ГЛАВА 24

Блайт стояла на потертом ковре, оглядывая свою спальню. Все здесь было так, как и четыре месяца назад, впрочем, не совсем так. Сейчас комнату освещала свеча, поставленная Блайт на ночной столик около кровати. Странно, впервые они с Рейдером остались совершенно одни, за закрытой дверью, в полной уверенности, что им никто не помешает, а Блайт чувствовала какую-то неловкость.

– Столько всего произошло за это время, а моя комната осталась точно такой, как в то утро. Подумать только: шторм, «Гурман», корабли Лонг Бена, французы…

– Да, весьма странные повороты судьбы, – согласился Рейдер. – Судя по всему, сейчас мы должны были бы находиться или на морском дне, или в лапах Бена, или в доках, в ожидании виселицы.

– Да, но мы здесь, – заметила Блайт, не решаясь заговорить об их будущем.

Очевидно, этот вопрос был написан у нее на лице, потому что Рейдер произнес:

– Что касается меня, то я вполне доволен теперешним положением. У меня нет никакого желания еще раз испытывать судьбу.

«Он прав, – подумала Блайт. – Нам пришлось столько пережить за последние четыре дня, что мы не имеем права больше рисковать». Облегченно вздохнув, Блайт улыбнулась.

– Спасибо, что был так добр с моим отцом. Он очень хороший и заметно изменился за эти четыре месяца, хотя порой все еще ведет себя как ребенок.

– Твой отец показался мне весьма разумным человеком, – искренне ответил Рейдер, любуясь Блайт: роскошные волосы, мраморные плечи, тонкая талия. – Твой отец очень любит тебя и мало заботится о том, что о нем подумают другие. Это замечательное качество. Впрочем, я бы не стал обижаться, если бы он задал мне хорошую взбучку за то, как я поступил с тобой, – улыбнулся Рейдер.

– Но теперь ты совсем другой. Ты ведь больше не пират, – напомнила Блайт, целуя его.

Улыбка Рейдера медленно погасла.

– Господи, из-за отсутствия какой-то ничтожной бумаги я и вся моя команда сейчас бы уже болтались на виселице…

Да, какая горькая ирония! Все решает клочок бумаги. Без документа он считается разбойником и должен быть казнен за свои грехи, а с документом за те же действия его считают героем и порядочным человеком. Какое лицемерие! Однако рядом с Блайт Рейдер начал по-другому смотреть на многие вещи. Он понял, что вполне может вести другую жизнь, конечно, если Блайт захочет остаться с ним.

Блайт с обожанием посмотрела на мужа, и по ее телу пробежала сладкая дрожь. Господи, как же он красив! Она так любит его и никогда не перестанет его желать!

Признаться, сегодняшнее поведение Блайт поразило Рейдера до глубины души. Когда понадобилось защитить его от верной гибели, она оказалась такой находчивой, смелой, изворотливой, обольстительной и высокомерной, прямо на глазах вдруг превратившись в добропорядочную неприступную особу. Найдется ли теперь в ее респектабельной жизни местечко для похотливого беспокойного повесы, который и раньше-то никогда не вписывался в общество порядочных людей?

– Иди сюда, – позвала Блайт, придвигая к камину плетеное кресло.

Ее позабавила внезапная робость Рейдера. В его глазах ясно читалось беспокойство и нерешительность. Блайт мысленно поклялась сделать эту ночь незабываемой.

Усадив Рейдера в кресло, она стащила с него сапоги, затем чулки и опустилась на колени у его ног. Потом Блайт начала медленно расшнуровывать лиф своего платья, обнажая полные груди с манящими коралловыми сосками. Рейдер судорожно вцепился в подлокотники кресла, жадными глазами пожирая ее тело. Как истинная искусительница, Блайт еще ниже спустила платье.

– Для тебя, Рейдер Прескотт, мой пират-любовник. Эта ночь для тебя, – прошептала Блайт.

Расстегнув пуговицы на бриджах, она закатала повыше каждую штанину и прижалась грудью к его обнаженным ногам. По телу Рейдера прошла крупная дрожь. Он наблюдал за волнующими движениями Блайт, ощущал прикосновение ее сосков и не мог даже пошевелиться.

Однако Блайт не остановилась на этом, решив продолжить сладкую пытку. Она приподнялась, высвободила его возбужденное орудие любви и поместила его в ложбинку между своих грудей, раз за разом накатываясь на него своей нежностью, как прибой накатывается на твердые скалы. Рейдер задрожал еще сильнее и, безвольно раскинув ноги, начал медленно сползать с кресла, прижимая к себе Блайт.

Он нашел ее губы, впился в них жадным поцелуем, затем рывком поднялся вместе с ней на ноги и принялся яростно стаскивать с нее платье. Блайт помогла ему справиться со всевозможными крючками и, перешагнув через груду одежды, осталась в одних чулках и подвязках.

– Это моя девичья кровать. – Она посмотрела на большую кровать под балдахином и чувственно прошептала: – Пойдем, ты поможешь превратить ее в брачное ложе, Гидеон Прескотт.

Сбросив туфельки, Блайт опустилась на прохладные простыни.

Рейдер едва не сошел с ума при виде ее соблазнительных ягодиц, тонкой талии, длинных стройных ног в изящных чулках. О Господи, еще никогда в Жизни он так не желал женщину! Его желание оказалось так велико, что не позволяло ему сдвинуться с места!

Блайт лежала перед ним словно богиня, но не холодная, мраморная, которой мужчины только восторгаются, а теплая, живая, сводящая с ума, пробуждающая страсть.

Словно очнувшись, Рейдер начал неистово срывать с себя одежду, разбрасывая ее по всей комнате, затем подошел к кровати и, повернув Блайт к себе лицом, поцеловал в губы, лаская языком. После этого он опрокинул ее навзничь, нависая над ней всем телом, и принялся медленно ласкать плечи и грудь. Его губы следовали за руками, а язык делал завершающий аккорд то в одном, то в другом чувствительном месте.

Блайт выгибалась навстречу Рейдеру, желая скорее ощутить в себе его возбужденную плоть, но он продолжал это восхитительное путешествие, доводя ее до безумия своими ласками. Когда Блайт уже казалось, что она сейчас умрет от охватившего ее острого, нестерпимого желания, Рейдер откинулся назад и медленно проник в жаждущее его лоно. Приподняв Блайт за бедра, он начал посылать себя в ее тело ритмичными захватывающими дух толчками. Блайт прильнула к нему, желая быстрее достичь пика наслаждения. Однако, почувствовав это, Рейдер снова опрокинул ее на кровать, навалился сверху, буквально пригвоздив Блайт своим орудием любви.

Она была уже не в силах отвечать ему. Ее руки вдруг ослабели, сознание помутилось. Блайт не ощущала ни своего тела, ни тела Рейдера, взлетая куда-то высоко-высоко. Потом, словно испугавшись потерять его, она вцепилась в плечи Рейдера и увлекла его за собой туда, где не было ничего, кроме наслаждения…

– Господи, миссис Прескотт, ты меня удивляешь, – спустя некоторое время наконец смог хрипло проговорить Рейдер, мужественно приподнимаясь на локте, чтобы посмотреть Блайт в лицо.

На ее щеках все еще горел румянец страсти, в глазах отражалось удовлетворение. Признаться, он еще никогда не встречал столь восхитительной женщины.

– По ту сторону двери я миссис Прескотт, а здесь, в постели, я хочу оставаться твоей Вул-вич. Я хочу быть твоим наслаждением и давать тебе все, что ты пожелаешь. Я хочу, чтобы ты был моим Рейдером и овладевал мною тысячью способов.

Рейдер недоуменно уставился на Блайт, пытаясь понять значение ее слов. Наконец их смысл дошел до него, и Рейдер смущенно покраснел. Блайт с улыбкой погладила его по щеке.

– Тебе нужно отучаться краснеть, Гидеон Прескотт. Так краснеют только невинные девушки.

– Я над этим непременно поработаю, Вул-вич, – ухмыльнулся Рейдер, прижимая ее к себе.

Затем он удобно устроился рядом, упиваясь ароматом тела Блайт и думая о том, как хорошо засыпать, чувствуя возле себя женщину, которую любишь и которая любит тебя.

– Свеча совсем догорела, – сонно пробормотала Блайт несколько часов спустя.

– На то они и свечи, чтобы догорать, моя золотоглазая, – отозвался Рейдер.

Ему было тепло и уютно. Каким-то образом ей удалось вытащить из-под него одеяло и укрыть их обоих. Рейдер притянул Блайт к своей груди, положил поверх себя и начал поглаживать ее спину, плечи, ягодицы. «Она просто создана для любви, и сегодняшняя ночь – лучшее тому доказательство, – думал он. – Но что ждет нас в будущем? Разделит ли Блайт со мной дальнейшую жизнь?»