Изменить стиль страницы

Егорышев закрыл глаза и положил трубку.

Больше идти было некуда. Разве только снова в Министерство геологии. Эта мысль мелькнула у Егорышева утром, на работе. Можно было сходить опять в Министерство геологии и спросить адреса геологов, участвовавших в экспедициях Гольдберга. Кто-нибудь из них мог знать Строганова.

На этот раз Егорышев не стал беспокоить заместителя министра. Он разыскал секретаршу, которая приносила личные дела, и попросил сказать адреса геологов, которые ездили с Гольдбергом. Был конец дня, секретарша куда-то спешила, и Егорышеву пришлось долго ее упрашивать. В конце концов она смилостивилась, и они спустились в подвал, где находился архив. Суровый, небритый архивариус достал с полки знакомые папки.

Егорышев записал на листочке, вырванном из блокнота, фамилии: Паторжинский, Мальков, Коровин и Николаенко. Архивариус хорошо знал их всех и тут же сообщил Егорышеву, что Паторжинский месяц назад уехал за границу, Коровин и Николаенко живут в Ленинграде, а Мальков в прошлом году вышел на пенсию и проживает у дочки, артистки театра имени Вахтангова, в Староконюшенном переулке. Про Гольдберга архивариус сказал, что это был человек огромного роста, такой же, как Егорышев, только весь обросший буйными черными волосами, которые торчали у него даже из ноздрей и из ушей. В свои шестьдесят пять лет он носился по коридорам министерства как вихрь, топая ногами и пугая секретарш своим зычным голосом, похожим на рыканье рассерженного льва.

— Да ведь недаром и имя было ему дано — Лев! — сказал архивариус. — Львиной повадки был мужчина. Многим не по нутру. Хотели его согнуть, да не вышло, он и в клетке себя показал.

— В какой клетке? — спросил Егорышев.

— Очень просто, в какой, — неохотно ответил архивариус. — Поехал он в сорок восьмом году на Север искать свой Алый камень, а спутник его, паршивенький один человечек, донос написал, будто Гольдберг задумал за границу убежать и унести с собой план важных месторождений. Там же, на Севере, арестовали Гольдберга и засадили в тюрьму.

— Но ведь это клевета была.

— В то время клевете верили. На Гольдберга давно косились. Из-за его фамилии, а главное, конечно, из-за того, что он за правду стоял, ничего не боялся и о пользе государственной пекся. Такие люди у Берия да у Кагановича поперек горла стояли… Многих честных коммунистов они тогда уничтожили. Только у Гольдберга характер оказался особого сплава. Не иначе как с примесью того самого Алого камня, который он всю жизнь искал. Сидя в тюрьме, написал он научный труд об Алом камне, и такой этот труд оказался .важный, что через три года его освободили. В тот же час собрался он и уехал в новую экспедицию.

— Ну и что же, нашел он свой Алый камень? — с любопытством спросил Егорышев.

— Про то никому не известно,—сухо ответил архивариус. — Это дело секретное, особой государственной важности.

Так Егорышев впервые услышал об Алом камне.

…Спрятав в карман бумажку с адресом Малькова, он отправился в Староконюшенный переулок.

Роман Сергеевич Мальков был мужчина еще не старый, широкоплечий, крупный, с коричневым бритым черепом и узловатыми руками, похожими на корни могучего дуба. Увидев его, Егорышев подумал, что, должно быть, Гольдберг подбирал людей под стать себе.

Мальков провел гостя в светлую квадратную комнатку, где почти совсем не было мебели. У стены стояла походная алюминиевая кровать, накрытая байковым одеялом, у окна — письменный стол, заваленный разноцветными —кусочками проводов, какими-то проволочками, катушками и обрывками изоляционной ленты. Стены до потолка были обклеены зелеными, оранжевыми и красными квитанциями, которые выдаются любителям-коротковолновикам за установленные связи. Судя по количеству квитанций, Мальков был заядлым радиолюбителем. Так оно и оказалось. Разговорившись, Роман Сергеевич с гордостью сообщил, что имел двустороннюю связь с Германом Титовым, когда тот пролетал над Москвой на своем корабле «Восток-2».

О Строганове Мальков сразу же сказал, что знает его, они вместе были в экспедиции в пятьдесят втором и в пятьдесят третьем годах в Красноярском крае. Услышав это, Егорышев обмер и несколько минут не мог произнести ни слова, а Мальков, сидя на кровати, спокойно смотрел на него маленькими мудрыми серыми глазами.

В одну секунду буря мыслей пронеслась в голове Егорышева. Ответ Малькова не был неожиданным, и все же этот ответ ошеломил его. До сих пор Матвей Строганов, хотя и появился из небытия, находился где-то очень далеко, сейчас он сразу приблизился, приблизилось и то грозное, неотвратимое, что нависло над жизнью Егорышева.

Кое-как придя в себя, он спросил первое, что пришло ему в голову:

— Почему же фамилии Строганова нет в списке, который хранится в министерстве?

— Очень просто, — ответил Мальков, — потому что нашу партию Гольдберг комплектовал в Москве, а Строганов присоединился к нам в Борске, где мы остановились, поджидая свой багаж.

— Как же получилось, что он к вам присоединился?

— У Паторжинского в Москве тяжело заболела жена, Он получил телеграмму и уехал. Мы хотели отправиться дальше вчетвером, но тут Гольдберг случайно познакомился со Строгановым и сразу взял его, потому что Строганов, так же как и все мы, специализировался на никеле и кобальте. Нам просто повезло, что мы натолкнулись на него.

— Но ведь, кажется, он состоял в какой-то другой партии?

— Да, он числился в партии профессора Алексеева, но по какой-то причине отстал от этой партии и пришел в Управление геологии просить, чтобы его отправили вслед за Алексеевым. Отправить его почему-то не смогли, и Гольдберг предложил ему поехать с нами.

— А Строганов вам ее говорил, почему отстал от своей партии?

— Нет. Он вообще показался нам каким-то замкнутым и мрачным. Мы догадывались, что у него произошло несчастье. На его лице виднелись свежие следы ожогов… В Управление геологии он явился, выписавшись из больницы.

— Расскажите, пожалуйста, еще что-нибудь о нем, — попросил Егорышев.

— Ну что же вам рассказать… Я с ним работал только один сезон, причем этот сезон был нетипичным, мы все находились в особых условиях, и настоящего характера Строганова я не мог узнать…

— Почему?

— Видите ли, некоторые обстоятельства давали нам основание предполагать, что мы найдем в избранном районе то, что искали, на деле же получилось иначе — мы ничего не нашли, и так как это была не первая наша неудача и даже не десятая, а, наверно, уже тридцатая или даже сороковая, мы все упали духом, расстроились. Кроме Льва Алексеевича, конечно… Он-то был бодр, полон энергии и, как всегда, успокаивал нас… Упал духом и Строганов. Для него такая неудача была непривычной. К тому же он и вообще был подавлен…

— Вы искали Алый камень? —спросил Егорышев, Мальков опустил глаза, помолчал и спросил:

— Откуда вы знаете об Алом камне?

— Я ничего не знаю. Просто слышал в министерстве.

— Да. Мы искали Алый камень.

— А что такое Алый камень? Почему прежде я никогда не слышал о нем?

Мальков встал, прошелся по комнате и остановился у окна, за которым был виден силуэт Министерства иностранных дел.

— Мне трудно вам объяснить… В общем это то, что в наше тревожное время принято называть стратегическим сырьем… — медленно, выбирая слова, ответил он. — Мы, геологи, между собой называем так металл, открытый около трехсот лет назад, но только недавно начавший широко применяться в некоторых отраслях промышленности. — Мальков посмотрел «а Егорышева, подумал и продолжал: — Ну, чтобы для вас сразу стало все ясно, скажу, что этот металл добавляется в сталь, из которой изготовляются ракеты, спутники Земли и оболочки для атомных реакторов. Этот металл придает стали высокую прочность, позволяющую ей выдерживать огромные космические перегрузки…

— Понимаю, — тихо сказал Егорышев.

— Но этим не исчерпывается значение так называемого Алого камня, — увлеченно сказал Роман Сергеевич. — Он настоящий металл будущего. Недавно им заинтересовались биологи. Они обнаружили, что этот металл, примешанный в пищу, стимулирует развитие живых организмов. Домашние животные — коровы, свиньи, овцы, которым назначался специальный рацион с примесью Алого камня, — быстро прибавляли в весе и, что еще важнее, приносили обильное и необыкновенно жизнеустойчивое потомство…