При таких вот маловероятных обстоятельствах Канада приобрела еще одну постоянную жительницу. Катерина наотрез отказалась лететь нашим рейсом и, поскольку виза у нее в тот же день истекала, сгоряча попросила убежища. Задержался на сутки и я, добросовестно переведя ее заявление. Потрясение потрясением, но Катерина тут же ловко сочинила легенду, по которой на родине ей грозило чисто политическое преследование. Фигурировали в ней какие-то школьные друзья-коммунисты, которые грозились не простить Кате участия в обороне Белого дома, участвовал Зеленов, который, будучи штатным сотрудником ГБ, недавно узнал о демократических убеждениях Кати и пригрозил ей отомстить. Я бы не удивился этому обычному вранью, рассчитанному на недалеких иммиграционных чиновников, если бы автором его не была та самая Катерина, которая вчера еще, склонясь в греческом ресторане над бараньей котлеткой, уверяла АТ, что жизнь в глубокой провинции, пускай и на легких хлебах, не по ней и что будущее, безусловно, за Россией.

До города нас подбросила Жозефина. Неведомо как догадавшись о неладном, она дожидалась нас у дверей зала отлета, а потом – у иммиграционного офиса. Я сел на переднее сиденье и инстинктивно стал искать привязные ремни. Полагаю, что о роли новоявленной политической эмигрантки в жизни собственного мужа Жозефина тогда еще не знала. Зареванная Катерина сбилась в комочек сзади, помалкивая. Впрочем, английский у нее был прескверный, а о французском и говорить не приходилось.

– Какая грязь, какая мерзость! – Жозефина, выслушав всю историю, передернула плечами.- С кем связался мой бедный муж ради денег!

Как ты, Анри, можешь с ними иметь дело? Верлин – жулик мелкий и сравнительно безобидный, во всяком случае по призванию. Но этот Зеленов, с его бычьей шеей и привычкой жевать окурки! Этот скользкий Иван! И кто эти мифические покровители, о которых Верлин говорил за ужином?

– Боюсь, что их не существует,- чистосердечно сказал я.- Так называемый блеф.

– Катя,- Жозефина сочувственно обернулась,- я говорю о том, какие они все мерзавцы, но не думаю, что ваш Иван способен на убийство. Вы с ним сколько уже? Четыре года?

– Я теперь никому не верю,- всхлипнула Катя.- Никому. Я боюсь лететь домой, а там родители с ума сойдут. От вас можно будет позвонить, Анри? Спасибо.

– Вы уверены,- гнула свое Жозефина,- что правильно поступили?

– Конечно, нет! – выкрикнула Катя.

Через час в мою дверь уже стучался посыльный с пиццей. В доме обнаружилась недопитая бутылка коньяку. Катя плакала. Я принялся взывать к ее здравому смыслу и, кажется, переусердствовал, вполне поверив в собственные адвокатские аргументы. Безуглов в конце концов никому не давал отчета о своих финансах, и те сто с лишним тысяч вполне могли оказаться у него свободными. Да, доцент Пешкин с тех пор исчез, но разве не исчезал он до этого на долгие годы? Что же до носорога, то это было и вовсе смехотворно. Сенегальские ремесленники наводнили этими грошовыми поделками весь цивилизованный мир.

Выслушав мои речи, Катерина сначала успокоилась, потом покраснела, потом опять зарыдала.

– Мне уже почти сорок,- всхлипывала она,- как можно быть такой дурой! Он же мне не простит теперь!

– Простит,- твердо сказал я,- только я не уверен, что вам это нужно, Катя. Вот ваша сберегательная книжка, которую вы мне оставили на хранение. Этого хватит на три года скромной жизни. Поступите в университет, подтвердите свою ученую степень, найдите работу. Замуж выйдете за порядочного человека. Не понравится – вернетесь, тем более что Безуглов со всеми его комплексами вам все равно не пара. К тому же Алексей Борисович…

– Ну да. Он наверняка полагает, что я осталась ради того, чтобы быть к нему поближе. Я порядочная женщина, Анри, и никогда не стану отбивать его у этой безумной. Да и зачем? Любовь должна быть взаимной, иначе она ненастоящая.

Я постелил на пол спальный мешок, устроив Катю на своей постели. Через несколько минут она дышала уже глубоко и спокойно, а я не мог заснуть из-за полной луны, свет которой бил мне прямо в глаза.

"Какая чушь! – думал я в полусне.- Конечно, Катя – просто взбалмошная женщина. Никого он не убивал, Иван, никого не грабил.

А если нет? Если права взбалмошная женщина и доцент Пешкин с проломленной головой лежит сейчас под слоем палых листьев в подмосковной роще?

Тогда ей в Москве не поздоровилось бы. Способный на одно убийство пойдет ради спасения своей шкуры и на второе. Особенно если убил не вполне ради денег. Боюсь, что у бедного Ивана накопилось немало ненависти к этому человеку, фотографию которого Катерина до сих пор держала на письменном столе. А если так,- у меня вдруг похолодело под ложечкой, словно в самолете, ныряющем в воздушную яму,- есть один свидетель, который может донести на Безуглова. И этот несчастный – не кто иной, как я, Анри Чередниченко".

Мы встретились с Безугловым в шашлычной, за алой скатертью, уставленной остро пахнущими кавказскими закусками. Подали кисловатое красное и сладковатое белое. От водки я отказался. Иван ел с отменным аппетитом. Рядом со своей тарелкой он положил небольшой газовый пистолет, очень похожий на настоящий.

– Все-таки пережарен да и жирноват,- вздохнул он, отставляя в сторону свой шашлык,- да и "Мукузани", судя по всему, поддельное… Так о чем мы? Ты у меня объяснений просил? Будут тебе объяснения, только с предисловием.

– Какие предисловия?

– Твой секрет уже всем известен, Гена,- вздохнул Безуглов.- И что я могу тебе по этому поводу сказать? Знаменитой статьи УК еще никто не отменял, и ты в определенном смысле ходишь в этой стране по лезвию ножа.

– Зачем ты об этом? – чуть не поперхнулся я.

– К слову, к слову. А ты, Гена,- он вдруг не без нарочитости захохотал,- решил, что я тебя шантажирую? Ну, уморил! Мы же старые друзья. Ты кушай шашлык, кушай. Он не такой скверный. Я в страшном сне не подумал бы на тебя доносить. Тем более на Дональда.

– Какого Дональда?

– Ну, негритоса твоего. Или он мулат? Я, честно говоря, не разбираюсь. У них в посольстве тоже, наверное, не поощряются подобного рода дела? Ну-ну, успокойся. Дрожишь весь. На самом деле я почему завел разговор на эту тему? Потому что я тебе отчасти завидую. Никогда не знаешь, чего ожидать от баб! Ведь Катька зачем все это придумала? Во-первых, отомстить мне сам знаешь за что. Жить я с ней жил, а жениться, как ты сам знаешь, не торопился. Ну и всякие там мои подружки, сам понимаешь. Мужика в моем возрасте, естественно, тянет на девочек помоложе. Во-вторых, в этого Пешкина она всегда была влюблена по старой памяти. Глаза мне колола. Он, говорит, был гений, а ты молодой хищный буржуа. Сука. В-третьих, не достался ей Пешкин? Не достался. Он был, в смысле, и сейчас, наверное, такой же, бабник похлеще меня. Трахнул девочку,закружил ей голову и смылся с концами. Теперь смотри, друг сердечный. Татаринов за ней увивается всю жизнь. Письмишки там, эллоны, цветочки, сам знаешь. Это все херня, но имей в виду: через несколько месяцев наш аэд, вероятнее всего, станет человеком состоятельным. Вот тебе и соблазн для нашей барышни. С Жозефиной у него не вполне ладно, так что достаточно Кате поманить его пальцем, и он будет у ее ног. Впрочем, Гена, не хочу даже ее имени слышать. Опозорила меня, гнида, перед всеми. Всю обратную дорогу пришлось доказывать, что я не верблюд. На Библии клясться. А ведь так не полагается. Есть презумпция невиновности наконец! Ты, между прочим, последний, кому я даю эти объяснения.

– Мы могли бы навести справки у пограничников,- сказал я.- У них есть сведения обо всех, кто покидает страну.

– Значит, все-таки ты мне не веришь. Шеф верит, Алексей верит, девочки мои не сомневаются, и только ты один оказался в компании с этой грошовой б…

– Верю,- сказал я без большой убежденности.