Хильдису Кооту не раз доводилось наблюдать «оглушенное» зерцало. Инквизиция хорошо умеет хранить свои секреты, хотя это и порождает множество слухов о жестокостях, которые творятся в ее застенках. Что поделать, за все приходится платить, и верные служители Пресветлого Сеггера не исключение. Человеку свойственно стремление делать тайное явным… И он делает, порой по собственному усмотрению, добросовестно выдавая желаемое за действительное. Отцы-инквизиторы снисходительно слушают эти сплетни. Секрет зерцала будет раскрыт еще нескоро.

Однако случалось, что заклинания, которыми маги пытались — пока безуспешно — защитить воспоминания, могущие стать опасными, «оглушали» зерцало. Оно становилось похоже на человека, заткнувшего уши ватой, и после того, как «вату» вычищали, «слух» возвращался.

На этот раз «ваты» не было. Тем не менее, зерцало вдруг стало глухо и немо.

За этим занятием епископа застал отец Фенор.

— Принести новое?

Епископ покачал головой.

— Боюсь, нам придется обойтись без зерцала. Где уверенность, что со вторым не случится то же самое? Мы коснулись какого-то воспоминания, защищенного заклинанием, которое нам незнакомо.

— Вы правы, — мрачно отозвался отец-экзекутор. — Так у нас вовсе не останется зерцал.

— Попробуем по-другому? — Хильдис Коот криво усмехнулся и, сплетя пальцы, хрустнул суставами.

— Но, ваше святейшество…

Он не пытался ни поспорить, ни предупредить епископа об опасности, о которой тот прекрасно знал. Это был всего лишь условный знак, необходимый в присутствии тех, кто умеет читать мысли.

Второй экзекутор взял за руку отца Браама — таким жестом, каким соединяют руки застенчивые любовники. Отец Фенор встал с другой стороны. встал перед неподвижно стоящим Анволдом и протянул руку, словно ждал, что магистр отдаст ему какой-то предмет.

Так прошло… кто знает сколько? Если бы в камере стояли песочные часы, можно было бы услышать, как падают песчинки. Молчание становилось похоже на звенящую, готовую лопнуть струну. И епископ был тем менестрелем, что крутил колок, натягивая ее — медленно, терпеливо, чтобы, избави Сеггер, не порвалась.

И наконец коснулся ее, чтобы родился один-единственный звук. Одно-единственное слово.

«Адрелиан».

Ни одно слово из тех, что прозвучали в камере, не коснулось слуха Анволда. Ни одно, кроме этого.

У горных отшельников-линунгов есть странный музыкальный инструмент. Он похож на продолговатый ящик с отверстием, внутри которого натянуто несколько струн. Лишь немногим мастерам доверяют линунги его изготовление. После того, как мастер натянет последнюю струну и заставит их звучать в унисон, ни одна рука больше не коснется инструмента, ибо имя ему — «ваэр-лайра », лура ветров. Двое магов, избранных на Сейнге — совете линунгов, что собирается раз в год, — бережно примут инструмент и, освятив, установят на вершине скалы. Отныне только горным ветрам суждено играть на ней, заставляя струны петь на разные голоса.

Так же откликались в памяти плененного магистра воспоминания, когда он слышал слово, произнесенное епископом Хильдисом Коотом, примасом капитула Инквизиции…

И он, епископ Хильдис Коот, вслушивался в их голоса и слышал каждый.

Так опытный регент, попавший в чужой город, заходит на службу в собор и, ненадолго забыв о молитве, слушает хор. Не он писал эту мессу, не он разучивал ее с певчими. Но он слышит каждого, и перед его мысленным взором причудливой вязью бегут строчки партитуры.

«… я беседовал с ротмайстером королевской гвардии Адрелианом», — говорит магистр Сфор аль-Киран, представляющий Тоа-дан в королевском совете. Он погиб при падении башни Реммират, когда на магов, многие дни отражавших атаки полчища скелосов, обрушился огненный дождь…

«… Адрелиан? Комендант столичного гарнизона».

Это магистр Румен Хунара из гильдии Тор-Румаанди, еще недавно просто маг Румен, молодой черноволосый красавец, лицом и походкой похожий на степного гепарда.

«… зовут просто Адрелианом»…

«… назначен лордом-регентом. Я считаю, что это справедливо»…

Голоса, голоса… Регент слушает, изредка кивая в такт головой, но сам не издает ни звука, даже если напев кажется ему знакомым.

«… Впервые за десять лет лорд-регент просит нашей помощи…»

«… если сайэру Адрелиану не удастся остановить войска нежити…»

«… Лорд-регент защищает не только Туллен! Я считаю, что мы обязаны…»

Снова магистр Румен Хунара. Он еще не знает, что погибнет на Шаардской равнине. Да почиет его душа с миром…

«… соединившись с армией гномов, лорд Адрелиан…»

«… сразил в поединке полководца сил Тьмы…»

«… лорд-регент передает соболезнования и благодарит…»

Чуткий слух регента прослеживает каждую партию, ловит каждую фальшивую ноту. И непременно заметит, если кто-нибудь из певчих замолчал не в срок.

Случается, что ветер занесет в отверстие клочок шерсти. Он зацепится за струну, и она перестанет откликаться. Удастся ли мастеру вытащить шерсть, не повредив хрупкий корпус «луры ветров»?

Особенно если легкий пушистый комочек вдруг выпускает когти, стремительные отравленные крючки, норовящие вцепиться в тебя?

Иным — обычным — слухом епископ уловил за спиной короткий звук. Это крякнул от натуги отец Фенор, отражая чужое заклинание. Хильдис Коот ударил в ответ и почувствовал, как заклятье вязнет в чем-то липком, цепком…

Интересно, где водятся овцы с шерстью из стеклянных нитей, клейких, точно паутина?..

Его начинало затягивать в этот мутный, спутанный клубок, в котором не на что опереться, нечем дышать… Епископ отпрянул. Но вырваться мало. Важно не оставить внутри ни одной частицы своего заклинания, ни звука, ни чувства, ни оттиска, потому что все это может быть использовано неведомым противником.

«… считаем необходимым сообщить лорду Адрелиану, что порождения Хаоса, в просторечии именуемые демонами…»

Когтистая лапка, метнувшаяся к инквизиторам, вдруг разлетелась в ослепительной вспышке, и епископ почти услышал громкий хлопок. Потом еще раз. «Ком шерсти» вздулся, ощетинился, потом послышался громкий треск.

Отцы-экзекуторы наконец-то смогли подобрать контрзаклинание.

Однако Хильдис Коот знал, что радоваться рано. Простое заклятье, состоящее из одной-единственной формулы, так же просто и уничтожить, ибо к самому хитрому замку найдется если не ключ, то отмычка. Если хотите, чтобы оно вышло надежным, надо сплести хитрее, чем силок охотника на лесных вампиров-глоа. Создайте десятки, сотни цепочек-формул и заставьте их работать слаженно, как действуют при осаде воины гарнизона, чтобы смерть одного не повлекла гибель остальных.

Тот, кто создал этот «клочок шерсти», знал свое дело.

«Когти» больше не высовывались, но отцепить его от струны, казалось, просто невозможно. Епископ почти чувствовал, как отец Фенор теребит непокорный клок. Конечно… Проще вырвать струну, выломать колок, разбить ящик…

Но тишину в камере нарушил не треск ломающейся доски и не вой лопнувшей струны… а хриплый стон — первый настоящий звук, раздавшийся здесь за неизвестно сколько времени.

Сколько раз за свою жизнь епископу Хильдису Кооту доводилось слышать звуки, которыми человек пытается сказать миру о своей боли? Не сосчитать. Надрывные, жалобные вопли… Рев, в котором уже не было ничего человеческого… Пронзительный визг… Скрип зубов — когда кричать нельзя, когда лучше сразу умереть, чем подать голос.

Но редко в этих звуках слышалось столько страдания.

Хильдис Коот открыл глаза. Своим внутренним зрением он по-прежнему видел странный ком, каким ему представлялось заклинание в памяти магистра Анволда. В любой миг он мог снова нырнуть туда, чтобы продолжить поединок.

Но теперь важнее было вернуться в мир, доступный чувствам простых людей.

Лицо мага стало белее, чем стена, к которой он привалился, чтобы удержаться на ногах. Глаза налились кровью, по щекам текли слезы, смешиваясь со струйками пота. Епископ знал, что причина тому не только боль. Последние несколько мгновений они вели борьбу с одним и тем же противником…