Потом она выбежала из дому, даже не закрыв дверь, и, взяв на Кингз-роуд кэб, поехала на квартиру Элинор.
Элинор собиралась продать эту квартиру, поскольку глупо было тратить на нее такие деньги, когда ею практически никто не пользовался. Сама она лишь изредка оставалась ночевать в Лондоне, а если ей приходилось сделать это, она всегда могла остановиться в отеле „Клэридж".
Когда Клер влетела в квартиру, Элинор и Шушу как раз переписывали мебель: что отправить в Старлингс, что оставить, что продать, что передать в „Оксфэм".
– Девочка, родная, что случилось? – Элинор протянула руки навстречу внучке, и Клер ринулась в ее объятия, словно в убежище.
– Я пришла домой, – прорыдала Клер, уткнувшись в плечо бабушки, обтянутое серой фланелью костюма от Дигби Мортона. – Не хочу больше его видеть – никогда! Я за-за-застала его в по-постели с горничной!
– Не принимай это тан близко к сердцу, детка, – пыталась утешить и успокоить ее Элинор. – Конечно, ты еще не так давно замужем, чтобы понять это, но мужчины все одинаковы: у них слишком большой аппетит. Тебе нужно привыкнуть и научиться иногда закрыть на это глаза.
– Нет, Ба! Может, это и надо было в твое время, но я не собираюсь с этим мириться. Я никогда не вернусь к Сэму!
Гладя по голове прижавшуюся к ней Клер, Элинор встретилась глазами с Шушу и одними губами шепнула.
– Отмени агента.
Она имела в виду агента по купле-продаже недвижимости, встреча с которым была назначена на этот день.
Сэм не придавал своим изменам особого значения: главное, чтобы жена ничего не знала. А на этот раз ему просто не повезло. Он выразил – так и быть – свое раскаяние, но постепенно со все нарастающим раздражением, стал осознавать, что Клер может быть невероятно упрямой. Ничто не могло утихомирить ее гнев.
Три месяца Сэм уговаривал жену вернуться.
Потом его телефонные звонки стали реже, потом еще реже, потом прекратились совсем. Сэм решил подождать. Время покажет, вернется Клер или нет.
В середине июня трое заключенных тюрьмы острова Алькатрас бежали, сделав подкоп при помощи обыкновенных чайных ложек. Прочитав об этом в „Дейли телеграф", которую выписывала Элинор, Клер вдруг подумала: я тоже в тюрьме, как эти заключенные, только у меня нет чайной ложки. Она только что получила результаты своего медицинского обследования. Она была беременна. Аборты в Англии закон запрещал. Выхода не было. Надо возвращаться к Сэму.
Вторник, 18 декабря 1962 года
Незадолго до Рождества Адам и Майк сопровождали Элинор и Шушу в театр. Обе дамы были весьма польщены обществом таких красивых и блестящих кавалеров (это входило в планы Адама). На них оборачивались, когда они усаживались в королевской ложе, готовясь посмотреть „короля Лира" в постановке королевского Шекспировского театра под руководством Питера Брука.
После, за ужином в ресторане „Савой", Адам сказал:
– Мне не слишком-то понравилось. Все это уж очень мрачно и весьма отдаленно во времени. – А сам он тем временем обдумывал, не следует ли пригласить милых старушек на „Мышеловку" Агаты Кристи.
– Пол Скофилд, по-моему, был очень хорош в роли Лира, – заметила Элинор, стараясь высказываться положительно, поскольку в этот вечер за нее платили другие. – Но, вообще говоря, кто угодно мог бы предсказать этому самоуверенному старому дураку, что случится дальше.
– Не всегда легко понять, что происходит, – возразила Шушу, – если это касается тебя самого.
– Абсолютно верно, – подтвердила Элинор.
– Возьмите, например, этого бухгалтера, которого мы недавно пригласили, – продолжала Шушу. – Это же надо – попасть под суд из-за каких-то несчастных счетов за газ!
– Просто вы сделали неудачный выбор. Я бы никогда не полагался на чужое мнение, – сказал Адам, которого раздражала бестактность Шушу. Некомпетентность бухгалтера привела к тому, что у Элинор оказалась неоплаченной целая куча мелких счетов, и ей пришлось выступать ответчицей по множеству мелких исков, предъявленных газовой компанией.
– Пол Литтлджон очень хорошо все это уладил, – торопливо сказала Элинор. Пол Литтлджон был младшим партнером конторы „Суизин, Тимминс и Грант".
Шушу уже неоднократно жаловалась подруге, что, пока Джо Грант был жив и занимался делами Элинор, никогда не возникало никаких проблем, более того, он настолько упростил все дела, что Шушу не составляло труда самой разбираться в них, а Адам менее чем за год все основательно усложнил.
В ответ Элинор упрекала Шушу в излишней недоверчивости и напоминала ей, что просто-напросто сама система ее профессионального бизнеса стала более сложной, поскольку Адам реорганизовал ее, создав несколько компаний.
– Да какая нужда была ее реорганизовывать? – сердито возражала Шушу. – Этого не понимаем ни я, ни ты сама. Но ты ведь вечно соглашаешься во всем с Адамом. Что он скажет, то ты и делаешь, хотя, по-моему, многое из того, что он говорит, в армии назвали бы просто…
– Ладно, хватит, – резко обрывала ее Элинор, не допускавшая даже мысли о том, что Адам окажется ненадежным. Это единственный мужчина, к которому она может обратиться, единственный, кто посоветует ей, что делать. Адам понимает ее, он свой человек; он освободил ее от всех забот, чтобы она могла целиком посвятить себя работе. Без него она просто пропадет.
Пока Адам изучал в меню раздел вин, предлагаемых рестораном, к столику подошел официант с серебряным подносом, на котором лежала записка для Майка.
Майк быстро пробежал ее глазами, повернулся на стуле и коротко, но уважительно кивнул в сторону группы мужчин в смокингах, сидевших за лучшим столом в зале.
После ужина, когда Элинор и Шушу удалились „попудрить носики", Адам спросил брата:
– Что это была за записка?
Взгляд Майка был исполнен сострадания и тревоги.
– Я хотел сказать тебе об этом завтра. Я просто не думал, что братья окажутся сегодня здесь. Мне очень жаль, Адам, но они не дадут тебе еще одной отсрочки. Ты должен рассчитаться с ними в десятидневный срок.
– Я что, когда-нибудь не расплачивался со своими игорными долгами? – раздраженно проговорил Адам.
– Нет, но они же не могут позволить, чтобы другие видели, что ты не платишь, когда должен заплатить. Представь, что будет, если все остальные их должники поведут себя так, как ты.
– Остальные должники не оказывают им таких юридических услуг, как я. Мне не раз удавалось вытаскивать их из весьма малоприятных ситуаций.
– Тогда сделай то же самое для себя.
И Майн подозвал официанта, чтобы попросить счет.
Вернувшись в квартиру на Честер-Террас, Элинор и Шушу обнаружили под дверным кольцом послание от Сэма, торопливо нацарапанное на листке, вырванном из записной книжки: „У Клер начались преждевременные роды. Я отвез ее в больницу".
После тяжелых родов, продолжавшихся двадцать два часа, Клер разрешилась восьмифунтовым мальчиком.
Осторожно держа на руках Джошуа, которому не было еще и часу от роду, Элинор различала на его пушистой головке, под немыслимо тонкой кожей едва заметно выступающие стыки черепных костей и мягкую впадинку родничка. Ее правнук спал. Он был такой маленький, хрупкий и тихий – ему пришлось здорово помучиться, когда он появлялся на свет.
Нежно, бережно Элинор раскрыла крохотный кулачок и вложила в него указательный палец. Кулачок снова сомкнулся. Элинор с восхищением и умилением рассматривала крошечные, но совсем настоящие пальчики и ноготки.
– Надеюсь, он скоро проснется, – шепнула она Шушу из-под закрывавшей ее лицо марлевой повязки. – В течение первой пары дней, пока личико не округлится, можно видеть, каким будет ребенок, когда вырастет.
Вдруг малыш открыл глаза и, казалось, вполне сознательно встретился взглядом с Элинор.
У нее перехватило дыхание. Прямо в упор на нее смотрели аквамариновые глаза Билли.