Глазки-бусинки Суслика мгновенно посветлели и глянули на меня с детской доверчивостью.

— И заметьте себе, они все прекрасны, наши микробуленьки, без классификаций и разделений. Каждый — чудо совершенства. Это ведь мы, бяки, разделили их на «полезных» и «вредных», впрочем, для своей пользы. А они, бедняжки, не ведают о классификации. Они просто живут и развиваются, как и мы…

— Да, — сказал я, чтобы не дать угаснуть разговору, — они просто живут. Живое живет в живом и за счет живого.

— Вот именно, дорогуша. Согласно основному и непреложному закону природы…

Мы сошли с эскалаторной дорожки перед дверью, на которой светилась цифра 6. Суслик, шмыгнув носом и что-то прошептав, поднес руку к светящейся цифре — и дверь ушла в стену.

— Здесь у нас всюду электрические замочки. Ключи к ним — папиллярные узоры. Но великие хитрецы научились снимать отпечатки пальчиков у тех, кто имеет допуск в «святую обитель» к нашим питомцам, изготавливать оттиски и таким образом подделывать «ключи». Пришлось ввести и дополнительные меры безопасности. Теперь эапирающееся устройство открывается при условии, если одновременно предъявляются отпечатки пальцев и произносится пароль. Подделать все это практически невозможно, дорогуша, во всяком случае пока, так что мы можем спать спокойненько.

Обширное помещение лаборатории было так густо уставлено приборами, что «бесполезной» площади не оставалось. Во встроенных в стены термостатах хранились сотни колб, чашек, пробирок с культурами микробов. Микроскопы, фотоаппараты и кинокамеры соединялись в хорошо продуманную систему так, чтобы объект можно было рассматривать в различных лучах спектра и одновременно — фотографировать. Всюду виднелись шкафы, ультрацентрифуги, колонки для электрофореза, установки для спектрального анализа…

Я остановился у аппарата, который не мог никак опознать.

— Последнейшая новинка, ИСЭУ — идентифицирующая система электронных универсалов, — заулыбался профессор. — Автоматически производит электрофорез, подсчет частиц и элементов, спектральный анализ. А затем опознавательное устройство производит дифференциацию по спектру, выделяет отличительные цвета и оттенки, показывает их на экране и фиксирует на ленте. С его помощью удается по излучению абсолютно точно идентифицировать белки, даже гены…

Волнение сбило у меня привычный ритм дыхания, пришлось сделать регулирующее усилие. Неужели наконец-то я нашел то, что было так необходимо? Вот уж, действительно, не знаешь, где найдешь! Скрывая волнение, я спросил:

— Можно мне познакомиться со схемой аппарата?

— Конечно, дорогой! Можете и поработать на нем. А теперь пойдем в следующую лабораторию. Там здравствуют и благоденствуют иные чудесные зверюшки. Они тоже микробушки, но уже на иной ступени — в сравнении с «гигантами», которые благоденствуют в этих вот шкафах. И находятся они на самой грани между живыми и неживыми. Вы, конечно, поняли, что я говорю о малютках-вирусах.

Вирусологические лаборатории были здесь оборудованы по последнему слову техники, и в каждой из них имелся ИСЭУ. Походка профессора изменилась, стала пружинистой и стремительной. Он показывал мне приборы, и его лицо лоснилось от удовольствия, а ноздри длинного крупного носа раздувались.

— Уверен, что вы чувствуете волнение исследователя. Ведь в этой лаборатории мы, можно сказать, находимся у самых истоков жизни. Тут начинаются тончайшие ее отличия, которые приводят к гигантским последствиям, смею утверждать. Два-три атома убрать, добавить, заменить; всего лишь два-три крохотусеньких кирпичика — и жизнь меняет русло, течет в иную сторону, приобретает иные свойства, может рухнуть или произрасти небывало. Разве это не замечательно? Не потрясающе интересно? Вот вы, медики, ужасаетесь, удивляетесь: откуда взялась какая-нибудь страшнейшая вирусная пандемия? Вы изобретаете средство против нового вируса, вы пытаетесь догадаться, откуда он пришел, чтобы поставить заслоны на пути малютки, а он преспокойненько развивается и пожинает обильную жатву — миллионы и миллионы жизней.

Глаза профессора вспыхнули, расширились, видя воображаемые картины. Его щеки налились красными прожилками, губы дрожали.

— Сейчас я покажу вам оружие, перед которым все пушки мира — ничто.

Он подошел к термостату и вынул из него две пробирки.

— Мы берем вирус, который находится вот здесь, — он поводил первой пробиркой перед моим носом, — и меняем в его молекуле, состоящей из пяти миллионов двухсот пятидесяти тысяч атомов, всего-навсего три атома фосфора. И что же? Мы получаем суперубийцу. Одной этой пробирки, — он поднял над головой вторую пробирку, — достаточно, чтобы уничтожить сто миллионов людей! И заметьте себе, только людей. Останутся города, машины, засеянные поля — все, что люди произвели. Даже коровы останутся мычать в своих хлевах. Только тех, кто готовил урожай и строил города, не будет. Смотрите внимательно!

Он вставил обе пробирки в ИСЭУ, повращал верньер. На экране аппарата появились два луча. Один — голубой, другой — темно-синий, почти черный.

— Как видите, аппарат безошибочно различает их. Может быть, дорогуша, мы, люди, способны наделять своими человеческими свойствами даже приборы и машины. Вот и наш ИСЭУ — символист, он окрасил первый луч в голубой цвет — один из цветов жизни и благоденствия, а второй — в черный цвет смертушки. И это, берусь утверждать, соответствует действительности!

Нос Суслика вытянулся еще больше, руки жестикулировали:

— Дорогуша! Здесь собраны материалы бесценные! И здесь расписано, какой малютка становится опасен лишь после мутации, какое действие он способен оказать в зависимости от возраста человека, от генетических особенностей, от уровня питания… Уже сегодня нам многое известно, а завтра с вашей помощью…

— С моей помощью? — Я намеренно не скрывал удивления.

— Ну да, с помощью материала, который привезли вы, дорогой…

— ??

Его движения стали более скованными, лицо потускнело:

— Простите, голубчик, я имел в виду работников, прибывших с вами. У нас тут — острая нехватка рабочих рук.

Я проговорил медленно:

— Насколько заметил, у вас в лабораториях много автоматики.

— Да, это верно. Но на некоторых работах необходимы только человеческие руки.

— Даже те, которые привыкли совсем к иному занятию?

— Даже те.

— С нетерпением буду ожидать начала работ.

— Можете начинать хоть сейчас, голубчик. Проверьте на ИСЭУ некоторые штаммы… Вот вам список их. По этим наименованиям их легко отыскать в шкафах. А вот — цветная таблица излучений. Попробуйте сами начать, уверен — разберетесь. А я загляну к вам через часик-два.

— Хорошо, — ответил я, беря листы.

— Можете пользоваться справочной библиотекой нашего Центра. Она довольно значительна, занимает примерно четырнадцать больших вычислительных машин ИБМ-80. Ввод в нее здесь, — он указал на телетайп с экранами. — Ответ получите максимум через шесть минут после заказа. Если в библиотеке не найдется сведений, машина-библиограф подскажет, где их можно получить. Действуйте.

Он поднес руку к двери, что-то пошептал — и она послушно ушла в сторону.

— Желаю успеха, — проговорил он уже из коридора, в то время, как дверь скользнула на свое место.

Конечно, Суслик не мог предполагать, с какой скоростью я способен работать. Память вычислительных машин, в которых хранилась библиотека, я просмотрел минут за сорок, и машина-библиограф едва успевала получать для меня информацию из других библиотек.

Я отнюдь не пользовался телетайпом и другими медлительными механизмами, я просто подсоединил к вводу библиотеки свой мозг, использовав для этого контактные концы. С этого момента на все время контакта библиотека стала как бы продолжением моего мозга, и я перекачивал в свою память моря информации, пересортировывая и обобщая ее по-своему.

Моя работа была в разгаре, когда дверь лаборатории неслышно скользнула в сторону. За ней стоял Суслик. Он доброжелательно улыбнулся и направился ко мне.