Изменить стиль страницы

Итак, народ не может просто изгнать элиту, или перестать содержать. Он может её только заменить. Элита — необходимый элемент общества! Без неё пропадёт и государство. То есть ей нужно давать возможность жить ровно настолько хорошо (удобно, комфортно, сытно и т. д.), насколько она приносит пользу обществу, — этим должна заниматься высшая государственная власть. Когда же между разными классами страны нет «обратной связи», а своё содержание элита назначает сама себе и по собственному усмотрению, и сама же назначает и скидывает императоров, то страна в целом беднеет, а кто-то в частности богатеет. За счёт чего? За счёт обнищания большинства.

Сталинская эпоха показала, что основная задача государственной власти — сближение двух «народов» одной страны, трудящихся и элиты, в том числе в мере потребления, — только так возможен успех. Нельзя одновременно развивать страну (трудами народа) и прожирать ресурс (стараниями элиты). Нечего спорить, Сталин держал в «чёрном теле» крестьянство, но и партноменклатуру — элиту своего времени, зажимал крепко, не давал излишне жировать.

Мы ниже покажем, как это было. Но сначала напомним некоторые принципы действия наших «Русских горок». Некоторый общий сценарий развития событий таков:

1. Исходно низкая норма внутренних накоплений. Это не злой умысел, а объективная реальность, ибо это и есть наше стационарное состояние.

2. Правящая элита, помня о происходивших в прошлом случаях напряжения всех сил, не рискует вводить режим мобилизационной экономики и продолжает пользоваться ресурсами, накопленными после предыдущего рывка, но не всегда эффективно. Кроме того, контакт с Европой показывает властителям неудовлетворительность их собственного состояния с точки зрения бытового комфорта. Не понимая истинных причин этого отставания, вожди предпринимают попытки улучшить своё, а также общее положение за счёт копирования зарубежных порядков. Им помогает своя интеллектуальная элита и иностранные советники, что только ухудшает общее экономическое положение, углубляя кризис.

3. Появление внешней угрозы, когда соперничающие страны пытаются экономическое отставание России закрепить политическим поражением. Это становится сигналом к началу перехода к мобилизационному режиму экономики. Как правило, такой переход требует новых идей, самых передовых на этот момент в мире, а также новых людей в руководстве, способных к новому режиму функционирования страны. (Возврат после мобилизационного режима к стационарному также требует смены элиты).

4. В результате напряжения всех сил удаётся преодолеть внешний кризис, а после этого у народа пропадает побудительная причина поддерживать предыдущий режим. Элита склонна вспоминать вождей, выполнивших труднейшую работу по спасению страны, как ужасных тиранов, и навязывает эту точку зрения народу.

Далее всё повторяется.

Так было в эпоху Ивана Грозного, Петра I и Иосифа Сталина.

Сталинские пятилетки

1929. — Серьёзные продовольственные проблемы, введение карточек на хлеб. Ноябрь. — Пленум ЦК ВКП(б), отказ от НЭПа, принятие курса на сплошную коллективизацию.

1930, 5 января. — Постановление ЦК ВКП(б) «О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству», начало сплошной коллективизации. 25 июля. — Постановление ЦК ВКП(б) «О всеобщем обязательном начальном образовании».

Разгром «правой» оппозиции обозначил конец НЭПа. В 1929 году В. М. Молотов и В. В. Куйбышев сменили Рыкова и Кржижановского на постах председателей Совнаркома и Госплана. Началось усиление централизованного планового руководства экономикой, ликвидация элементов хозрасчёта, рост налогового бремени на частные предприятия. К 1933 году исчезли концессии, предоставленные иностранным предпринимателям (кроме японских на Дальнем Востоке).

Первый пятилетний план развития народного хозяйства (1928/29–1932/33) разрабатывался и был принят с учётом принципов НЭПа и в частности был рассчитан на сбалансированное развитие всех основных отраслей народного хозяйства. Но в 1929 году Сталин заявил о необходимости пересмотра заданий в сторону их существенного увеличения, полагая довести их с 21,5 до 45 %.

Для руководства экономикой были созданы новые органы управления. В 1932 году вместо ВСНХ сначала образовали 4 отраслевых наркомата, а к концу 1930-х их количество возросло до 20. Наркоматы были со строгой вертикальной структурой подчинения, доходящей до каждого отдельного предприятия.

Темпы индустриализации были небывало высокими, — а сегодня они кажутся невероятными: с 1928 по 1941 год было построено около 9 тысяч крупных промышленных предприятий. Промышленность по отраслевой структуре, техническому оснащению, возможностям производства важнейших видов продукции вышла в основном на уровень развитых стран. Был осуществлён массовый выпуск самолётов, грузовых и легковых автомобилей, тракторов, комбайнов, синтетического каучука и т. д. Стала быстро развиваться оборонная промышленность с использованием оригинальных отечественных разработок.

Это было достигнуто через трудовое и творческое подвижничество всего народа при общем энтузиазме, по силе сходном с религиозным. Но требовалось и жёсткое подчинение плану тех, кто составлял управляющую вертикаль. Управлять — это была их работа, а не способ достижения личного благополучия. В этих условиях массы народа доверяли руководителям и оказались способными на самоотречение.

Вот воспоминания американского студента Джона Скотта:

«…Я выехал на поезде, идущем четыре дня до места под названием Магнитогорск, расположенного на восточных склонах Уральских гор. Я был очень счастлив. В Советском Союзе не было безработицы. Большевики планировали свою экономику и предоставляли молодым людям много возможностей. Более того, им удавалось преодолеть фетишизацию материальных ценностей, которая, как учили меня мои добрые родители, была одним из основных зол нашей американской цивилизации. Я видел, что большинство русских едят только чёрный хлеб и носят один-единственный костюм до тех пор, пока тот не распадется на части…

Шёл сентябрь 1932 года, и мне было 20 лет…

Мне понадобилось очень мало времени, чтобы понять, что они едят чёрный хлеб в основном потому, что нет никакого другого, и носят лохмотья по той же причине.

В Магнитогорске я был брошен в битву. Я очутился на линии фронта чугуна и стали. Десятки тысяч людей терпеливо выносили невероятные трудности, чтобы построить доменные печи, и многие делали это по своей воле, охотно, с безграничным энтузиазмом, которым с первого дня своего приезда заразился и я.

Четверть миллионов человеческих душ — коммунистов, кулаков, иностранцев, татар, осуждённых саботажников, и масса голубоглазых русских крестьян — строили самый большой сталелитейный комбинат в Европе посреди голой уральской степи. Деньги текли как песок сквозь пальцы, люди замерзали, голодали и страдали, но строительство продолжалось в атмосфере равнодушия к отдельной человеческой личности и массового героизма, аналог которому трудно отыскать в истории».[12]

За довольно короткий срок были решены три задачи: индустриализация страны, коллективизация сельского хозяйства, осуществление культурной революции. Стало возможным создание новой армии.

Главным в этой модернизации было превращение человека с крестьянским типом мышления, восприятием времени, стилем труда и поведения — в человека, оперирующего точными отрезками пространства и времени, способного быть включённым в усилия огромных масс людей. За короткий срок создавался «новый человек».

Запад создавал такого «человека» в течение четырёхсот лет, в основном возложив эту задачу на частного хозяина, который дубил шкуру рабочего угрозой голода. Но и государство действовало на Западе в том же направлении столь жестокими методами, которые России были неведомы (например, законы о бедных и о бродяжничестве, на основании которых были повешены десятки тысяч человек). Гражданское общество Запада изобрело для бедных такие типы наказания, которые Россия и СССР не знали. Уважение к собственности вбивалось там вчерашним крестьянам жестокими способами: в начале XIX века в Англии вешали даже детей за кражу на сумму более 5 фунтов стерлингов, а за бродяжничество клеймили с 14 лет.

вернуться

12

Скотт Дж. За Уралом. Американский рабочий в русском городе стали. М. — Свердловск, 1991, с. 31–32.