8 декабря… С 7 до 8 утра новый натиск льда на борта нашего корабля. После обеда я рисовал в каюте и вдруг прямо над головой почувствовал яростный толчок. Вслед за этим послышался ужасный грохот, словно огромные массы льда обрушились со снастей на палубу. В одно мгновение все вскочили… Треск прекратился, следовательно, повреждений «Фрам» не получил. Однако здорово холодно, так что лучше всего вернуться в каюту.
В 6 часов — новое сжатие. Оно продолжается двадцать минут. За стенкой кормовой части корабля поднялась такая возня и грохот, что невозможно было разговаривать обычным голосом, приходилось кричать во всю глотку. Во время этого дьявольского шума, от которого чуть не лопались барабанные перепонки, орган играл мелодию Кьерульфа «Сном забыться не мог я, мешал соловей».
13 декабря… С вечера собаки яростно лают, ни на минуту не смолкая. Несколько раз караульные ходили осматривать окрестности. Но узнать причину беспокойства собак так и не удалось.
Утром обнаруживается исчезновение трех собак. После обеда Мугета и Педер отправляются обследовать снег вокруг корабля, надеясь найти следы беглецов.
— Вы бы ружье захватили! — кричит им Якобсен.
— Обойдемся и так! — отвечает Педер.
Сразу под трапом видны медвежьи следы и пятна крови. Несмотря на это, наши неунывающие товарищи смело шагают по льду в кромешной тьме, имея при себе лишь фонарь. Вся стая собак их сопровождает.
Они отошли всего на несколько сот шагов, когда из темноты вдруг появился громадный медведь, при виде которого наши люди сразу бросились к судну.
Мугета, обутый в легкие башмаки, бежал быстро. Но Педер в своих тяжелых сапогах на деревянной подошве подвигался с большим трудом.
Он напрасно спешил: тьма такая, что корабля все равно не видно. Бедняга так растерялся, что, спасаясь от медведя, сбился с дороги. К счастью, медведь его не преследует, так что волноваться как будто нечего.
Еще пара шагов, и Педер, поскользнувшись, растягивается среди торосов.
Наконец он на гладком льду, которым окружен корабль. Еще несколько шагов — и он спасен.
Но в эту минуту совсем близко от него что-то двинулось. Педер подумал, что это собака. Но не успел он сообразить, что происходит, как на него набрасывается медведь и кусает его. Педер замахивается фонарем и с такой силой ударяет зверя по морде, что стекло со звоном разбивается на тысячу осколков.
Медведь в страхе отступает. Воспользовавшись этим, Педер успевает вскарабкаться на палубу.
Узнав об этом нападении, мы вскакиваем и хватаем ружья. Через несколько минут медведь лежит мертвый.
Отправляемся на поиски недостающих собак и вскоре находим их растерзанные трупы. Как видно, медведь незаметно взобрался по трапу на борт, сцапал первых попавшихся псов и преспокойно спустился на лед.
Счастье, что Квик принесла как раз сегодня двенадцать щенят. Это будет драгоценным резервом для нашей стаи, сократившейся теперь до двадцати шести собак…
Петруш переворачивает страницу за страницей. По датам дневника Нансена видно, что после этого происшествия прошло больше года. Взяв с собой только одного из своих спутников, Иогансена, Нансен покинул стиснутое льдами судно, и они отправились по льду с собаками и нартами разыскивать Северный полюс. Провизии становилось все меньше. Обтянутые моржовой шкурой лодки, построенные по образцу эскимосских и называемые каяками, постоянно портились и нуждались в починке.
Но оба мужественно шли вперед. Нансен вел ежедневные записи в своей тетради:
14 июня 1895. Прошло уже три месяце, как мы покинули наше судно «Фрам», — ровно четверть года. С тех пор мы бродим по ледяному полю. Когда же наконец кончатся наши испытания? Никто не знает…
15 июня… Положение становится отчаянным. Двигаться вперед по мокрому снегу и льду, полному препятствий, немыслимо. Придется, пожалуй, пожертвовать последними собаками, чтобы питаться их мясом, потом тащить нарты самим.
19 июня… После ужина, такого же скудного, как и обед, — 54 грамма клейковинного хлеба и 27 граммов масла, — мы ложимся: сон, как известно, заменяет обед! Задача теперь состоит в том, чтобы как можно дольше продлить нашу жизнь, обходясь без еды. Положение ухудшается: никакой дичи, провизия кончилась.
Всю ночь в ломаю себе голову, стараясь найти выход из нашего положения.
Не сомневаюсь, что спасение придет!..
20 июня… После нескольких часов ходьбы нам преграждает путь большое разводье. Чтобы переправиться на ту сторону, нужно использовать каяки, другого выхода нет.
Спускаем каяки на воду, соединяем их при помощи лыж и ставим на этот помост нарты со всем грузом.
Потом помогаем влезть на него собакам, сколько их у нас еще осталось.
Во время этих приготовлений замечаем плавающего вокруг нас тюленя.
Вскидываю ружье и жду, когда он повернется удобнее для выстрела. Происходит то же, что с птицей в известной басне: я приготовился стрелять, а добычу поминай как звали!
Наконец пускаемся в плавание.
7 июля… Теперь у нас осталось всего две собаки. Как только горизонт на юге светлеет, торопимся перебраться с плавучего острова, до которого мы доплыли, на высокую, как сторожевая башня, ледяную гору, в непокидающей нас надежде увидеть сушу. Но куда ни глянь, везде те же белые дали!..
10 июля… Я становлюсь безразличным ко всему на свете. Мы ждем лишь одного: когда взломается лед. Но лед стоит. Что мне писать в дневнике? Никаких перемен…
Во время обеда один из псов, Кайфас, начинает лаять. Первое, что я вижу, высунув голову из палатки, — медведь…
Хватаю ружье, медведь недоуменно смотрит на меня, и я всаживаю ему пулю в лоб. Он шатается и, несмотря на смертельную рану, все же кое-как удирает.
Пока я нахожу другой патрон в моем кармане, полном всякой всячины, зверь успевает добраться до торосов. Раздумывать некогда… Нельзя упускать добычу, которая сулит нам пищу и спасение. Пускаюсь за медведем бегом. В нескольких шагах два хорошеньких медвежонка озабоченно ждут на задних лапах возвращения матери. Значит, мой подранок — медведица!
При моем появлении все семейство пускается наутек. Начинается сумасшедшая погоня. Нас не останавливают никакие препятствия, ни торосы, ни трещины. Мы карабкаемся на волнистые гребни, перепрыгиваем трещины или перебираемся через них по ледяным мостам… Хотя тяжело раненная медведица едва волочит ноги, мы настигаем ее с трудом. Я едва за ней поспеваю.
Медвежата трогательно кружат вокруг матери, то и дело забегают вперед, словно желая показать ей, куда бежать, и ободрить ее…
2 августа… Нашим бедам не предвидится конца. Едва преодолев одну, попадаем в другую.
4 августа… После ужасающей дороги подходим к разводью. Мы собираемся переправиться через него на каяке и очищаем кромку от снега. Поставив нарты на каяк, я держу их, чтоб они не соскользнули. Вдруг слышу у себя за спиной тяжелое дыхание.
— Бери скорей ружье! — кричит Иогансен, который ходил за своими нартами.
Поворачиваюсь на месте и что вижу? Громадный медведь повалил Иогансена, который обороняется с большим трудом. Хочу достать ружье, лежавшее в чехле, в передней части моего челна, но каяк ускользает от меня в воду. Первая мысль — прыгнуть в каяк и застрелить медведя оттуда. Но я тут же отдаю себе отчет в том, как мне трудно будет взять его на прицел. Быстро вытаскиваю каяк на берег, чтобы достать ружье. Думая только об этом, не имею времени оглядеться кругом.
— Торопись, если хочешь поспеть! И, главное, получше целься!.. — кричит бедный Иогансен.
Наконец ружье у меня в руках. Медведь от меня в двух метрах, он вот-вот растерзает Кайфаса. Целюсь тщательно, как просил Иогансен, и посылаю зверю пулю за ухо.
Громадина падает замертво.