Сказано – сделано. И в течение нескольких дней молодые женщины ездили в богатые торговые кварталы, покупая пышные ковры из богатого Хорезма, светильники на цепочках в форме заморских чудищ с широко раскрытыми пастями, куда полагалось заливать масло для пламени, узорчатую чеканную посуду, а также тонкое византийское стекло, чаши для вин и напитков. Ну и, конечно, шелка для нарядов, блестящие подвески на головные обручи, узкие башмачки с загнутыми носами из лучшего в мире багдадского сафьяна.

Как-то, когда Светорада рассматривала украшения в лавке, мимо прошли, трубя в медные трубы, зазывалы, приглашая всех желающих посетить жестокий бой, который должен был состояться этим вечером в большом дворе, предназначенном для подобных зрелищ. Увлеченная украшениями Светорада даже не оглянулась, а вот Руслана, проводив глашатаев горящим взором, тут же обратилась к княжне:

– О, моя любезная Медовая, прошу тебя, давай сходим на бой! Я просто умоляю!

Светорада, дивясь горячности подруги, неспешно приложила жемчужное плетение ко лбу. Капельки жемчужин спускались почти до самых ресниц, нежно мерцая. А тут еще и торговец беспрестанно бормотал, расхваливая свой товар и уверяя, как это украшение идет благородной госпоже.

– Я беру, – сказала княжна и обернулась к Руслане, чтобы та расплатилась.

У Русланы вдруг стали дрожать руки, когда она развязывала кошель. Светорада пожала плечами.

– Ты же знаешь, что мне претят подобные зрелища. Ну да ладно. К тому же и Рахиль меня приглашала. Знаешь, Руслана, наверное, даже боги смеются, оттого что мы с ней стали почти подружками. Похоже, Рахиль успокоилась, убедившись, что Овадия чаще ночует у нее, чем посещает мои покои.

Руслана едва не подскочила от радости, щеки вспыхнули румянцем.

«Что же с ней такое?» – недоумевала княжна. Руслана всегда казалась ей простоватой, неспособной долго хитрить, но сейчас она была словно кремень, и сколько Светорада ни пыталась расспросить ее, та плела всякие небылицы: дескать, на бои ходят самые знатные тарханы, а также именитые гости – даже прибывшие из великой Византии послы посещают это захватывающее зрелище.

Вечером Светорада, Рахиль и Сара прибыли в крытых носилках к округлому зданию, где проводились поединки. Княжна заметила, что, едва они разместились, Руслана забилась в угол ложи и замерла, не сводя глаз с посыпанной песком площадки.

Между тем хозяин рабов начал выкрикивать имена назначенных на сегодня бойцов. Зрители переговаривались, обсуждая участников поединков, и несколько раз разразились рукоплесканиями, услышав имена поединщиков, уже хорошо показавших себя в схватках. Светорада знала, что успевшие отличиться в боях бойцы живут тут на полном довольствии, их хорошо кормят и постоянно тренируют для последующих единоборств, а во время очередного кровавого боя хозяин следит, чтобы лучших из них не сильно калечили, а потом даже лечили и давали отдохнуть.

В помещении, где собралось столько народа, было душно, между возбужденными людьми сновали торговцы, которые разносили напитки и лотки с лепешками, посыпанными пряностями. Светорада не могла ни есть, ни пить: несмотря на курившиеся здесь ароматные травы, она чувствовала запах крови, который словно пропитал арену для поединков, хотя ее тщательно посыпали свежим песком. Княжна даже пожалела, что опять позволила затащить себя сюда, и не больно прислушивалась к тому, как делались ставки, как расхваливали бойцов зазывалы. Увидев в одной из лож Захру, Светорада помахала ей рукой, затем ответила кивком на учтивый поклон сопровождавшего жену царевича Юри. Его другая жена, Сара, сидела подле Светорады и Рахиль, обсуждая богатых багдадских гостей в соседней ложе, восхищаясь их белоснежными тюрбанами и драгоценностями. А вот внимание Светорады привлекли византийцы. Ее всегда поражало умение ромеев держаться с таким достоинством. Да и вообще, роскошные одежды, почти сплошь расшитые богатыми каменьями и ликами христианских святых, коротко подстриженные на лбу и завитые колечками волосы, чисто выбритые подбородки приехавших из Византии мужчин заметно отличали их от бородатых хорезмских и багдадских гостей. Когда-то и у Светорады был жених византиец, знатный ромей из Херсонеса, Ипатий Малеил, который любил ее и грустил, когда ему отказали в руке княжны. Тогда печалился и Овадия, подаривший ей на прощание заговоренный кулон, который рано или поздно должен был свести их. И вот теперь она стала его женой. Почти стала… Светорада понимала, что пухленькой, живой и прелестной Рахиль хватит ненадолго, чтобы удержать Овадию вдали от опочивальни княжны. Но пока он ждет…

Хозяин жестоких игрищ выкрикнул имя очередного бойца, и публика взорвалась овациями, люди стали выкрикивать ставки, спорить, даже драться.

Сидевшая подле Светорады Сара, схватив ее за рукав, воскликнула:

– О, на этого бойца стоит поглядеть! Его имя Гург, что означает «волк». Он и впрямь настоящий хищник и не проиграл ни одного сражения. За эту зиму Гург прославился настолько, что, как поговаривают, варяжские купцы даже пытались его выкупить у хозяина. Но тот не уступил, ведь этот поединщик приносит ему огромную прибыль.

Слушая Сару, Светорада заметила, что Руслана, приникшая к перилам, задрожала от волнения, так что ее бусы стали мерцать в отсветах огней.

Упомянутый раб Гург выходил на бой в четвертой паре, когда обычно зрители уже несколько пресыщались кровавым зрелищем и теряли интерес. Однако на этот раз, едва хозяин игрищ выкрикнул имена бойцов четвертого поединка, публика загалдела с новой силой.

Светорада устало приложила ко лбу холодный металл широкого браслета. От духоты, вони и криков у нее начала побаливать голова. Она уже насмотрелась на то, как в первом бою один из рабов почти загрыз соперника, как другой разбил противнику голову, нанеся тому несколько мощных ударов, а в последней схватке бойцы так изматывающе долго давили и мяли друг друга, что зрители, устав орать, принялись возмущенно упрекать их в медлительности. В результате смотритель боев расшевелил катавшихся в обхват противников, тыкая в них концами длинных пик и подбадривая, чтобы они действовали побыстрее. Закончилось все тем, что оба бойца ушли с площадки, осыпаемые градом ругани и объедков. Но оба остались живы, смогли встать и идти.

Вот тогда-то и был объявлен поединок Гурга. Сара и Рахиль тут же стали пояснять, что на этот раз хозяин зрелищ обещался выставить против Гурга настоящее чудовище, полудикого славянина-тиверца, пойманного в степях у низовий Борисфена, реки, которую на родине княжны все величали Днепром. Этот человек поклонялся тем же богам, что и Светорада, и она с невольным сочувствием посмотрела на огромного, с виду неуклюжего толстяка, которого вытолкнули на площадку специальной рогатиной, до этого удерживавшей его сзади за шею. Рахиль склонилась к княжне, стала объяснять, что этот тиверец настолько дик, что, как говорят, первое время бился о решетку своей камеры, грыз ее и даже задушил носившего ему пищу слугу. Потом, правда, смирился, но все равно остался диким, а дерется так, что и во время учений сломал хребет одному из противников. Случайно, не рассчитав сил.

Сейчас этот богатырь, мощный, с широченными плечами, блестевшими от масла, нависавшим над поясом животом, который скорее казался мешком шерсти – настолько густо покрывали его сероватые волосы, – и похожими на столбы ногами, стоял в центре разровненной и убранной после предыдущих поединков площадки. Он бешено вращал глазами, озираясь на шумевшую толпу, скалил зубы и поводил коротко остриженной головой на такой широкой шее, что голова казалась значительно меньше ее. В глазах его была одна безмерная ярость. Он вдруг тоже стал кричать, потрясая сжатыми над головой огромными кулаками, даже подпрыгнул, еще более раззадорив собравшихся зрителей.

– Дерись, зверюга! – кричали ему со скамей и лож.

– Покажи, на что ты способен!

– Я ставил на тебя против самого Гурга, так покажи нам, что ты не просто мешок с дерьмом!

И вот к разъяренному тиверцу вышел его противник. Светорада отметила, что рядом с тиверцем тот смотрится гораздо изящнее, движется спокойно, с известной долей достоинства. Он был почти раздет, как и полагалось рабу на поединке, но это позволяло видеть, как он прекрасно сложен: очень высокий, длинноногий, но с узкой талией; живот, словно броней, покрыт тугими квадратиками мышц; на широких плечах и груди витые узоры татуировки. Обритая голова Гурга имела правильную форму, ее тоже покрывала татуировка, как, впрочем, и лицо, что мешало рассмотреть черты бойца и понять, настолько ли он красив, как о нем говорят. Но то, что он выглядел величественно и грациозно, спорить не приходилось.