Уже лучше. Теплее. Хорошо. Плохо другое.

Выходит, что Машкин визит к экстрасенсу был не напрасен. И видение синей папки на столе не случайно. Папочка имеет место быть во всей этой истории. Спрашивается, а остальные девять загадочных фигур с Гришенькой во главе, что тоже увидены Марьей, — неспроста? Вот это совсем не есть хорошо. Категорически плохо. Потому что совершенно ни к чему нам такие сложности с Союзом Девяти. Какая запущенная история. Куда ни ткни — всюду фантастические теории. Н-да, нехорошо».

— Толь, ты папку эту сожги, я тебя прошу. — Оля беспокойно заерзала на подоконнике.

— Не знаю, наверное, не стоит. — Печкин пребывал в сомнениях.

— Стоит, стоит. Большие знания рождают большие печали. За точность не ручаюсь, но смысл именно такой. Как же чешется эта зараза! — Галкина исступленно постучала кулаком по гипсу.

— Я подумаю, Оль. Не трогай свой гипс. Ты лучше вспомни: ты эту папку у кого-нибудь еще, кроме Гришки, видела? Вспомни.

— Вроде нет. Но я попробую сосредоточиться, только сегодня уже ничего не получится. Голова что-то разболелась.

Пульсировал затылок. И пульсировал нехорошо. Тошнота подкатывала к горлу и рвалась наружу.

«Выпить цитрамончик, что ли?» — подумала Оля и засобиралась в больничную палату.

— Проводи меня, Толь. Мне таблетки надо выпить.

Печкин, бережно поддерживая страдалицу, отвел Олю в палату и еще немного посидел у ее кровати.

— Вот такие дела, Илюха. — Печкин скрестил руки и уставился в окно.

— И что делать будем? — зевнул компаньон. Перелет, бессонная ночь и постоянная тревога не прошли для него даром.

— Ты понимаешь, какая штука. Я тут в Интернете рылся, и вышло у меня, что основной задачей Союза Девяти является, грубо говоря, недопущение ими в свет всяких потенциально сильно опасных открытий. Ну и если изобретение Вольского к сей категории относится, то он, конечно, мог заинтересовать этот Союз. При допущении, что Союз существует. Но допущение это мне крайне неприятно.

— Тут ты не одинок. Выходит, изобрел он некую энергетически выдающуюся штучку, которая обладает огромным разрушительным потенциалом. Изобретение вызвало интерес у определенного круга лиц. С Вольским поговорили, и он счел за лучшее папку уничтожить. Но не успел. Папочка попала в руки третьего персонажа, видимо, не связанного с таинственным Союзом. При этом персонаж жив, здоров, хулиганит, безобразничает на полную катушку, покушается на чужую жизнь. И к нему претензий Союз не предъявляет. Что бы это значило?

— Только то, что содержимое папки уже не несет угрозы, если Союз существует.

— Согласен, — подавил зевок Илья и продолжил: — Кстати, водичка оказалась самой что ни на есть обыкновенной дождевой. Но если допустить существование этого Союза, тогда вообще можно черт знает до чего дойти.

— Ага, или не дойти. Кто ж нам разрешит? Точнее, нам не дадут. Хотя я пока в здравом уме и твердой памяти и верить во все эти потусторонние штучки не намерен. Будем отталкиваться от живых и процветающих кандидатов на роль злодея. Кофе будешь? — обратился он к напарнику.

— Буду и кофе, и пожрать буду. И покрепче кофе желательно. А то сейчас вырублюсь окончательно, — жалостливо простонал Илья. — Только погрузились мы в самолет, как началось. Вылет задерживается. Ладно, думаю, переживем. Три часа переживал. Думаю, все, закончились мытарства. Дудки. Подлетаем к Москве. И начинаем кружить над городом. Опять двадцать пять. Наконец приземлились. Обрадовались. И зря. Не тут-то было.

Опять задержка, сидим, как дураки, не выпускают нас из салона. А когда выпустили, утро было в разгаре. Не спал я всю ночь. И предыдущую тоже не спал. Получается вторая бессонная ночь. Устал как собака. Главное, что во Францию мы долетели всего за два часа. Ну, ты помнишь, я тебе говорил. А обратно — все семь. Словно издевается кто-то над нами.

Печкин сварил кофе, нарезал колбасы, сыра и хлеба. Достал масло. И пригласил Илью к столу.

— Ешь, пей и слушай.

— Вот спасибо. А сахар где?

— Сахар перед тобой. Может, махнем по рюмашке?

— Согласен. Давай свой «Бисквит».

Печкин разлил коньяк по узким рюмкам. Они выпили не чокаясь.

— Отлично, друг. Я готов и весь внимание.

Печкин задумчиво оглядел бутылку, почесал переносицу, взмахнул рукой и, крякнув, налил еще по одной.

— Между первой и второй…

— Ты спрячь лучше коньячок, а то мы до обсуждения не дойдем, пока все не вылакаем, — с сожалением протянул Илья.

— Спрячу, спрячу, не боись. Н-да, веселая история. Короче, ситуация на сегодня следующая. Оля в больнице, готовится к выписке. Покушений больше не было. Все тихо, спокойно. Тьфу-тьфу. — Печкин сплюнул и постучал по столешнице.

— Сергеева жива пока. Последнее неудачное покушение состоялось во Франции, под твоим непосредственным надзором, за что тебя похвалить никак не могу. Потому что неправ ты, Илюха, ох неправ. На кой черт я тебя послал с ней в Ниццу? Чтобы ты, мудрый и крепкий орешек, охранял и защищал хрупкую девушку. А ты что? Про-мор-гал. Нет, про-спал. И сейчас, по-моему, спишь на ходу.

— Не на ходу, а на стуле, — подавил зевок товарищ.

— Замечание не по существу, друг. В итоге те, кто пытался Марью утопить, остались за кадром. Хреново, друг, хреново.

— Виноват, исправлюсь. Ты думаешь, я не переживаю? Я сам чуть не помер от шока, — пожаловался Илья. — Гляжу, а она лежит, не дышит. Все, думаю, и мне жить незачем.

Повисло тяжелое молчание.

— Ты серьезно, все так далеко зашло? — удивился Печкин.

— Ну, э-э-э, да.

Илья отвернулся к окну и растворил его. Высунулся по пояс и глубоко вздохнул. Замер, затем закрыл окно и медленно продолжил:

— «Любишь — женись», как сказала одна популярная шутница. Надеюсь, Машка мне то же самое предложит.

Печкин покосился на приятеля.

— Почему она тебе предложит, я не понял?

— Потому что я ей предложение руки и сердца уже сделал, правда, мысленно. То есть телепатически, — грустно поведал детектив.

Печкин удивился.

Старею я, что ли? Отстал от жизни, точно. Передача мыслей на расстоянии. Надо все переварить. Он смутился. Процесс переваривания застопорился. Ну и наплевать на него. Мы пойдем другим, проверенным путем.

— Придется повторить процедуру. — Они выпили еще по одной.

— Ты какую процедуру имел в виду? Коньяк или предложение? — спросил, пребывая в некотором оцепенении Илья.

— И то, и другое, — после паузы изрек Толик. — Коньяк надо допить, чего там осталось-то, совсем на донышке. И с Машкой надо поговорить, только вслух. Высказанная вслух твоя оригинальная мысль быстрее дойдет до девушки.

Выпили еще по одной.

— А она сказала, что должна подумать. Сколько будет думать, непонятно. Но долго я не выдержу. — Илья погрозил пальцем.

— Не понял. Ты ж телепатировал ей. Каким же образом она смогла тебе ответить?

— Как, как! Мысленно и ответила. Чудит Машка. — Глаза Ильи заволокло туманом.

Печкин напрягся, достал сигареты и закурил.

— Спятили мы все. Точно спятили. Передача мыслей на расстоянии. Это психушка.

— Толь, ты что, вообще ничего не понимаешь? Я тебе говорю, чудит Машка, — заорал Илья.

— Понимаю. Согласен. Чудит Машка. Ты, главное, не переживай. Все мы иногда чудим. Особенно после стресса. — Печкин успокаивающе потрепал Илью по плечу. — Женщины — трудные люди. И устроены по другому принципу. Принцип называется — тонкая душевная организация. От этой организации женской у мужиков одна головная боль. Ты особо не переживай. Олька моя тоже чудит. Я думаю, это оттого, что она все время подвоха ждет.

Выпили еще по одной.

«А хорошо сидим. Главное, все становится таким ясным и логичным. Вот именно в такой момент и надо принимать серьезные решения. А то все спешишь куда-то, бежишь, не успеваешь. А вот оно — решение, рядом».

— А что по поводу Дениса и Иллариона новенького? — попытался сосредоточиться Илья.