— А может, это как в сюжете у Конан Дойля. Я имею в виду — спрятать вещь на самом видном месте, — всполошилась начитанная Марья. — И тогда эту вещь никто не сумеет найти.

— Сомневаюсь я, чтобы он читал Конан Дойля. Слишком замысловато выходит. Нет, я думаю, он бы спрятал так спрятал. А тут ерунденция полная. — Илья потыкал вилкой в салат.

— Так ты думаешь, он папку не прятал? То есть папку ему подбросили? — Машка пришла в состояние некоторого волнения и начала чесаться.

— Да, вроде так. По крайней мере, Печкин так думает. Вернее, думал. А теперь как услышал, что мы их здесь увидели, так передумал. А я склонен думать, что его первое предположение — верное.

— Значит, по-твоему получается, что подбросили. А кто подбросил? Кто? И где Гришка?

— Маш, кто подбросил, не знаю, думаю, что Илларион Игнатьев. По крайней мере, он входит в список подозреваемых. А Вольского Толька не нашел. Пока не нашел, — Илья принялся уничтожать салат.

— Господи, а самое-то главное, что в папке? — Марья вцепилась в руку Ильи.

Илья с нежностью посмотрел на Машку и поцеловал ее ручку.

— А в папочке той волшебной, Маш, какие-то расчеты сложные и формулы заковыристые. Печкин говорит, что ему без специалиста не разобраться. А специалиста еще найти нужно.

— И что, вообще ничего не понять из этих расчетов? — Машка решила ручку не убирать. Кто его знает, этого телохранителя.

Илья поцеловал ручку еще раз. Машка поняла, что приняла верное решение.

— Толька говорит, что понять он ни фига не смог. Ни одного слова там приличного не было, только термины какие-то математические, так что кругом одни загадки сплошные.

Они замолчали. Погруженная в тяжелые раздумья Машка внезапно выпалила:

— Для полноты картины нам не хватает только Иллариона здесь встретить.

— Я думаю, что мы его еще встретим, — усмехнулся Илья.

— Ну что, в номер пойдем или на пляж, ты как? — Мужчина переложил всю тяжесть решений на хрупкие плечи своей любимой.

«Какой пляж, какой пляж! Мне бы в себя прийти».

— Нет, в номер, я должна отдохнуть. А попозже сходим на пляж, — моментально отреагировала Марья.

Они расплатились кредитной картой и медленно побрели в отель.

У стеклянных дверей отеля Машка зачем-то оглянулась.

Неприятное какое-то ощущение. Будто кто-то в микроскоп тебя разглядывает. И скоро начнет препарировать. Ну и мысли в голову лезут. Обалдела совсем от жары и приключений. Голова кружится даже. Интересно, напросится он ко мне в номер или нет?

Но этот сложный вопрос разрешился очень легко и быстро.

В холле отеля в кресле вальяжно восседал Илларион Игнатьев собственной персоной.

— Вот тебе бабушка и Юрьев день, — оторопела Машка.

Накаркала, называется. Именно накаркала.

Машка замерла у стойки портье, а потом со вздохом обратила горестный взор на Илью. Тот поцеловал Марью в макушку и решительно направился к Иллариону.

— Ну и сюрприз! Привет, Илларион. Ты здесь отдыхаешь?

Игнатьев широко улыбнулся.

— Некоторым образом отдыхаю, а вообще-то дела у меня здесь. — Илларион размашисто взъерошил волосы.

— Какие же дела? Неужто охранные системы устанавливаешь? — Илья постарался улыбнуться еще шире.

— Да нет. Дела у меня здесь наследственные. Прабабка умерла. Встречаюсь с адвокатами, ну и прочие дела. — Игнатьев откашлялся. Бледно-синие глаза его забегали.

— Очень интересно. Ладно, мы еще, надеюсь, встретимся и поговорим. До встречи. — Илья вернулся к Машке, потянул ее за руку и поволок к лифту. Илларион внимательно посмотрел им вслед.

— Н-да, легок на помине. Это уже ни в какие рамки не лезет, — стонала Марья.

— Не дрейфь, Маруся, прорвемся, — легкомысленно ответил Илья и строго добавил:

— Тебе сейчас одной быть нельзя. Я к тебе в номер, и без пререканий, пожалуйста.

— Ну, раз нельзя, значит, нельзя, — ответила покладистая Машка.

«А я еще сомневалась. Все-таки права народная мудрость: все, что ни делается, все к лучшему. Да, философски надо относиться к жизни. Ведь жизнь, люди, природа и все, что нас окружает, это по большому счету, есть такая теория, одна большая иллюзия. Иллюзия жизни, смерти и любви. Вот ведь и от Игнатьева может быть польза. Чудеса!»

— Я в душ, а ты тут располагайся пока, — распорядилась Машка и исчезла за матовой дверью ванной комнаты.

Затем все было чудесно, волшебно и феерически. Как в душещипательных дамских романах. Идеальная пара и идеальные отношения. Мужчина, женщина и секс.

Машка то краснела, то хихикала, вспоминая последние два часа своей жизни. Да, день прошел не зря. Ей было так хорошо, что хотелось поделиться, выплеснуть свое состояние радостной невесомости на весь мир.

Илья уснул. Он спал крепко и сладко. Машке стало жаль будить его. Но и находиться в таком состоянии одна она не могла. Марья решила пойти к морю.

Наскоро нацарапав записку о своих планах, Сергеева отправилась на пляж, беспечно помахивая легкой сумочкой.

Отдыхающих и загорающих было немного. Машка расположилась под полосатым тентом. Ее распирали эмоции. Они требовали активных действий. И Машка решилась. Она вступила в спокойные воды Средиземного моря. Сначала по колено.

Нет, слишком мелко. Она зашла подальше. По пояс. Нет, опять мелко. И, глубоко вздохнув, Машка отправилась вперед. Решив все-таки немного остудить свое счастье, Сергеева решительно попрыгала на одной ноге, затем — на другой и наконец на обеих ногах сразу. Море было спокойным и прозрачным. Машкины глазки отлично различали мелкие ракушки на песчаном дне.

«Жаль, что я плавать не умею. Сейчас бы заплыть лихо к самому горизонту».

Машка посмотрела на небо. Даже небеса были французскими: какими-то изысканными и душистыми.

«Боже, какая же я счастливая! Говорят, что нельзя бурно радоваться. Потому что вслед за бурной идиотской радостью обязательно наступит полоса горечи. Так говорят. Что ж теперь, всему верить? Нет.

Интересно, а если очень сильно страдать, то, выходит, потом обязательно свалятся океаны счастья? Что-то не верится. Все, что удваивается, то и утраивается. Это больше похоже на правду».

Неожиданно кто-то дернул Машку за ноги, дернул сильно, а главное, внезапно. Марья оказалась под водой. Она и сообразить-то ничего не успела. Поперхнулась и задохнулась водой.

«Я тону, нет, меня топят. Господи, помоги!»

Машка попыталась сопротивляться, но сил у противника оказалось гораздо больше. «Илья в номере. Он меня не спасет. Это опять из-за Гришки. Но я же ничего и никого не нашла и не выяснила. Гришенька, спаси меня, выручи. Помоги мне еще разок».

Мысли в голове у Марьи сплетались в косички, а затем завязывались в крепкие узлы. Вдруг она почувствовала, что больше никто ее ноги не держит. Но всплыть на поверхность силенок не хватало.

«И это все? Совсем не страшно. Даже странно».

Теперь она испытывала не ужас, а странное чувство удовлетворенности и покоя.

«Хорошо», — подумала Машка перед тем, как полностью отключиться.

— Маня, в луже не утонешь, — зашептали ей в ухо.

Сергеева открыла глаза. Она лежала у самой кромки воды.

Зрение ее никогда не подводило. Кроме того, Машка слышала Гришкин голос.

«Здесь, во Франции? Вольский?»

Вместе с удивлением вернулся и ужас пережитого.

Окончательно очнулась она оттого, что рядом хлопотал синий от волнения и переживаний Илья.

— Илюша, я жива, ты не волнуйся. А где Гришка?

— Ты дыши, дыши, — по лицу мужчины разливалась густая зелень.

— Где Гришка? — Машка еле дышала, ее тошнило.

— Какой Гришка? Нет здесь Гришки. Ты чуть не утонула. Какой-то мужик вытащил тебя на берег. — Зелень мужских глаз начала отдавать легкой голубизной.

— Меня вытащил Гришка. Я его слышала. Он меня спас. Где он?

— Тебя вытащил француз, я не успел его остановить, он очень быстро смылся. Был, и нет его, — терпеливо объяснял Машке Илья.

— Я знаю, что это был Гришка. И сил спорить с тобой у меня нет.