– Да и мужчины, по-моему, сошлись характерами, – удовлетворенно заметила Элинор. – Все идет так хорошо!

Стоя рядом с Мирандой у буфетного столика, Адам шепнул ей:

– Аннабел, кажется, поправилась, ты не находишь?

– Я всегда считала, что она слишком уж худа, – не особенно убежденно ответила Миранда.

– Ну, значит, сейчас она в норме.

Однако сама Аннабел, сидевшая в этот момент с Клер возле бассейна, знала, что это совсем не так. Когда количество предложений о работе, адресованных ей, несколько уменьшилось, миссис Бейтс решительно потребовала, чтобы она сбросила двадцать фунтов, и дала ей телефон лучшего в Нью-Йорке специалиста по похудению. С большим трудом Аннабел удалось сбросить три фунта.

– Мне ужасно нравится твоя шкатулка, – весело сказала сестре Клер.

– Я сама ее выбирала. А иначе Скотт послал бы секретаршу купить что-нибудь для меня.

Клер опешила.

– Скотту, наверное, некогда было сходить самому, – проговорила она наконец. – Он ведь всегда тан занят.

– Настолько, чтобы не найти время купить жене рождественский подарок? Да нет, не в этом дело. Просто Скотт потерял интерес но мне.

– Что за глупости, Аннабел! Он ведь сейчас здесь, с тобой, – рассмеялась Клер. – Ты же сама прекрасно понимаешь, что после шести лет семейной жизни трудно ожидать, что он будет так же постоянно оказывать тебе внимание, как и до свадьбы, даже если его жена считается одной из самых красивых женщин мира.

– Да и вообще я забыла, что такое внимание!

– Чепуха! Мужчины прямо-таки падают к твоим ногам, а ты сама кокетничаешь со всеми подряд– даже с Адамом.

– Я хотела сказать, что Скотту все равно, существую я или нет. Конечно, здесь, в вашем присутствии, он ведет себя иначе… А если я кокетничаю, тан это только для того, чтобы доказать самой себе, что другие мужчины все еще находят меня привлекательной.

– Ладно, перестань, – прервала ее Клер. – Все-таки сегодня Рождество.

Ей не хотелось задумываться на подобные темы. Два года назад, когда они вернулись в Лос-Анджелес, Сэм снова облачился в непроницаемую броню своей мужской самоуверенности и неуязвимости, и Клер больше не удавалось ни пробиться сквозь нее, ни получить вновь то тепло и нежность, которые оба они испытали там, на влажном песке окутанного темнотой каннского пляжа, когда их души слились воедино так же, как и их тела.

Клер начала подозревать, что ее муж – закоренелый бабник. Она замечала, что на вечеринках и приемах некоторые женщины говорят с ним как-то уж слишком непринужденно и что при этом в его черных глазах появляется какое-то особое выражение. Она говорила себе, что измены Сэма, скорее всего, не выходят за рамки одной ночи и что это почти неизбежно при его профессии, но от этих рассуждений ей не делалось легче.

Майк, прогуливавшийся по другую сторону бассейна, подошел к Адаму, который, облокотившись на перила балюстрады, наблюдал за глиссером, стремительно пересекавшим голубую поверхность залива.

– Может, и нам устроить себе такую прогулку? Только вдвоем, без Элинор и ее команды.

Адам повернулся к брату.

– Если ты хочешь что-то передать мне, – произнес он, усмехаясь, – говори прямо сейчас. Совершенно незачем забираться ради этого на несколько миль от берега.

Майк немного поколебался.

– У тебя будут проблемы, если ты не сумеешь погасить свои долги к концу года. – Он снова помолчал. – Ты знаешь, какого рода эти проблемы. На сей раз я не смогу тебе помочь.

– Ты лучше постарайся, чтобы об этом не узнала Миранда, – холодно сказал Адам. – И не беспокойся. Я все устрою как надо. Я ведь всегда это делаю, сам знаешь.

– Все так говорят. До того момента, когда им перестает это удаваться.

– Расслабься, Майк. Вспомни, мы приехали сюда отдохнуть и развлечься. Так и быть, поближе к вечеру удерем на глиссере от Элинор и ее выводка.

– Да нет, я ничего не имею против девочек, – сказал Майк, – кроме того, что они выбирают себе каких-то кошмарных мужиков.

Адам кивнул:

– Сэм, пожалуй, еще ничего, но этот Скотт – невообразимо скучный тип: его не интересует ничего, кроме работы.

Даже когда Скотт садился поиграть в „Монополию", его без конца отрывали от игры звонки из Нью-Йорка.

– А по мне, – возразил Майк, – Скотт все-таки лучше, чем этот Большой Человек из Голливуда. Не могу себе представить, что нашла в нем Клер.

– Может быть, он в чем-то заменил ей отца, без которого она выросла, – предположил Адам. – Сэм просто излучает уверенность. Возможно, это и привлекло ее.

На другом конце бассейна Скотт и Сэм, оба в плавках, говорили о братьях Грант.

– Не понимаю, что эти женщины находят в этой парочке невыносимых снобов, – рассуждал Скотт. – Одна их манера говорить чего стоит!

– Не бери в голову, – отозвался Сэм. – Просто они британцы, вот и все. Встают, когда входит женщина, бросаются вытаскивать из-под нее стул, когда она хочет встать из-за стола, – все они ведут себя как лакеи в каком-нибудь костюмном фильме. Майк – еще куда ни шло, но Адам – это такой фрукт, который не каждый переварит. И держится так, словно весь свет принадлежит ему.

Позже, в спальне, переодеваясь к ленчу, Сэм, обратив внимание на коричневые дорожные часики от Картье – рождественский подарок Адама Клер, поинтересовался:

– С чего это он так расщедрился по отношению к тебе?

Клер рассмеялась:

– Я надеюсь, ты не ревнуешь меня к Адаму? – И, повернувшись к мужу спиной, прибавила: – Застегни, пожалуйста.

– Ревновать тебя к этому напыщенному крючкотвору? Да помилуй Бог! Но я не понимаю, с чего это Элинор вздумалось приглашать его на Рождество.

– Адам – почти член нашей семьи, к тому же его родители уже умерли. И потом, без Адама Ба просто пропадет – во всяком случае, так она считает. Она привыкла во всем полагаться на него.

Сэм пожал плечами:

– Такие привычки иногда слишком дорого обходятся.

Вечером все собрались в столовой за традиционным английским рождественским обедом, и Элинор счастливо прислушивалась к взрывам смеха за столом, во главе которого она сидела. Ее умиротворенный взгляд встретился со взглядом Шушу, сидевшей на другом конце стола. Шушу, милая, верная подруга, в который уже раз они встречают вместе Рождество! А мальчики! как жаль, что Джо Грант не может видеть своих сыновей, таких красивых в светлых костюмах и новых, подаренных ею к Рождеству галстуках… Так чудесно видеть их всех снова вместе – мальчиков Джо и ее девочек, счастливых и дружных до сих пор, несмотря на пролетевшие годы, – собравшимися под одной крышей.

Ей было приятно, что девочки не забыли одеться к обеду, хотя их туалеты приводили ее в некоторое замешательство. Миранда была в брючном костюме из кремовых кружев, надетом практически на голое тело; Аннабел появилась в белом мини-платье, а голову ее венчала крошечная шляпка-беретик из анютиных глазок, которую удерживали на месте атласные ленты, завязанные под подбородком; Клер надела ярко-красное льняное платье без рукавов, с высоким воротником, отделанное бейками горчичного цвета. Шушу красовалась в брючном комплекте из бирюзового шелка – том самом, который надевала на Рождество уже семь лет подряд: с тех самых пор, как унаследовала его от чуточку располневшей Элинор.

„Как я счастлива!" – подумала Элинор, глядя на окружавшие ее дорогие лица и чувствуя, как в ее сердце воцаряется мир и покой, – впервые с того момента, как ее покинула последняя из внучек. Ей захотелось произнести небольшую речь, и она постучала по столу. Понемногу беззаботный гул разговоров утих.

Элинор подняла бокал с шампанским, но поняла, что не сумеет выполнить свое намерение: ей мешало переполнявшее сердце счастье. Улыбнувшись, она выговорила только:

– За нашу счастливую семью!

Голоса родных и близких эхом подхватили ее слова, и зазвенели бокалы, ударяясь друг об друга.