Нынешний Матарассо — это совершенно другой человек. Ему принадлежит более 90 заводов и фабрик, разбросанных по всей Бразилии. На них занято свыше 35 тысяч рабочих. Пожалуй, нет ни одной отрасли промышленности, куда бы Матарассо не запустил руку. Пивоваренные заводы, мельницы, консервные и текстильные фабрики, металлургические и машиностроительные заводы, кожевенное дело, а в провинциях — огромные плантации и целые латифундии целины. Когда-то он помогал и возвращал долг слабым. Сегодня в конкурентной борьбе он их громит и поглощает.

В самом центре Сан-Паулу, под авенидой Аньянгабау и виадуком Ша, стоит один из самых роскошных дворцов, административное здание гигантского концерна Матарассо. Чтобы показать, сколь велико его богатство, он облицевал весь небоскреб снаружи и внутри дорогим итальянским мрамором, который приказал привезти из Каррары.

Но Матарассо не одинок в Сан-Паулу.

По его камню и асфальту шагают и малые матарассо. Вместо миллиардов у них лишь миллионы и десятки миллионов. И вместо конкурентов-миллионеров они поглощают конкурентов стотысячных.

После первой мировой войны волна итальянских эмигрантов занесла к берегам Бразилии молодого итальянца-кузнеца. Свое дело он знал хорошо, и работы ему всегда хватало. Поэтому так быстро и разрасталась на окраине Сан-Паулу его кузница. Наступил 1930 год. Кризис, безработица, страх перед завтрашним днем. Владельцы металлургических заводов либо ограничивали производство, либо работали в ущерб себе. А кузнец-итальянец шел своей дорогой. Железо продавалось за бесценок, и он скупал его. Любое, начиная от железной руды и кончая металлическим ломом. Когда у него кончились собственные средства, он полез в долги, но покупал. Большая часть металлургических заводов остановилась. Доменные печи погасли. Хозяева уступали свои предприятия за смехотворные цены.

Тем временем над Европой нависли тучи, блеснули первые молнии.

Оружие! Железо! Кто даст больше?

Цены на железо и сталь взлетели до астрономических цифр. У кого есть железо? В Бразилии его было с излишком — в глубине страны, куда еще не дошли пути сообщения. Но было здесь и другое железо: в болванках, в старых рельсах и в грудах металлического лома, собравшегося за оградами итальянца-кузнеца. Теперь наступило его время. Он продал свои запасы и сразу же получил достаточно средств, чтобы приобрести литейные и прокатные заводы. А потом Алиперти начал продавать продукцию собственного производства. Какое ему дело, что его железо помогало косить на фронтах молодые жизни? Не станет поставлять Алиперти, на этом заработает другой. Рулетка военной конъюнктуры завертелась в полную силу.

Ныне металлургический завод Алиперти в числе четырех самых крупных в Сан-Паулу. Мы проходили по заводу, не успевая удивляться. Не заводскому оборудованию, а ведению экономики предприятия.

Завод работает на семидесятипроцентной руде, одной из самых лучших в мире. Ее привозят из штата Минас-Жераис. На складах сырья нет ни куска кокса. Только мешки с древесным углем. Руду и древесный уголь доставляют грузовиками, несмотря на то, что железнодорожная станция расположена всего в 3 километрах от заводских ворот. На руднике тонна руды стоит 75 крон, а доставка ее на завод обходится еще в 175 крон.

При виде сталепрокатного завода Алиперти в памяти оживают картины остравских прокатных цехов эпохи их возникновения. Устарелые прокатные станы, вокруг которых суетятся взмокшие рабочие, прыгая среди раскаленных железных прутьев, извивающихся по земле. Десять раз должен рабочий направить кусок раскаленного металла в вальцы и десять раз вытащить его с другой стороны, пока болванка не превратится в железный прут. Это напоминало неистовую пляску арлекинов среди огненных змей.

Изнурительный труд и опасность на каждом шагу там, где уже давно могли бы работать машины-автоматы.

Видишь этот устаревший производственный процесс и огромные накладные расходы из-за того, что основной транспорт здесь грузовые автомобили, и на языке все время вертится вопрос: «А кто оплачивает все это?» Килограмм строительной стали в штате Сан-Паулу стоит 3 крузейро, то есть 7.5 чехословацкой кроны. Главный инженер завода не станет отрицать, что продукция могла бы стоить вдвое дешевле. Но незачем спешить с модернизацией производства и строительством подъездных путей. Все это потребует денег и забот. Да и прибыли увеличатся не сразу. Куда удобнее договориться с главными производителями строительного железа, которые занимают монопольное положение. Заграничным материалам доступ в страну открывается только тогда, когда обеспечен сбыт собственной продукции. А цена?

Кто хочет строить, пусть платит! Точно так же рассуждают производители цемента, кирпича, строительного оборудования. Им не мешает, что плата за квартиру в новом доме не спускается ниже 4 тысяч крузейро в месяц. Не мешает, что рабочий того же самого завода за свою пляску среди раскаленных змей зарабатывает в месяц всего 700 крузейро. Все равно он не купит ни строительного железа, ни цемента, ни кирпича.

Когда мы возвращались после осмотра завода к машине, стоящей у ворот, и засовывали в карманы блокноты с заметками, нас догнал один из рабочих и сказал нам одну-единственную фразу:

— Пишите не о большой бразильской индустрии, а о большой нищете бразильского рабочего!

В музее Форестал в Сан-Паулу есть рельефная карта окрестностей города до самого берега Атлантического океана. Своей наглядностью она помогает осветить одну из интереснейших технических проблем, которую когда-либо решала Бразилия.

На этой рельефной карте обширный район окрестностей Сан-Паулу представляет собою ровную как стол местность, полого понижающуюся в глубь страны. Его восточный край круто, почти без перехода обрывается к Атлантическому океану. Лишь узкая полоса прибрежья с банановыми плантациями тянется от Сантуса на юго-запад, превращаясь в конце концов на Прайя-Гранде в ровный песчаный пляж.

Еще в начале этого столетия Сан-Паулу заслужил печальную известность своими нездоровыми окрестностями. На юго-восточной окраине города в излучинах реки с едва заметным уклоном образовались многочисленные болота. Тучи комаров одолевали город; малярия и желтая лихорадка не были здесь редкостью.

В окрестностях Сан-Паулу протекала одна из любопытнейших рек Южной Америки — Тиете. Хотя от Атлантического океана ее отделяло по прямой каких-то 50 километров, она сворачивала на восток в глубь материка. Там она начинала свой долгий путь по бразильскому Мату-Гросу, пополняла воды Параны и после нескольких тысяч километров странствия с приключениями сливалась, наконец, с водами