– Но тебе не до меня! – высвобождая свои руки, вскрикнула княжна. – Ты ведешь свою игру, свою охоту. И тебе нужна другая невеста, чтобы с ней могли прийти на помощь войска, а не такая жалкая пленница… которую для тебя добыли под Ростовом…

Последние слова Светорада произнесла совсем тихо, опасаясь удостовериться в том, что вызывало тревогу в ее душе. Неужели по его вине рухнуло ее счастье? И если он не заметил этого намека…

Однако Овадия недаром все время состязался в интригах с рахдонитами, он понял, что она хочет у него выпытать. Усмехнулся:

– Да, мои люди привезли мне тебя как ценный трофей с окраин Руси. И за это я благодарю небо! Я уже говорил тебе, что, если бы мой верный Гаведдай не увидел тебя среди пленников, ты не жила бы подле меня, лелеемая и оберегаемая. И это все, что я могу сказать.

– Нет, не все! Тебе надо, чтобы я стала твоей! Твоей послушной наложницей, твоей усладой!

– И тебя это страшит, Светорада? Тогда, возможно, тебя утешит весть, что я уже назначил день нашей с тобой свадьбы? И ты вскоре предстанешь перед всеми не моей любовницей, а госпожой и царевной.

Светорада только опустила длинные ресницы, стараясь спокойно принять эту новость. Овадия же не давал ей опомниться, вновь говорил и объяснял. Сказал, что их свадьба должна произойти до того, как он будет вынужден обменяться брачными обетами с иудейкой Рахиль. Ибо покушение на Светораду вынудило Овадию согласиться на навязанный ему брак. Проявив так долго ожидаемое от него смирение, он обезопасит свою любимую. И он уже пообещал, что по возвращении в Итиль сразу приступит к подготовке свадебного пира с Рахиль. Однако он все же нашел выход, чтобы не стать покорным родственником иудеев: по обычаям кара-хазар главной женой становится та, которая первой выпьет на свадебном пиру брачную чашу. Вот первой и должна стать Светорада. И тогда, во-первых, Овадия больше не станет нападать на Русь – разве это не устраивает Светораду? – а во-вторых, его брак с Рахиль, дочерью Шалума, уже не будет считаться главным, и родство с ними не будет иметь такой силы.

Закончив свою торопливую речь, Овадия перевел дыхание и пронзительно посмотрел на княжну. Грудь его вздымалась, он ждал ее ответа и боялся.

Светорада вздохнула. У нее все равно нет возможности отказать. К тому же благодаря этому браку ее родина на какое-то время получит передышку от набегов хазар. Что ж, она подчинится предстоящей участи. А то, что она не любит Овадию… Так у них на Руси есть пословица: «Стерпится – слюбится».

– Я постараюсь стать тебе покорной женой, Овадия бен Муниш.

Она величественно вскинула голову и бросила на него полный достоинства взгляд. В конце концов, если шад победит, она и впрямь высоко поднимется. Если, конечно, не погибнет вместе с ним…

Глаза Овадии увлажнились. Он протянул руку и кончиками пальцев коснулся ее нежной щеки. Ах, как же хотелось ее обнять!.. Но что-то в глазах княжны удерживало его. И Овадия сказал:

– Некогда я пообещал, что не стану неволить тебя. И я сдержу свое слово. Для всех ты станешь моей главной и любимой женой. Однако я не возьму тебя на ложе силой. Я буду ждать тебя.

Огонь в очаге отбрасывал на их лица мятущиеся отблески, было тихо, только потрескивал, сгорая, хворост. Овадия продолжил:

– Мой брат Габо признает, что ты очень красива, но не скрывает, что недолюбливает тебя. Знаешь, мне было предсказано, что меня погубит златовласая женщина. И Габо страшится этого. Но я не верю, что ты принесешь мне зло. Ты принесешь мне только радость… Самую светлую радость в моей жизни.

Его голос слегка охрип от волнения и страсти. Потом он резко встал и ушел.

Последующие дни были наполнены суетой и хлопотами. Уезжали и приезжали какие-то люди; прибывшие на лодках женщины, жены и родственницы хазарских тарханов, привезли все, что полагалось к свадьбе. Светораде не давали покоя, шили ей наряды, одаривали, болтали без умолку. А по вечерам начинались гадания и пляски шаманов. Их сошлось столько, что весь островок на помосте, казалось, содрогался от их плясок.

Светорада спрашивала у Овадии, не дивит ли людей, что у его невесты нет приданого? Улыбаясь, шад отвечал, что хазарские правители достаточно богаты, чтобы выбрать себе суженую по сердцу, а не как обычные караимы, которые вводят в род жену, везущую за собой в корзине петуха и десяток войлоков. Даже его брат Габо перестал волноваться по поводу мрачного предсказания. Он пил во время священнодействия жертвенную кровь черного барашка, вдыхал дым дурманящих трав, и ему было видение златовласой женщины-погубительницы, но Габо не признал в ней Светораду.

– Значит, подле тебя появится еще и другая? – спросила княжна, на что Овадия весело рассмеялся.

– А ты уже ревнуешь?

– Конечно, ревную! Разве не видно?

Овадия продолжал улыбаться, но огонек в его глазах погас. Нет, в их отношениях по-прежнему не было ничего, кроме обычного дружелюбия. Его невеста порой шутила с ним, но всегда мягко отстранялась, едва он хотел прижать ее покрепче. Может, Светорада и впрямь так холодна, как говорила ему о ней Мариам? И все же, вспоминая рассказ княжны, бросившей все ради любви к какому-то стрелку, Овадия начинал мечтать, что однажды в ее глазах появится нежность, и она кинется к нему на грудь, как в тот раз, когда ее пытались отравить, и Светорада искала у него защиты. Но тогда ее толкнул к нему страх, не любовь…

Тем не менее, шад был верен своему слову не принуждать княжну, и, когда после шумного свадебного пира шаманы осыпали новобрачных лепестками цветов и зерном, дабы жизнь их была счастливой и плодоносящей, а женщины отвели невесту в приготовленный для них брачный покой, он сдержал свою страсть. Овадия вошел в жилище, где, замерев и отодвинувшись к стене, тихо лежала Светорада, разделся и устроился на самом краю ложа.

Какое-то время они лежали молча, отвернувшись друг от друга. Светорада старалась прикинуться спящей. Но потом… Потом она и впрямь заснула. Все же прошедший день с его плясками, возлияниями и обрядами был очень утомителен. А Овадия, почувствовав, что ее перестала бить дрожь, и дыхание выровнялось, приподнялся на локте и долго смотрел на свою жену. Она спала тихо и доверчиво, такая хрупкая, светленькая, златовласая… Он сам себе казался подле нее каким-то чудовищем, мощным, волосатым, как зверь. Ему так хотелось разбудить ее дерзким прикосновением, подмять, взять по праву законного мужа и повелителя. Но Овадия не сделал этого.

А на другой день шад снова был весел и невозмутим, улыбался невесте, подносил положенные после первой брачной ночи подарки. Светорада ощущала смущение и вину перед ним. Поэтому, когда Овадия сообщил, что они скоро уедут, даже обрадовалась. Она не хотела смущаться женщин, расспрашивающих ее о близости с сыном кагана, не желала слышать предсказаний шаманов о скором прибавлении семейства. Княжна вообще не была уверена, сможет ли когда-нибудь родить. Вот от Стемы же не смогла… Но сперва Овадия решил удивить свою молодую жену еще кое-чем. В сопровождении небольшой свиты шад и его жена долго плыли по крепям, пока извивающихся среди зарослей тростника проток не стало меньше. А вскоре они и вовсе выехали на открытое сухое пространство. Здесь стояли юрты многочисленных хазарских родов, между ними играли дети, лаяли собаки, неподалеку от становища паслись стада. Светорада обрадовалась, увидев в одном из табунов свою серую в яблоках Судьбу.

– Отдохнем немного, прежде чем проедемся? – спросил у жены Овадия.

– А разве ты устал? – засмеялась Светорада. – Я – нет.

– Ну, тогда держись!

И он велел седлать кобылу жены.

Скачка всегда воодушевляла княжну. Свист ветра в ушах, ощущение полета, мощь подчиняющегося сильного и легкого животного. Они скакали рядом с Овадией, оставив далеко позади охрану, пока царевич не сделал знак сдержать лошадей.

– Ты слышишь? – спросил он.

Сперва она различила только свист ветра и легкое фырканье разгоряченных скачкой лошадей. А потом… Далекий и монотонный шум, летевший, казалось, из-под самых несущихся по небу туч.