Это взволнованное письмо очень тронуло нас. Стиль графа ясно свидетельствовал, что он писал в страшном смятении. Мы имели все основания беспокоиться о его физическом состоянии. В ответном послании мы обещали приехать вечером, если хирург графа поклянется, что наш визит не причинит вреда его здоровью.
Глава XXVIII. Глава, события которой снова не имеют непосредственного отношения к нашей героине
Час спустя нам сообщили, что ехать к графу нельзя: него началась сильная лихорадка, и доктор прописал чу отдых.
В тот же момент мне принесли письмо от небезызвестного вам д'Эглемона. Читатели, которым понравился этот милый безумец, будут очарованы услышать о нем снова и узнать, как он жил после расставания с нами. Я приведу на страницах моей книги его письмо полностью, это гораздо удобнее, чем цитировать выдержки:
«Ну вот, дорогая Фелисия, я наконец пойман, накрепко пойман (это не означает, что я влюблен, все гораздо серьезнее)! Я женат. Богатый наследник и маркиз — слава Богу! — но женат! Вы чувствуете, как это звучит? Мой дядя, великолепно умеющий манипулировать умами, сумел доказать важным особам нашей провинции, что они сделают решающий ход в игре, дав мне в жены некую юную особу, которая в будущем в один прекрасный день унаследует все их деньги. Они согласились, потому что дядя утверждал, что его племянник в „Париже нарасхват!“ и, если они промедлят, рискуют упустить меня. Вообразите, дорогая Фелисия, всю тоску и тревоги человека, теснимого врагами!.. Меня начали представлять родственникам в городе и в деревне, кто-то находил меня милым, другие — безумным. Одна дама заявляла, что я похож на комедианта, следующая говорила, что я слишком горд и высокомерен… Одним словом, каждый судил меня по собственному разумению… Интриги тайных врагов, оговор, клевета, разъяснения (одни — правдивые, другие — преувеличенные) о том, как я трачу деньги, мои ответные выпады, визиты к одним, игнорирование других… О моих сражениях, страхах, победах можно было бы сложить эпическую поэму. Наконец, когда все утряслось, мне оставалось лишь одно, но главное — встретиться с предполагаемой невестой.
Я не ждал, что избранница окажется столь хороша собой и очаровательна: воспитанная в монастыре строгой набожной теткой (она уже лет десять досаждает обществу своим уродством, дурным нравом и гордыней), она могла стать дикаркой-ханжой, совершенно мне неинтересной. Ничего подобного не произошло! Наделенная Природой счастливым характером, она не поддалась чудачке тетке. Я последовал примеру Цезаря: пришел, увидел, победил! Брак вскоре был устроен, и помог мне в этом больше всего отвратительный характер старой карги: она была настроена решительно против, требовала, чтобы меня подвергли столь суровым испытаниям, собрали обо мне так много различных сведений, что ради ее умиротворения были отброшены все другие дела… к моей выгоде! Маленькая маркиза умна и талантлива: она дивно танцует, училась музыке, много читала, но главное — расположена стать с помощью умелого мужчины страстной, пылкой и умелой женщиной, достойной подругой опытного мужа.
Теперь женитьба кажется мне замечательным делом. Моя маленькая жена была готова полюбить любого и теперь обожает меня всей душой, а я — что бы вы об этом ни подумали — обожаю ее. Мы смеемся, совершаем ребяческие глупости (и много взрослых!). Как я люблю женщин, обожающих исполнение супружеского долга! Я теперь верен моей милой юной жене… и каждый день смотрю безо всякого вожделения на прелестную субретку, прислуживающую маркизе, а также двух или трех ангелоподобных родственниц, которые в будущем наверняка будут счастливы отвлечься вместе со мной от утомительной моногамии. Вы верите в возможность подобного обращения? Разве не заслуживает сие чудо прославления?»
Д'Эглемон спрашивал, как идут дела у меня и Сильвины, ведь я почти не писала ему, интересовался он и графом, которому всегда желал смерти, боясь, что сей грустный господин испортит мой нрав.
Монсеньор, дописавший несколько строчек к посланию племянника, сообщал более серьезные вещи, рассказывая, с каким трудом ему удалось женить своего легкомысленного родственника: он заплатил все его долги и назначил содержание в двести луидоров госпоже д'Орвиль. Это было тем более необходимо, что несносная кокетка отличалась крайним легкомыслием и могла прогнать богатого покровителя ради какого-нибудь смазливого музыкантишки.
Глава XXIX. Заключение
Какой холод сковал мое тело! Узы Гименея, неужели оцепенение ума — роковое последствие вашего воздействия? У меня больше нет мужества писать… вы зеваете, читатель, ну что же, пора завершать работу.
Маркиз очень любил меня, но, узнав о происходящем, он из осторожности, деликатности или по каким-то другим причинам сообщил, что ему необходимо отправиться в его владения, и уехал, предоставив меня горячке приключений и новых планов. Он часто писал мне, всегда с большой нежностью, и мы остались друзьями.
Вскоре во Францию вернулся Монроз, обуреваемый сыновней любовью и дружескими чувствами. Он возмужал и очень похорошел, и я в душе подосадовала, что этот красавец — мой брат. Легко себе представить, как приняла его моя нежная мать… Монроз, которому во всех подробностях рассказали о происшествии в Бордо, проявил много здравого смысла. Он захотел считать своим отцом человека, который проявил по отношению к нему так много любви и заботы. Милорд Сидни определил его в мушкетерский полк, теперь он капитан кавалерии и делает блестящую карьеру.
Сидни обвенчался со своей дорогой Зейлой, лорд Кинстон и лорд Бентли, Сильвина, Монроз и я были единственными свидетелями воссоединения счастливой пары.
Граф постепенно поправлялся. Мы поженились — конечно, совершенно формально, ни один из нас не желал большего.
Старый председатель и его зять, узнав о счастливых событиях в нашей семье, приехали с поздравлениями. Оба были в глубоком трауре по случаю смерти председательши (читатели понимают, от какой болезни скончалась несчастная).
Сильвина отдалилась и от нас, и от общества и превратилась в этакую квиетистку, полусвятошу-полукуртизанку. Она принимала у себя священников, дам, удалившихся от света, а главное — загадочных холостяков, которые так любят женщин без предрассудков.
Дела призывали мужа в провинцию, и мой отец захотел сопровождать его. Вместе они осуществили все, что задумали. После этого путешествия бедный граф отправился на воды, но лечение не помогло ему: он умер вскоре после возвращения, тысячу раз повторив на смертном одре имя госпожи де Керландек (маниакальная страсть, подавляемая рассудком, ожила в бреду).
В самом конце декабря миледи Сидни произвела на свет сына, увенчавшего счастье пары, достойной всех милостей судьбы.
Я последовала в Англию за своими дорогими родителями, а некоторое время спустя отправилась в путешествие, остановившись в Италии. Может быть, в один прекрасный день я опубликую историю моих приключений в этой прелестной стране. Я училась, потакая своему пристрастию к искусствам, бывала в обществе, а ночи были полны наслаждений и сладострастия. Постоянная в дружбе, но легкомысленная в любви, я могу похвалиться, что никого и никогда не сделала несчастным.
Если кто-нибудь из строгих читателей, любителей елейно-благообразных концов, заметит, что мне следовало измениться и начать честную жизнь, я отвечу, что никогда так не жила и не собираюсь делать ненужных усилий. Один гениальный человек,[27] большой знаток человеческого сердца, сказал для моего утешения:
27
Гениальный человек — великий французский писатель Вольтер (1694–1778); далее приводятся заключительные строки X песни его поэмы «Орлеанская девственница» в пер. под ред. М. Лозинского.