Ранним утром, в день, когда ей исполнился двадцать один год, еще до восхода солнца, Миранда, укрывшись от посторонних глаз, наблюдала через витринное стекло за толпой еще сонных людей, направлявшихся на работу мимо ее – ее собственного – магазина.
Вечером должно было состояться открытие, поэтому оформлению витрины Миранда уделила особое внимание. Установив в ней выкрашенный серебряной краской манекен, она обернула его несколькими клочками бледно-серого тюля, а на голову водрузила блестящий, серебряный же парик. Манекен стоял, расставив ноги с повернутыми вовнутрь носками, с раскинутыми руками, словно пытаясь подхватить многочисленные баночки и коробочки алого цвета с надписью „КИТС", которые будто бы густым ливнем сыпались на него с потолка, подвешенные на невидимых нейлоновых нитях. Обратившись к дизайнеру за проектом упаковок для „КИТС", Миранда указала в качестве цветов своей фирмы белый и алый: она не раз замечала, что, выбирая подарки к Рождеству, люди охотнее всего покупают товары в красной упаковке.
Миранде было не по карману нанимать рекламного агента, но Энни Трехерн посоветовала ей самой заняться собственной рекламой. В конце концов, Миранда столько раз видела, как ее бабушка общается с журналистами, рассказывая им о своих книгах; почему бы ей не сделать то же самое, чтобы раскрутить свою косметику?
Перед самым открытием магазина были отпечатаны листовки и прейскуранты, в верхней части которых красовалось: „Косметика: один набор за деньги, другой бесплатно". Миранда и Линда Грей, недавно нанятая ею продавщица, провели все утро, разнося эти листовки по окрестным домам, принадлежавшим университетам и колледжам. Этим они сэкономили себе расходы на рекламу.
В день открытия „КИТС", после полудня, Элинор, войдя в магазин, застала там полный хаос: плотники стучали молотками, электрики ругались, маляры брызгали вокруг серебряной краской.
Посреди этой неразберихи Миранда, облаченная в джинсы, отдавала распоряжения:
– Эти коробки на верхнюю полку, пожалуйста… Осторожно, Джим, мне совсем ни к чему еще одно пятно краски на полу… Ты уже установил голубую подсветку?.. Ба, дорогая! Вот так сюрприз!
– Вижу, ты здорово занята, детка, – проговорила Элинор. – Я решила заехать к тебе, чтобы пожелать удачи и сказать… сказать, что сожалею, что сомневалась в твоих деловых способностях. Теперь я буду поддерживать тебя во всем. Можешь рассчитывать на меня, что бы ни случилось.
– Что бы ни случилось? – улыбаясь переспросила Миранда.
– До тех пор, разумеется, пока около тебя не появится подходящий мужчина.
В шесть часов вечера впервые распахнул для покупателей двери магазин Миранды.
Внутри „КИТС" слегка напоминал некую шикарную фотостудию: черные плитки пола, матовые белые стены, цветные лучи театральных софитов. Все выставленные для продажи товары щеголяли алой упаковкой. Как только двери открылись, магазин заполнили студентки, прохожие, журналисты. Было там и много знакомых Элинор: она разослала алые приглашения всем, чьи имена фигурировали в ее записной книжке, и очень настаивала на том, чтобы Миранда пригласила Энгуса. Миранда сама уже пригласила его, но при этом потребовала у бабушки оставить всякие связанные с ним надежды.
Причиной, по которой Миранда рассердилась на Элинор, было нежелание сознаться даже самой себе, что, несмотря на прошедшее время, ей все еще не хватает Энгуса. Она даже не представляла себе, что ей будет так его недоставать. Но она не хотела вновь рисковать, ставя себя и его в дурацкое положение, предложив все начать сначала. А уж тем более не собиралась всю жизнь испытывать чувство собственной несостоятельности в постели. Ее не оставила мысль о поисках Прекрасного Принца подходящих габаритов – она намеревалась возобновить их, когда все немного утрясется с магазином, а пока ей просто некогда – во всяком случае, именно так она оправдывала себя. Как жаль, что у Энгуса все такое большое, жаль, потому что во всех отношениях он – просто чудо. Поэтому-то Миранде было так плохо без него – гораздо хуже, чем ему без нее, как она подозревала, поскольку Энгус теперь всем своим видом показывал, что она для него – только добрая приятельница. Хотя, конечно же, оба до сих пор испытывали при встрече известную неловкость. Миранда надеялась, что, возможно, со временем избавится от того напряжения, которое всегда ощущала в присутствии своего бывшего жениха.
Элинор, стоявшая в уголке вместе с Шушу, завидев Энгуса, помахала ему рукой, и он стал пробиваться к ней сквозь возбужденную толпу, заполнявшую магазин.
– Энгус – единственный мужчина здесь, который не выглядит так, как будто сбежал из зоопарка, – одобрительно заметила Элинор подруге. – Я очень рада, что он снова появился на горизонте. Я-то знаю, что он не смирился с отказом: уж больно у этого парня квадратная челюсть. Он просто ждет своего часа. Сейчас Миранда вроде бы добилась успеха, но в какой-то момент возникнут трудности, и вот тогда ей понадобится сильное плечо рядом. Тут-то Энгус и двинется в наступление.
– Романтичный верзила, – заметила Шушу. – Что за дурацкие сигареты курят эти ребята! То-то ты раскашлялась. А нам совсем ни к чему новый приступ бронхита – ты ведь всего неделю как поднялась с постели. – Она начала обмахиваться своим приглашением. – Черт побери, ну и шум! А народу-то, народу! А уж одеты – глаза бы мои не глядели!
Разношерстная публика, которой был битком набит небольшой магазин, прямо-таки бурлила бодростью и оптимизмом. Одежда собравшихся ясно показывала, что мода уже не привилегия дочерей, жен и любовниц богачей. Энни Трехерн пригласила целую кучу знаменитостей. Фотомодели оживленно беседовали с фотографами и модными парикмахерами, хорошенькие девушки – с владельцами рекламных агентств, прячущими глаза за темными очками, дебютантки болтали с молодыми членами консервативной партии, левые журналисты, известные экстремизмом и агрессивностью в защите своих идей, – с режиссерами в черных свитерах-водолазках. Кокни и ливерпульский сленг перебивал изысканные речи представителей высшего класса: „Тут неплохо, правда?.. Да, действительно великолепно… клево… отличная лавочка… интересно задумано…" Одним словом, вечер явно удался.
– Аннабел опять опаздывает, – с беспокойством шепнула Элинор Шушу.
Однако на самом деле Аннабел давно уже была здесь: из смежной с магазином комнатки при помощи двойного зеркала, установленного Мирандой у стены позади прилавка, она наблюдала за присутствующими, чтобы определить, что покупают прежде всего.
Миранда настояла на том, чтобы Аннабел (специально прилетевшая из Нью-Йорка на открытие магазина) появилась среди гостей не раньше чем через пару часов после начала вечера: обе сестры опасались, что уже ставшая знаменитостью Аннабел затмит своим присутствием виновницу торжества. Таким образом, до ухода фоторепортеров Аннабел пребывала в вынужденном заточении, следя за происходящим в магазине в зеркало и мысленно желая Миранде, вместо того чтобы разговаривать с Энгусом, обратить внимание на какого-нибудь из собравшихся там симпатичных мужчин.
Наконец Миранда распахнула дверь в комнатку:
– О'кей, Аннабел, теперь иди сюда. Разрешите познакомить всех с моей красавицей-сестрой!
Минут через десять, после того как Аннабел присоединилась к гостям, она почувствовала, что кто-то трогает ее за плечо. Это оказалась Клер. Она была бледна и нехорошо выглядела.
– Пожалуйста, дорогая, помоги мне выбраться отсюда, – попросила она. – Боюсь, я сейчас потеряю сознание. Не говори ничего Ба – не надо портить ей праздник. Просто отвези меня домой.
Сев за руль маленького красного автомобиля Клер, Аннабел отвезла сестру домой, на Пултон-сквер, помогла ей подняться по лестнице, уложила в постель и принесла стакан бренди.
– Нет, дорогая, спасибо, этого не надо. – Лицо Клер, утопавшее в подушках, все еще выглядело измученным. – И не волнуйся тан – со мной ничего серьезного. Я проверялась, беременности нет, хотя пару месяцев назад мой гинеколог удалил спираль, чтобы удостовериться, что дело не в ней. Тан что теперь я опять вынуждена пользоваться этим мерзким голландским колпачком – конечно, если успеваю.