Вот у себя в Белогорье мы отработали экономические отношения с муниципальными образованиями и не меняем их последние 5 лет. Это явилось мощным стимулом развития. Руководители районов по-другому стали работать. Знали: обеспечил условия, создал рабочее место — это лишний рубль налога в районный бюджет. Пять районов — сельских! — стали самодостаточными. Но с этого года — всех нас колотушкой по башке: у районов изымаются главные налоги — на жилищно-коммунальное хозяйство и на образование, которые формировали до 50 процентов бюджета.

Я понимаю, государству нужны деньги: дополнительные расходы на оборону, на обслуживание внешнего долга (только на уплату долгов идет 30 процентов бюджета). Но эти средства можно получить не за счет налогов, а, скажем, за счет акцизов: на нефть, продукты ее переработки, на газ, на телекоммуникационные тарифы. Мы платим огромные деньги за сотовую связь. Себестоимость разговора по мобильнику 1-2 цента, а плата от 20 до 50 центов! Кому деньги идут? Частным компаниям… Государство должно видеть, где можно взять деньги.

Таможня — еще один источник финансовых доходов. Достаточно провести определенные мероприятия — административные, оперативные — и деньги посыпятся. Дополнительные доходы государства можно обеспечить с помощью элементарного наведения порядка, не залезая лишний раз в карман регионов.

А. К.:

Несомненно, на обострение кризиса в Приморье (и не только там!) влияет рост цен на энергоносители. Производители кивают на мировые цены. Однако те же нефтедобывающие страны Ближнего Востока на внутреннем рынке продают нефть и продукты ее переработки по ценам на порядок ниже мировых. Разница становится своеобразной (и весьма эффективной) формой инвестирования отечественной экономики. В условиях России такое инвестирование жизненно необходимо: наши производства чрезвычайно энергозатратны (в силу климатических и технологических особенностей). Как видится Вам решение этой проблемы?

Е. С.:

Цены на энергоносители в России никоим образом не зависят от мировой конъюнктуры. Это олигархи ради своей выгоды пытаются установить такую взаимосвязь. Поэтому и рвутся — и нас тянут! — в мировую экономику. “Если мы хотим жить цивилизованно…” — в ход идут самые высокопарные слова. А на деле, если киловатт-час будет стоить столько же, сколько на Западе, у нас не будет не только цивилизованной жизни, но и нынешний уровень благосостояния опустится на порядок. Наши предприятия просто не могут себе позволить покупать электроэнергию по ценам, которыевполне по плечу концернам Франции или США. Цены на энергоносители должны быть скоррелированы с нашими доходами. Не повышать их, а использовать разницу цен для повышения конкурентоспособности российской экономики — это единственно разумное решение.

А. К.:

Та же проблема в сельском хозяйстве. Н. Кондратенко перед уходом с поста губернатора Кубани утверждал, что рост цен на энергоносители — катастрофа для земледельца. Евгений Степанович, Вы сегодня самый опытный знаток сельского хозяйства среди руководителей страны. Согласны ли Вы с такой оценкой?

Е. С.:

При нынешнем масштабе цен в сельском хозяйстве можно работать безубыточно. В любой отрасли — в производстве сахарной свеклы, зерновых, молока, особенно в животноводстве. Соотношение закупочных цен на зерно и мясо 1 к 15. Конечно, хозяйства теряют на зерне, зато выгадывают на мясе. Даже середнячки сегодня рентабельны. Это не означает, что у нас нет проблем, но они связаны с глубочайшим провалом, в котором сельское хозяйство находилось в последние годы. Исправитьположение за счет дальнейшего повышения закупочных цен нельзя. Здесь необходимо создание нормальной инвестиционной политики, в том числе и “залповых” инвестиций.

А. К.:

А если последует “залповое” повышение цен на энергоносители?

Е. С.:

А вот это недопустимо! Последствия — девальвация рубля до уровня примерно 40 рублей за доллар. Прикиньте, как это скажется на благосостоянии каждого.

А. К.:

Я помню емкое название Вашей статьи, опубликованной в прошлом году в нашем журнале: “Земля — это и есть Россия”. Сейчас активно дискутируется вопрос о продаже земли. Ваше отношение?

Е. С.:

О купле-продаже земли говорят много: в правительстве, на Госсовете, в прессе. Рассуждают так: будет собственность на землю — будут инвестиции в сельское хозяйство. Официально заявляю: чтобы привлечь инвестиции, нет никакой необходимости продавать землю. Такого вопроса просто не существует! У нас, в Белгородской области, соревнуются за право вложить деньги в сельское хозяйство, борются за аренду земли. И все это при существующем земельном законодательстве. Оно вполне позволяет привлекать средства для села. В 2000 году в сельское хозяйство Белогорья было инвестировано 2 миллиарда рублей, в основном капитальные вложения. Создаются вертикальные агроструктуры с участием крупных фирм, в них входят сельхозпредприятия, земля привлекается на правах аренды. И деньги идут! Деловые люди поняли, что сельское хозяйство способно давать прибыль.

Оказывает воздействие и нравственный фактор — на Руси он всегда имел определяющее значение. Мы же выросли на земле и видим, в каком она сейчас состоянии. Хочется поднять ее, помочь селу. Ну, и прибыль, повторю, привлекает. Так что, с точки зрения инвестиций, вопрос о купле-продаже земли абсолютно надуман. А муссируют его те, кто хотел бы сделать землю предметом спекуляций, чтобы зарабатывать на этом деньги, как на ваучерах.

А по большому счету (я об этом не раз говорил), земля должна быть собственностью государства. Распаевка по указу Президента в 1991 году явилась глубочайшей ошибкой. Практика показала, что она не выполнила тех задач, которые на нее возлагали. Государство должно установить цену — единую для всей России — и выкупить землю. Не забрать — выкупить! А после с тем, кто трудится на ней, заключить договор об использовании — срочном или бессрочном. Оставив за собой функции контроля за ее состоянием, за использованием земли.

Земля сегодня не имеет стоимости. Она не может быть предметом залога. Это показал опыт Саратовской области, где разрешили ее продажу. А вот продукты, на ней произведенные, имеют цену. Если я взял землю в аренду у государства, для меня не важно — имею ли я право продавать ее, важно другое: возможность распоряжаться выращенной продукцией. Вот какая экономическая свобода мне нужна. Кстати, это один из главных предметов спора между Львом Николаевичем Толстым и Петром Аркадьевичем Столыпиным. И я на стороне Толстого. Сегодня его правота особенно очевидна. Ныне главными действующими лицами являются не собственники земли, а собственники технологий, техники. Благодаря ей получают высокие урожаи. Раньше, когда вся “техника” сводилась к лошади да сохе, это было не так очевидно. А сегодня эта огромная капитальная масса — тракторы, сельхозмашины, строения — стала решающим фактором. И ее собственнику (а техника вся в частных руках) не важно, будет у него

земля в аренде, в пользовании или в собственности.

А. К.:

Меня (да, наверное, и многих телезрителей) поразило недавно промелькнувшее сообщение о том, что председателем одного из колхозов в Белогорье избран священник. Тут же подумал о Вас — не знаю, с Вашим ли участием произошло это, но то, что вы настойчиво и смело привлекаете к работе людей, для которых земля — категория не только экономическая, но и духовная, я давно заметил.

Е. С.:

Не привлекаю, а создаю систему, которая могла бы привлечь людей. Если такие люди становятся рачительными хозяевами, это показывает, что система эффективная.

Знаете, работать на земле с чисто технократическим расчетливым умом невозможно. Нам повторяют: земля — средство производства. Да, но созданное не человеком, а Богом. И не только средство производства — наша колыбель и последнее пристанище. Живой организм. Работать на ней по-настоящему может только человек с искрой Божьей. Русский народ говорит: “Пахарь не тот, кто хорошо пашет, а тот, кто любуется своей пахотой”.