Дом академика Тилляева понравился «Викингу». Большой, просторный, с тенистым садом и бассейном, он производил солидное впечатление. Мебель красивая, изящная, удобная. Множество стеллажей с книгами. Величественная тишина. Академик Тилляев — плотный смуглый старик лет шестидесяти с широким, тронутым оспой лицом, будто светящимся алюминиевым нимбом седых мягких волос, посверлил дотошными маленькими глазками гостя и сказал вместо приветствия:

— Это вы, кажется, уговорили нашего Джуманияза не носить порнографического галстука?.. Вы? Очень приятно. Замучились мы с женой. Умный парень наш сын, но… немного… Приятель у него завелся. А вы… с кем честь имею?

Сергей Владимирович отвечал с достоинством:

— Московский писатель. Сатирик-маринист. Сергей Владимирович Винокуров.

— Не читал, — довольно бесцеремонно заявил академик. — Джуманияз много хорошего о вас говорил. А вот читать не довелось, извините.

Старик еще долго приносил извинения: за незнакомство с творчеством сатирика-мариниста, за беспорядок в доме (хотя порядок в нем был идеальный) и, наконец, в связи с тем, что хозяин не сможет уделить должного внимания гостю.

— Жена уехала к родственникам, а меня вызывают на заседание Ученого совета, — академик смущенно пожевал губами и прибавил тоном сердечной благодарности: — Спасибо большое за Джуманияза. У меня что-то не выходит. Недаром писателей называют инженерами человеческих душ! Так я пошел. Заходите, Сергей Владимирович, обязательно заходите.

Едва за академиком захлопнулась дверь, Винокуров улыбнулся:

— Хэлло, Джо! У тебя, кажется, голова на плечах без особых конструктивных недостатков?

— Наши головы, сэр, одной серии, — в тон ответил Джо. — Только у меня — новейшего выпуска.

— Аут! — расхохотался «Викинг». — С тобой, малыш, приятно работать. Ты, наверное, уже догадался о том, что меня распирает от любопытства побывать в кабинете академика Тилляева? Только вот как попасть туда? Он запер свое ученое логово.

Молодой человек постоял в задумчивости, вздохнул и стал копошиться в серванте, достал из его недр небольшую шкатулку палехской работы, а из шкатулки — ключ.

— Вот как? — удивился Винокуров. — Откуда у тебя эта штука?

— Собственного производства. Отец держит в кабинете расходные деньги. Чтобы не огорчать его частыми просьбами о ссудах, пришлось немного потрудиться.

— Но ведь твой папа держит деньги и все прочее в сейфе?

Джо посмотрел с сожалением на шефа:

— Все академики — люди со странностями. Отец страшно боится потерять ключ от сейфа и прячет его в кабинете… под правой тумбочкой стола. Однако не много ли теории, сэр? Знаешь, что в таких случаях говорил Стендаль?

Сергей Владимирович подумал и заявил, что запамятовал, что именно толковал Стендаль перед тем, как вломиться в чужой кабинет.

— И правильно сделал, что запамятовал, — сверкнул зубами Джо. — Он ничего не говорил. Упустил из виду возможность подобной ситуации. Аут? — молодой человек подошел к двери, вложил ключ в замочную скважину. Прошу, — сказал он со вздохом и пояснил: — Отец ведь.

По лицу Джо скользнула печальная улыбка.

Долго, осторожно перебирал «Викинг» чертежи, бумаги, документы. Ничего особенно интересного не попадалось. Вдруг Винокуров издал тихий возглас.

— Дать воды? — деловито осведомился языкастый ученик.

— Иди к черту!.. Впрочем, погоди, не уходи. Ты мне понадобишься, — отомстил Сергей Владимирович. — Подними шторы, нужен свет.

«Викинг» вынул из сейфа клеенчатую тетрадь, страницы которой сплошь, как мухами, были усеяны формулами и длиннейшими цепочками цифр, и не спеша принялся фотографировать страницу за страницей. Джо наблюдал за шефом. Внешне молодой человек казался спокойным, но когда он обратился к «Викингу», голос его дрогнул.

— Фрэнк, — спросил Джо, стараясь улыбнуться. — Я все-таки подлец, а? Ведь я знаю эту тетрадку. В ней теоретическое обоснование возможности управления цепной реакцией!

— Угу — промычал «Викинг», увлеченный своим занятием.

— Не надо! — вдруг решительно сказал Джо, шагнув к Винокурову. — Слышишь?

«Викинг» поднял на ученика синие прозрачные глаза. Они блестели смутной, едва приметной яростью. Веселый и остроумный Сергей Владимирович Винокуров преобразился: он стал походить чем-то на волка, оберегающего добычу.

Молодой человек не выдержал взгляда, потупился, отступил. Руки его нервно подрагивали.

— Ладно, делай свое дело, — глухо произнес Джо.

— А я уже закончил, — весело отозвался «Викинг». — Не унывай, парень. Когда мы приедем в Лунную долину, фотокопия этой тетрадочки даст тебе столько прелестных желтеньких звонких кружочков! Автомобили и виллы, лучшие рестораны и тысяча дюжин галстуков!.. Хочешь женщин? Пожалуйста. Все даст тебе эта фотокопия. Мы недурно проведем с тобой время, малыш. Стоит ли вешать нос! Тетрадка ведь остается.

Джо повеселел. Ему, видимо, представилась будущая сугубо заграничная жизнь, пока столь заманчиво и обидно быстро проскакивающая в кадрах иностранной кинохроники. Она вся пропитана волнующими стонами джаза и вопящими в слепой любовной горячке звуками серебряной трубы… Гигантские самолеты мчатся в земной рай Гавайских островов… Все люди поголовно в узких брюках… Даже женщины… Тридцатираундовые схватки боксеров-профессионалов… бешеный рев автомобильных гонок, новый одноместный вертолет… голливудские красавицы улыбаются густо нарисованными зовущими ртами… И над всем этим благоустроенным и отполированным раем несется полный истомы и неизвестности вопль труб: «Та-та-а-та-а-а!!!»

Уличная суета окончательно развеяла все сомнения молодого человека. На душе стало опять легко, и он спросил «Викинга», немного смущаясь:

— Послушай, Фрэнк, там у вас в кабачках выступают гёрлс. Они, в самом деле, танцуют голые?

— Весьма голые, — уточнил «Викинг». — А тебе что, нравятся голые гёрлс? Завидую. Меня лично это уже не устраивает. Да и ты скоро изменишь своему вкусу, как только побываешь со мной в одном ресторане, где выступают самые лучшие гёрлс, и притом чуточку одетые.

В таких-то вот приятных разговорах собеседники подошли к киностудии. Прежде чем войти, «Викинг» внимательно прочитал вывеску, самодовольно улыбнулся и, взяв Джо за локоть, предупредил:

— Только без хамства. Женщинов — человек нервный, доведенный до исступления алиментами, а Юнона — моя невеста. Так что никаких конкуренций. Шерше ля фэм где-нибудь в другом месте, мой славный ученик.

Глава XVIII. Безумный день или Винокуров накануне женитьбы

Киностудия, на которую попали «Викинг» и его талантливый ученик, разительно отличалась от других ей подобных учреждений. Здесь никто никуда не бежал, обливаясь потом и злыми слезами, никто никого не искал, не хватал за лацканы незнакомых людей с воплем: «Почему уклоняетесь от участия в заседании Совета, товарищ Хромосомов?! Стыдно!.. Ах, вы не Хромосомов? Как жаль! И все равно, почему же, в таком случае, вы уклоняетесь?» Не было здесь стаек заплаканных актеров, мечтавших проявить себя в сцене «Массовые беспорядки при царском самодержавии» и отвергнутых по причине бесталанности. Отсутствовали как таковые оригиналы-киношники с «молниями» на ширинках и бородами, заправленными наподобие галстука в иссеченные теми же «молниями» малиновые куртки с фрачными хвостами.

И вообще ничего не было: ни шума, ни споров, ни даже интриг.

Если на других киностудиях бешеный ритм творческой жизни и острота ситуаций соперничают с первым советским приключенческим фильмом «Мисс Менд», то здесь спокойное течение рабочего времени напоминало замедленную киносъемку. Кинодеятели придерживались старинного китайского принципа «Лучше идти, чем бежать; лучше стоять, чем идти; лучше сидеть, чем стоять; лучше лежать, чем сидеть».

Сидячие и лежачие работники киноискусства обнаруживались в чайхане. Двое из них посапывали, полагая, видимо, что вообще-то гораздо лучше спать, чем лежать. Территория студии, ее постройки и службы напоминали старинный мазар. Кажется, она и впрямь была расположена на мазаре, по соседству с могилой какого-то святого. Это обстоятельство, надо полагать, и наложило печать торжественности и пифагорейской неторопливости на облик всего учреждения в целом. Лишь периодически из закоулка вырывался дикий предсмертный вопль сирены, где-то, значит, шли все-таки съемки.