ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Пучков уложил Бориса в своем домике (летчики-инструкторы приходят на стоянку часа на полтора позже механиков). Он и сам подремал немного, сидя на стуле, затем пошел к палаткам, куда только что вернулись из столовой его «технари».

Издали завидев Пучкова, Громов встал лицом к стоянке, скомандовал:

— Эскадрилья! Станови-и-сь!..

Механики еще не успели снять гимнастерки и надеть комбинезоны (в столовую ходили в общевойсковой форме), поэтому в строй они становились медленно.

Громов не торопил, не накладывал взысканий на опоздавших. Ни в чём он не делал теперь попытки противопоставить себя Пучкову. Наоборот, было похоже, что он стал самым преданным исполнителем его правила: относиться к подчиненным справедливо. Особенно уважительно старшина относился к механикам самолетов. Во многих воинских частях (теперь даже не только в боевых, но и в училищах) механиков переаттестовывали на младших офицеров, и, узнав об этом, Громов многое передумал. Слова Корнева о том, что скоро вся армия станет технической службой, ему казались теперь пророческими. Однако это нисколько его не расположило к Корневу. Он знал, как тот относится к нему после подозрений в шпионаже, и платил ему еще большей неприязнью. Для этого были и другие причины: например, Громов считал, что стоит ему оступиться еще раз, и этот «прокопченный», как в мыслях именовал он своего земляка, станет на его место, старшиной.

Хотя Громову трудно было исполнять две обязанности сразу, он держался за прежнюю должность обеими руками. Старшина — это положение, да еще какое! Боясь, что его кем-нибудь могут заменить, Громов стал держать премудрость старшинства в тайне: забыл привычку заводить себе помощников; сам составлял строевые записки, сам вел учет материально-вещевого снабжения, а в каптенармусы попросил Мишу Пахомова. Конечно, Пучков согласился на это с радостью: душа его становилась спокойнее, когда рассеянный Миша находился подальше от самолетов. Громов тоже радовался, что перехитрил всех: Миша и шага сделать не мог без его разъяснений, а назначь каптенармусом Ершова, Корнева, Князева или Еремина, они, чего доброго, там освоятся, что комэск передаст им и старшинские бразды правления.

И все-таки каждый день Громов убеждался, что ничего больше не сулит ему эта канительная должность. Офицером стать — вот его цель. На днях он узнал, что в Академии имени Жуковского в прошлом году был недобор кандидатов-офицеров и поэтому на отборочные экзамены разрешено ехать механикам самолетов, имеющим среднее общее образование. По всем статьям он подходит; шутка ли сказать — в академию! И партийность при поступлении необязательна — Касимов врать не будет. Хоть это и техническая академия, так ведь в конце концов не обязательно после ее окончания работать по материальной части. Можно определиться в какое-нибудь инженерное управление или инспекцию: давать указания он любит…

Когда в строй встали все, Громов скомандовал:

— Шаго-ом… марш!

Колонна механиков, мерно колыхаясь, двинулась к стоянке.

Позади шли Пучков и Корнев с комбинезонами под мышкой.

Громов то и дело оглядывался. У грибка дежурного он развернул строй лицом к Пучкову. На этот раз инженер не давал заданий: каждый знал, что надо делать.

Все разошлись по своим самолетам. Громов остался.

— Товарищ старший техник-лейтенант, разрешите обратиться?

— Да.

Переминаясь с ноги на ногу, притворяясь виноватым, не заслужившим положительного ответа на просьбу, Громов прозондировал почву насчет того, чтобы Пучков помог ему поступить в академию. Ведь он исправно работает механиком и с отличием окончил техническую школу.

— Я знаю, что пришла разнарядка, — отвечал Пучков. — Но мы со старшим инженером уже составили Корневу аттестацию и ходатайство…

«Опять этот Корнев», — с досадой подумал Громов.

В этот момент к грибку подкатила штабная «амфибия».

— Эскадрилья, смирно! — раздался голос дежурного по стоянке.

— А с вами давайте так: время еще не ушло. Если ваша машина будет выруливать, как в эти дни, я посоветуюсь… — успел сказать Пучков и побежал навстречу майору Шагову, вышедшему из «амфибии».

Выслушав доклад, Шагов сказал, что желает осмотреть стоянку.

У первого же самолета он узрел клочок промасленной ветоши и поэтому долго отчитывал механика, доказывая, что ветошь могла самовоспламениться и привести к пожару.

Пучков не знал, как бы ему отделаться от незваного надзирателя. До Шагова ли было ему сейчас, когда через два часа выруливание на старт?

— Разрешите выполнять обязанности? — спросил он.

— Вы забыли устав внутренней службы? Вы обязаны сопровождать старших…

В эскадрилью приезжали разные начальники, но все они считали долгом не отрывать технический состав от дела. А Шагов любил, чтобы его сопровождали.

Пучков ходил за ним по стоянке больше часа. Не уйдешь ведь: начальник! Наконец Пучков не выдержал:

— Извините, товарищ майор, но мне некогда прохлаждаться с вами. Меня десятки людей и машин ждут…

Эти слова Пучкова могли показаться излишне резкими, но что ему было делать, когда на простые просьбы Шагов не обращал внимания.

— Идите, — сказал майор, — но пришлите замену.

— Слушаюсь! — И Пучков побежал к машине Еремина.

Меж тем стоянка уже гудела. Позади самолетов бушевала не буря, а целый тайфун.

Опробовав моторы, Громов полез в моторную гондолу: перед полетом хотелось проверить, нет ли подтеков в трубопроводах. Вчера было все нормально, но мало ли что могло случиться за ночь? Какой-нибудь пехотинец — часовой из роты охраны — открутит из любопытства винтик на хомуте — вот и авария, и пойдешь под суд. И Громов, ужом изгибаясь между агрегатов, проверял затяжку хомутов на трубопроводах. Упрется длинной отверткой в хомут — если он не провернется, значит, затянут туго. Так, начав снизу, Громов дошел до верхней обшивки крыла, где стоял изогнутый металлический переходник маслопровода. Отвертка сорвалась с хомута и проткнула переходник: в руки ударила струя горячего масла. Громов потряс кистью руки, выругался:

— Деятели!.. Всучили мне не самолет, а старую рухлядь. Меняла корневская бригада этот переходник или нет?

Струя масла лилась на колесо. Это увидел Ершов, тащивший стремянку в капонир.

— Что у тебя там? Давай помогу.

— Без вас управлюсь…

Ершов доложил о подтеке Корневу, исполнявшему вместо Пучкова обязанности техника бомбардировочного звена. Корнев прибежал.

«Опять этот Корнев! И в академию опередил и тут в контролеры лезет!» — подумал Громов и сказал раздраженно:

— Хомут ослаб. Сейчас подтяну, и все будет в порядке. Можешь быть свободным!

— Где ослаб хомут? — спросил Корнев, заглядывая в мотогондолу.

— Я отвечаю за самолет или уже нет?

— Разумеется…

— Ну и прекрасно! Я помощи не прошу.

— Я пришел не к тебе лично. А на самолет бомбардировочного звена…

— Добавь: «вверенного мне бомбардировочного звена»… — с издевкой заметил Громов.

— Забыть бы тебе пора. Вместе работаем.

— Да пустяки же! Иди готовься в академию, не то экзамены провалишь.

— В какую академию? — с удивлением переспросил Корнев.

— Хоть не притворялся бы! — сплюнул Громов и полез в моторную гондолу.

Но Корнев не притворялся. Он действительно еще ничего не знал об академии. Пучков умел заботиться о подчиненных незаметно, так, что они узнавали об этом последними.

Посмотрев на ноги Громова, скрывшегося в моторной гондоле, Корнев ушел. Однако уж слишком ярой показалась ему досада Громова, и он доложил Пучкову.

— Из-за какого-то хомута и вы требуете меня? Стыдитесь! Сам подтянет! Иди к Князеву, у него потек пожарный кран. Хотел ему помочь, да майор Шагов протаскал меня больше часа.

Неисправность, которую нечаянно ввел Громов, не казалась ему устрашающей. Он знал, что на фронте, да и теперь, механики обертывали переходник изоляционной лентой и обмазывали ее жидким стеклом. Стекло затвердеет — ленту и зубами не оторвешь. Конечно, было бы лучше, если слить масло, а потом уже отремонтировать переходник. Но разве успеешь? До выруливания — всего полчаса. Машина задержится, а из-за нее вся эскадрилья. Чрезвычайное происшествие. Разве пошлют тогда в академию?