлять. Что он знал об этой молодой женщине? Что она добровольно отказалась от благополучного существования, чтобы жить среди бродяг. Это решение вполне сочеталось с ее отвращением к конфуцианскому обществу, которое она — ошибочно — считала застойным и несправедливым, а также с ее верой в теории безумца Мо-цзы. Он прекрасно мог себе представить ее в роли организатора похищения надгробий — этих символов культа предков, столь дорогого сердцу каждого приверженца конфуцианства, но должна же у нее быть еще какая-то, более высокая цель, чем простое попрание традиций.
Треск сухой ветки заставил его обернуться — как раз вовремя, чтобы успеть заметить нечто, напоминавшее край черной одежды, который тотчас скрылся за большим камнем. Он протер глаза. Должно быть, это утомленное зрение играет с ним шутки.
Как бы то ни было, но госпожа Аконит раздобыла для себя не только целую коллекцию надгробных памятников, но и пряности, а также кожу саламандр… Мандарин вздрогнул. Он забыл нечто очень важное, ключевую деталь, вокруг которой строилось все дело: то, как было обставлено крушение джонки. Существовала причина, ради которой бродяги дали себе труд утыкать кольями русло реки, причина историческая, вызывавшая к жизни призраков древних воинов, воскресавших не только в памяти ныне живущих. Молодая женщина ничего не делала случайно: этой инсценировкой она возвещала о будущих событиях. И, осознав это, мандарин понял также, чего она ждет.
Динь открыл глаза и понял, что ожесточенно скребет себе шею. Этот зуд и разбудил его. Осторожно проведя рукой по коже, он обнаружил множество прыщиков, выросших за ночь, словно ядовитые грибы. Ах ты дьявол, да еще и сто дьяволиц в придачу! Только бы язвы приятеля Сю-Туня не оказались заразными! В его планы вовсе не входило щеголять на пиршествах в ожерелье из мокнущих гнойничков, один краше другого. Немного опомнившись, он стал убеждать себя, что это всего лишь поверхностное раздражение. И виноват в этом, конечно же, тот бессовестный варвар-скорняк, изготовивший для него леопардовый воротник. «Интересно, мыл он шкуру, прежде чем начать шить?» — подумал ученый, принюхиваясь к вышеозначенному изделию. Мех показался ему пыльным, и он испугался, что вдохнул за один раз по крайней мере три поколения молей. Заткнув одну ноздрю пальцем, он резко дунул, чтобы вместе с содержимым другой выбросить из себя всю эту пакость. Прочистив таким образом носовые проходы, Динь сел в постели. Сна как не бывало. Зачем только он уснул, да еще так неизящно, там, прямо за столом у монаха, пока тот беседовал с мандарином? А теперь этот несвоевременный сон не давал ему забыться вновь.
Сунув костлявые ноги в расшитые бисером туфли, Динь решил пройтись немного по городу, чтобы нагулять сон. Нет ничего лучше ночной прогулки, очищающе действующей на тело и душу и вызывающей благотворную усталость. Накинув на плечи пеструю рубаху, он с неприязнью покосился на шелковое одеяние со свернувшимися на нем останками несчастного леопарда, который очень даже мог оказаться бешеным.
Покраснев от волнения, мандарин Тан глубоко вздохнул: решительно, госпожа Аконит была необыкновенной женщиной и то, что она замышляла, нельзя было назвать мелким проступком. Если он угадал верно, то действовать следовало без промедления, иначе последствия будут необратимыми. Перед ним стоял выбор: немедленно арестовать убийцу графа Дьема или воспрепятствовать жуткому заговору госпожи Аконит, и он этот выбор сделал. Ему не хватало всего одной детали, которую он и собирался немедленно выспросить у Сю-Туня, даже если бы ему пришлось разбудить его в столь неурочный час.
События развивались самым стремительным образом, и эта мысль заставила мандарина ускорить шаг. Наконец вдали показался монументальный портик, охранявший вход гигантской резиденции. Как только он выйдет за пределы этого неспокойного сада, он примет все меры, чтобы расстроить планы госпожи Аконит. Довольный таким оборотом событий, мандарин Тан позволил себе улыбку, не лишенную некоторого самодовольства. И тут он закричал.
Резко остановившись, он уставился на свою рубаху, на которой медленно расплывалось кровавое пятно, и вдруг почувствовал резкую боль в животе. Не веря своим чувствам, он вгляделся во тьму, прорезанную тонким серебристым отсветом — словно след метеора. Только этот метеор не падал, а, наоборот, взмывал к вершинам деревьев. Он едва успел удивиться, как из ветвей вылетел другой сверкающий осколок и, порезав ему руку, улетел обратно. Дрожа всем телом от боли, мандарин узнал смертоносный почерк убийцы.
— Госпожа Стрекоза! — полный злобы, закричал он. — Прятаться бесполезно, я знаю, что это вы убили графа Дьема, и за это гнусное преступление вы предстанете перед судом!
Ему ответил резкий смех, и на одной из верхних веток показалась тонкая фигурка в платье лунного цвета.
— Прежде чем судить, меня надо поймать, мандарин Тан! — насмешливым тоном воскликнула госпожа Стрекоза. — Сомневаюсь, что вам удастся добраться до меня с изорванным в клочья телом и искромсанной рукой. А мне, чтобы с вами разделаться, вовсе не надо к вам приближаться!