Но Санька появился как раз к концу разговора. И доложил Светику:

— Утверждает, что пил с Мутантом водку.

— Врет! Где?! Когда?! — потребовал я.

— На свадьбе твоей тещи.

— Да лана, — сказала Светик, — не дразни его пока.

Я истерически захохотал. А Санька невозмутимо продолжил:

— Уверяет, что Борина теща несколько лет назад вышла замуж за босса.

— За какого босса? Мутантова или Плоткинского?

Санька сел и покрутил головой:

— Охх, Света. Получается, что за их общего босса. Плоткин уверяет, что у них общий босс, который послал Борю найти и убить Плоткина.

Светик поморгала и уточнила:

— Босса Фимой кличут?

— Наумом, — поправил Санька.

— Бляяяя, — проблеял я, поняв, наконец-то, что произошло.

— И он еще генерал, — добавил Санька. — В отставке. И один из главных клиентов нашего банка, — тут он потрясенно посмотрел на меня. — Борька, а зачем твой тесть выпер меня с работы?

Наступило молчание.

— Непадеццки, — подытожила Светик. — Мутант, будешь оправдывацца? Или сразу пойдешь нах?

Идти мне было некуда, поэтому пришлось объясняться:

— Теперь я понял. Мы виделись один раз в жизни. Действительно, на этой самой свадьбе. Там гостей было под тысячу. Я тогда от радости напился. Сразу ушел в отрыв. Ну не каждый день выдаешь замуж засидевшуюся стервозную тещу. А Плоткин, наверняка, явился не к началу. Вот он меня и запомнил, а у меня осталось только смутное ощущение, что где-то его видел.

— Это ладно, — мрачно сказал Санька, — это у тебя складно вышло. Но зачем твой тесть выпер меня с работы? Ты ведь ему звонил из моего кабинета, так? Ты же знал, что у меня три с половиной… — он осекся, словно выдернул шнур радио из розетки. И честно уставился на Светика, тупо лыбясь.

— Три с половиной чего? — Светику, кажется, было не слишком любопытно, а просто мешала оборванная фраза.

Санька зашарил взглядом по потолку. Светик обернулась ко мне. Я вздохнул и проявил мужскую солидарность:

— Три с половиной лимона карточного долга, конечно. В рублях, да, Санька?

Но Санька, как оказалось, лепил перед Светиком совсем не тот имидж, который я помнил:

— Боря! — возмутился он. — Ты отлично знаешь, что я не картежник! Света, это мои предки. Две бабушки и полтора дедушки. Все они находятся на полном моем иждивении.

Мы со Светиком слегка прибалдели. Я молча, а Светик вслух:

— Ы? Этта… Второму деде че, трамваем ноги оттяпало?

Но Санька уже продумал легенду и его было не сбить:

— Нет, Света. Просто мой сводный двоюродный брат участвует в половине расходов только по этому общему дедушке. Константину Макаровичу Внукову.

Что для Саньки было первой попавшейся ассоциацией, для Светика оказалось давно и сильно ненавидимым форматом. Она дернула всеми мимическими мышцами и пробормотала:

— Апэчэ. Ахха… Александыр, уверена, что ты наизусть «У Лукоморья» выкладываешь.

Санька дал правильную реакцию. Потому что не знал, какую надо. Он смолчал. И повторил, глядя мне в глаза:

— Зачем вы с тестем выперли меня с работы?

— Я. С тестем. Или без тестя. Не. Выпирал. Тебя. С. Работы, — сказал я со всей возможной доступностью. — Я. С тестем. Не «мы». Санька, это же так просто.

— Твоего тестя зовут Наум? Ты ему звонил из моего кабинета?

— Моего сводного тестя зовут Наум, — не удержался я. — Но я не звонил ему из твоего кабинета. Не звонил. Я от него как раз и скрываюсь. А звонил я Фиме. Светик, ты можешь это подтвердить. Помнишь, ты еще удивилась, что после разговора с Фимой я так быстро тебя нашел? Ты ведь помнишь, когда я позвонил тебе в первый раз?

— А че тут помнить, — Светик взяла мобильник, потыкала в кнопки и сказала Саньке. — Во. В среду. Около шести было. Мутант мне на стационар звонил. Но аккурат в промежность Алконоста и Кисюка, я внутренним оком фиксанула.

— Примерно совпадает, — признал Санька. — Ну и что? Может, он в два места звонил. Или в три. Я же к нему, как к другу. Не контролировал.

— А ты, блин, проконтролируй! — заорал я. — У тебя остались связи в банке? Верунчик какой-нибудь, или Олюнчик? Возьми счета на международные разговоры!

— Тогда объясни, — кивнул Санька, — зачем твой тесть…

— Дисконнект! — приказала Светик, жалостливо на меня посмотрев. — Мутанту тут я верю. Этта не он тебя отмодерировал. Ахха… Мутант, зачем твой тесть Оксюморона обижает?

— Потому что он хочет меня убить, — сказал я честно, понимая, что лучше бы было что-то придумать.

— Беспесды? — восхитилась Светик. — Че, и сюжет сможешь связать?

— Я смогу! — вдруг обрадовался Санька. — Вот и Плоткин говорит то же самое, что Наум этот хочет его убить. Значит, тесть Бори — арабский террорист, — он гомерически захохотал, потом помрачнел. — Только это все равно не объясняет зачем надо было меня увольнять.

— Мож, рискнем послушать Мутанта, не комментя, а то не продвинемся ни разу, — предложила Светик и, взглянув на Саньку, вздохнула, — ну, этта… перебивать не будем, а пусть договорит?

Так я получил последнее слово. Оно было длинным и честным. Я, как мог, объяснил, что уволить Саньку было Науму совершенно необходимо. Иначе, выявив мои предсмертные связи, следствие заподозрило бы, что именно Санька, как начальник охраны, организовал ликвидацию неугодного банку иностранца, а в списке главных клиентов банка сразу нашло бы моего соотечественника и родственника Наума. То есть из-за нашей случайной встречи следствие, идя по ложному пути, пришло бы к настоящему заказчику моего убийства. И Наум захотел этого избежать, уволив Саньку, пока я жив.

Санька тупо покивал головой, у Светика заблестели глаза:

— А за что, за что Наум хочет тебя сделитить?

— Я слишком много знаю. Только не знаю, что именно, — признание мое переполнялось истинной тоской, поскольку было выстраданным. Это, наверное, чувствовалось. Потому что Светик подсела поближе, уложила белое яичко личика на подставку ладошек и, жалостливо понизив голос, прохрипела:

— Мутантик, ты не того… не зыдыхай так явно, не висни… детализируй.

Я, кажется, действительно устал. Во всяком случае, как-то вяло изложил им канву происшедшего со мной, начиная с приезда в Наумову сукку. Слыша себя словно со стороны, я почти удивлялся — что этот мудак несет.

— …в общем, — закончил я изложение, — Плоткин может знать больше. Во всяком случае, он уже созрел для чистосердечного общения.

16. Лебедь, рак и щука

Сначала, сидевший перед нами на табуретке, пристегнутый к ножке стола Плоткин был похож на щенка, накрытого железным корытом — каждое слово он воспринимал, как оглушительный удар по дну и втягивал голову в плечи. Даже неприятно было смотреть на такую перепуганную добычу. Отвечать на вопросы он отказался отчаянным сдавленным голосом:

— Зачем? Все равно убьете. Давайте уж сразу.

— Чиста партизан, — оценила Светик. — Давай лучше частями?

— Расчленять предлагаешь? — оживился Санька. — Топор нести?

— «Я выберу звонкий, как бубен, кавун — и ножиком выну сердце!» — хрипло продекламировала Светик.

Но Плоткин, потерявший вместе со свободой и чувство ну, не юмора, а адекватности, мученически умирать не хотел еще сильнее, чем просто умирать. И слабым голосом смертельно больного человека разрешил:

— Спрашивайте…

Наш прайд допрашивал Плоткина долго и бестолково. Собственно, гордое слово «прайд» было здесь абсолютно неуместно. Мы были похожи на трех зверенышей, которым швырнули для тренировки подраненного кролика. Каждый пытался ухватить покрепче и утянуть в свою сторону. Саньку больше всего интересовало где деньги лежат. Меня — откуда они вообще взялись. А для Светика самым интересным были нестандартные ходы, отношения между фигурантами, возможные убийцы Кабанова и запланированные пути исчезновения денег и Плоткина. Нам помогала лишь уверенность Плоткина, что мы и так знаем многое из того, о чем спрашиваем. Он, кажется, усматривал в этом какой-то дьявольский замысел, заметно нервничал и подолгу обдумывал каждое слово.