Изменить стиль страницы

Глава 4

Сильные не от мира сего

Мало войти в историю. Нужно всем объяснить,

что в историю вошел именно ты.

Кто-то из древних

Роковая флорентийская женщина Джиневра в очередной раз встретила скупое женское счастье. Кто-то находит суженого на рыцарском турнире, Кто-то — на вечеринке по поводу снятия копии с Грааля. Джиневра нового, касатика выловила в море, когда полоскала белье.

Молодой флорентийский врач Роки Маринелло был позором своего рода. В семье потомственных моряков он оставался единственным, кто не умел плавать и завязывать шнурки морским узлом. Молодожены идеально подходили друг другу.

Венчать Роки и Джиневру взялся кардинал Оливьетти. Это был молодой и подающий в разные стороны надежды кардинал, который собирался баллотироваться на должность папы римского.

— Вообще-то, — говорили вокруг, — это нереально, пока жив Сикст IV.

— Ваш Сикст № 4, — возражал на это Оливьетти, — не жилец. А я жилец.

И действительно, кардинал любил подолгу и бесплатно жить в домах у богатых людей. Сейчас он жил у Маринелло, и потомственные моряки решили — раз уж кормим этого говорливого типа, пусть отрабатывает на свадьбе.

Поглазеть на венчание собралось все городское население.

* * *

Тем временем в родовом замке Медичи обострилась обстановка. Когда дело касалось истории, диктатор был неумолим.

После развала Римской империи потомки великих патрициев потеряли не только дань и наложниц, но и былую славу и величие. Теперь первые страницы летописей занимали другие государства. Их достижениям пели дифирамбы, их считали вершителями истории и двигателями прогресса.

От переполнявших эмоций лицо диктатора стало пурпурно-красным. Виски были предусмотрительно облеплены пиявками. Но это мало помогало. Придворные знали — в таком состоянии Лоренцо Медичи лучше не трогать.

— Где же Леонардо? — громко, чтобы услышали затаившиеся под дверью мать и жена, крикнул Лоренцо. — Я полчаса назад приказал послать за ним.

— Занят, — приняла удар на себя маменька. — Рисует на свадьбе.

— Как? Лидер республики в критическом состоянии, а придворный изобретатель занят? Дожили! А вот до его возвращения я доживу вряд ли.

Лицо диктатора приобрело багрово-синюшную окраску. Пиявка с левого виска захлебнулась и упала замертво. Лоренцо полегчало. Ему всегда становилось легче при виде чужих страданий.

— Вы, маменька, надеюсь, прочли последний номер императорской летописи «Сильные не от мира сего»? — спросил Медичи.

— Конечно. Статья про ядовитые духи Клеопатры очень даже практична... Кстати, как вам мои духи?

— Какие духи? Мировая экономика на пороге золотого дефолта. Французы научились делать из свинца золото!.. — вторую пиявку постигла участь первой.

— А я давно говорила, что наш изобретатель худший в Европе. Даже шведы, и те изобрели туалетную бумагу. А Леонардо, что сделал он?

— Предложил нарезать эту бумагу на квадратики и использовать в качестве салфеток, — парировал Лоренцо. — Ладно, хватит валяться. Одеваться мне!

Диктатор уже чувствовал, что смерть двух пиявок не была напрасной: в голове слегка прояснилось, и даже вызрел какой-никакой план.

Появившийся камердинер, повинуясь жесту хозяина, извлек из шкафа лучший парадный мундир, который Медичи надевал лишь по самым большим праздникам: на отречения и поминки друзей-императоров.

— Это мы еще посмотрим, чей изобретатель лучше, — ехидно улыбнулся диктатор.

* * *

Флоренция бурно праздновала рождение новой ячейки общества. Для этого имелись две веские причины. Во-первых, горожане разминались перед празднованием Дня Республики. Во-вторых, боролись с трезвостью — по тем временам худшим из пороков.

Леонардо исполнял роль свадебного художника, которому пришлось запечатлеть празднество в эскизах. Занятие само по себе неблагодарное. Потом каждый из гостей начнет возмущаться, что лицом в салате спал не он, и требовать, чтобы художник перерисовал заново. Поэтому Леонардо никогда не соглашался на такую работу. Он и сейчас не понимал, как дал себя уговорить. Да еще бесплатно.

Кардинал Оливьетти по собственному почину исполнял роль свадебного генерала.

— Горько! Горько! — вопил кардинал, пока ему не дали запить аджику вином.

Молодожены не могли не уважить столь почетного гостя, каждый раз вскакивали и целовались.

В один из таких моментов в зал вошел правитель республики. Гости аплодисментами встретили Лоренцо Медичи.

— Тост! — объявил законно избранный диктатор. — Предлагаю выпить за молодых, ибо как говорится, сед семел инсанивимус омнес.[9]

— Браво! — захлопали в ладоши гости, хотя едва ли ктонибудь что-нибудь понял.

Медичи выждал, пока зал успокоится, и продолжил:

— Флорентинцы! Через неделю День Республики. В этот благословенный праздник я хочу преподнести подарок жителям нашего города. Мешок с золотом получит тот... — Лоренцо выдержал многозначительную паузу, чтобы сумма дошла до затуманенных мозгов горожан, — кто прославит Флоренцию и попадет в европейскую летопись «Сильные не от мира сего».

Идея заставить горожан поработать на имидж республики была первым шагом в пиаркомпании диктатора. Вторым шагом Лоренцо Медичи планировал воссоздать великую Римскую империю.

* * *

Укрывшись от любопытных глаз в кабинете диктатора, Леонардо и Лоренцо Медичи озаботились предстоявшим празднованием Дня Республики.

— Лео, я надеюсь на тебя. Приедут правители всех великих держав. Мы должны удивить чем-то грандиозным, — возбужденно расхаживал по комнате Лоренцо Медичи. — Фейерверки, католический хор, медведи... все это банально. Может, сжечь город?

— Было. Нерон уже сжигал Рим. В 64 году.

— Эх, — раздосадованно махнул рукой диктатор. — А что если устроить соревнования по разным видам спорта?

— Тоже было. Олимпиады с 776 года до нашей эры. У греков.

— Вот видишь! Все гениальное придумано до нас, — возмущался несправедливостью диктатор. — Остаются фейерверки, католический хор, медведи...

Обиженный диктатор надул губы, как это умел делать он один, сел в позу роденовского мыслителя и призадумался.

— Есть у меня одна идейка, — прервал затянувшуюся паузу Леонардо. — Новая игра. Бычий пузырь называется.

— А поподробнее? — встрепенулся диктатор.

— Играют две команды по одиннадцать человек каждая. Надутый бычий пузырь в руки брать нельзя. Играют ногами. Кто за девяносто минут забьет больше пузырей в ворота противника, тот и победил.

— А кто проиграл, — просиял Лоренцо, — проставляет победителю пузыри с вином, в эквивалент пропущенным мячам.

— Отличная идея, диктатор.

— Вот только одна загвоздка, — помрачнел Медичи. — Экономика Флоренции еще не оправилась от неурожая маслин. Теперь ей угрожает уничтожение быков. Извини, после празднования игру придется запретить.

Лоренцо порылся в карманах массивного красного халата и извлек свинцовый брусок:

— Это тебе мой подарок.

Леонардо недоуменно посмотрел на кусок дешевого металла. Лоренцо поманил его пальцем и прошептал на ухо:

— Только между нами: французские алхимики научились делать из свинца золото. Через несколько недель этот слиток сравнится в цене с золотым.

«Жаль только, — подумал Леонардо, — что не свинец подорожает, а золото подешевеет. Ладно, попробую изобрести из слитка что-нибудь для водолазов. Ботинки, например...»

— У меня к тебе будет еще одна просьба, — диктатор не дал сосредоточиться на новой, очень перспективной идее. — Есть у меня мечта. Хочу покорить небо. Летать, как сокол, под самыми небесами. Но не один. А со своей армией. Капиат куи капере потест.[10]

Да Винчи немедленно отреагировал:

вернуться

9

Sed semel insanivimus omnes — однажды мы все бываем безумны (лат.)

вернуться

10

Capiat qui cape re potest — лови, кто может поймать (лат.)