Мы из породы битых, но живучих,

Мы помним все, нам память дорога.

Я говорю, как мхатовский лазутчик,

Заброшенный в Таганку, в тыл врага.

Теперь в обнимку, как боксеры в клинче,

И я, когда-то мхатовский студент,

Олегу Николаевичу нынче

Докладываю данные развед:

Что на Таганке той толпа нахальная

У кассы давится, гомор, содом,

Цыганка с картами, дорога дальняя,

И снова строится казенный дом.

При всех делах таганцы с вами схожи,

Хотя, конечно, разницу найдешь:

Спектаклям МХАТа рукоплещут ложи,

А те — без скромной ложности, без лож.

В свой полувек Олег навек моложе

Вторая жизнь взамен семи смертей.

Из-за того, что есть в театре ложи,

Ты можешь смело принимать гостей.

Таганцы наших авторов хватают

И тоже научились брать нутром:

У них гурьбой Булгакова играют

И Пушкина, — опять же впятером.

Шагают роты в выкладке на марше,

Двум ротным ордена за марш-бросок.

Всего на 10 лет Любимов старше,

Плюс „10 дней“ — ну разве это срок?

Гадали разное — года в гаданиях:

Мол, доиграются и грянет гром,

К тому ж кирпичики на новом здании

Напоминают всем казенный дом.

В истории искать примеры надо

Был на руси такой же человек.

Он щит прибил к воротам Цареграда

И звался тоже, кажется, Олег.

Семь лет назад ты въехал в двери МХАТа,

Влетел на белом княжеском коне.

Ты сталь сварил, теперь все ждут проката,

И изнутри, конечно, и извне.

На мхатовскую мельницу налили

Расплав горячий — это удалось,

Чуть было „Чайку“ не спалили,

Но, слава богу, славой обошлось.

Во многом совпадают интересы:

В Таганке пьют за „Старый новый год“,

В обоих коллективах „Мерседесы“,

Вот только „Чаек“ нам не достает.

А на Таганке — там возня говальная,

Перед гастролями она бурлит,

Им предстоит дорога дальняя,

Но „Птица синяя“ им не предстоит.

Здесь режиссер в актере умирает,

Но вот вам парадокс и перегиб:

Абдулов Сева — Севу каждый знает,

В Ефремове чуть было не погиб.

Нет, право, мы похожи даже в споре,

Живем и против правды не грешим

Я тоже чуть не умер в режиссере

И, кстати, с удовольствием большим.

Идут во МХАТ актеры и едва ли

За тем, что больше платят за труды,

Но дай бог счастья тем, кто на бульваре

И чище стали Чистые пруды.

Тоскуй, Олег, в минуты дорогие,

По вечно и доподлинно живым.

Все понимают эту ностальгию

По бывшим современникам твоим.

Волхвы пророчили концы печальные:

Мол, змеи в черепе коня живут…

А мне вот кажется, дороги дальние

Глядишь когда-нибудь и совпадут.

Ученые, конечно, не наврали,

Но ведь страна искусств — страна чудес.

Развитье здесь идет не по спирали,

А вкривь и вкось, в разрез, наперерез.

Затихла брань, но временны поблажки,

Светла Адмиралтейская игла.

Таганка, МХАТ идут в одной упряжке

И общая телега тяжела.

Мы — пара тварей с Ноева ковчега,

Два полушария мы одной коры.

Не надо в академики Олега,

Бросайте дружно черные шары.

И с той поры, как люди слезли с веток,

Сей день — один из главных. Можно встать.

И тост поднять за десять пятилеток,

За сто на два, за два по двадцать пять.

Открыты двери,

Больниц, жандармерий.

Предельно натянута нить.

Французские бесы

Большие балбесы,

Но тоже умеют кружить.

Я где-то точно наследил,

Последствия предвижу.

Меня сегодня бес водил

По городу парижу,

Канючил: „Выпей-ка бокал,

Послушай-ка, гитара…“

Таскал по русским кабакам,

Где венгры да болгары.

Я рвался на природу, в лес,

Хотел в траву и в воду.

Но это был французский бес

Он не любил природу.

Мы как бежали из тюрьмы

Веди куда угодно.

Немели и трезвели мы

Всегда поочередно.

И бес водил, и пели мы

И плакали свободно.

А друг мой — гений всех времен

Безумец и повеса,

Когда бывал в сознанье он,

Создал хромого беса.

Трезвея, он вставал под душ,

Изничтожая вялость,

И бесу наших русских душ

Сгубить не удавалось.

А друг мой, тот что сотворен

От бога, не от беса

Он крупного помола был,

Крутого был замеса.

Его снутри не провернешь

Ни острым, ни тяжелым.

Хотя он огорожен сплошь

Враждебным частоколом.

Пить наши пьяные умы

Считали делом кровным.

Чего наговорили мы

И правым, и виновным!

Нить порвалась и понеслась…

Спасайте наши шкуры!

Больницы плакали по нас,

А также префектуры.

Мы лезли к бесу в кабалу,

Гранатами под танки.

Блестели слезы на полу,

А в них тускнели франки.

Цыгане пели нам про шаль

И скрипками качали,

Вливали в нас тоску, печаль.

По горло в нас печали.

Уж влага из ушей лилась

Все чушь, глупее чуши.

И скрипки снова эту мразь

Заталкивали в души.

Армян в браслетах и серьгах

Икрой кормили где-то,

А друг мой в черных сапогах

Стрелял из пичтолета.

Напряг я жилы, и в крови

Образовались сгустки,

А бес, сидевший визави,

Хихикал по-французски.

Все в этой жизни — суета,

Плевать на префектуры!

Мой друг подписывал счета

И раздавал купюры.

Распахнуты двери

Больниц, жандармерий,

Предельно натянута нить.

Французские бесы

Такие балбесы,

Но тоже умеют кружить.