Самолет, снижаясь, наконец выпустил шасси и пошел на посадку над красными песками и нагромождением белых домов и жестяных сараев; то там, то здесь мелькали выровненные бульдозерами площадки – лагеря для беженцев Сабра и Шатала. Карл вспомнил о кровавой резне и шестистах убитых. А сейчас ему предстоит встреча с охраной лагерей, ее надо будет просить о помощи – узнать всего лишь об одном, но особо важном убийстве, поскольку оно касалось шведа. Сомнение волной накатило на Карла, но удар этой волны был так же короток, как удар шасси о взлетную полосу. Теплый воздух был пропитан запахами авиационного топлива. Балаган в зале прибытия аэропорта в Афинах был какой-то пародией на немецкую восхитительную организованность и порядок. Вливаясь и выливаясь из параллельных очередей, каждый прилетевший сюда, казалось, являл собой особо сложную проблему, для решения которой необходимо привлекать различные "власти" и "не-власти", иногда облаченные в униформу, иногда без нее, но созданные для того, чтобы "контролировать контроль предыдущего контроля".
В хаотическом беспорядке люди в гражданском носились туда и сюда между контрольными инстанциями. Многие были вооружены, как правило, автоматическими кольтами, между прочим отметил для себя Карл. Эти люди служили в военно-милицейских организациях и отказывались признавать остатки униформированной государственности, все еще сохранявшейся в единственном действовавшем аэропорту Ливана.
Конечно же, виза Карла была в порядке, и, конечно же, предъявлять таможенным властям было нечего, но именно это и показалось подозрительным, и времени на объяснения ушло много. Контролерам в форме Карлу пришлось прямо заявить, что он сам полицейский, а контролерам в гражданском – нечто туманное: он-де "направляется в шведское посольство". Трижды открывали и перетряхивали его багаж. Через час, пройдя наконец паспортный контроль, он вышел из аэропорта и тут же был атакован поджидавшими пассажиров таксистами; свою сумку он отдал тому, кто подскочил первым.
Перед главным входом в аэропорт стояли два джипа, набитых до отказа модными бородатыми черноглазыми мужчинами с автоматическими карабинами, легкими пулеметами и даже противотанковым оружием. Это был отряд мусульманской милиции.
Переднее стекло такси – темно-зеленого старомодного "Мерседеса-190" – испещрено дырами от пластиковых пуль. Личная карточка водителя сообщала о том, что звали его Ахмед такой-то и такой-то, то есть мусульманин.
– Мистер, куда нам, я поеду только в Западный Бейрут. Вы бывали раньше в Бейруте?
– Да, хотя давным-давно, в 1976 году. В шведское посольство. Насколько я помню, оно как раз в западной части Бейрута.
Таксист не ответил, именно в этот момент они проезжали первый из трех контрольно-пропускных пунктов на пути в Бейрут. Два молодых человека с автоматическими карабинами приказали открыть багажник и спросили Карла, кто он, откуда и куда направляется, попросили показать паспорт, будто действительно хотели посмотреть его.
– Скажите сейчас же, что вы швед, они сами спросили. Так будет быстрее, – объяснил таксист.
– Почему? Значит, шведом быть хорошо?
– Это единственная страна, которая не пыталась влезть в Ливан, а это хорошо. В 1976 году, когда вы были здесь, все было иначе, не так много войны, а сейчас very bad[50].
У следующего контрольно-пропускного пункта стояла милиция, оснащенная американским оружием, отметил про себя Карл. Значит, другая группа.
– Швед, – сказал Карл и тут же получил разрешение продолжить путь.
Когда они въехали в город, все выглядело куда хуже, чем Карл мог представить себе, наблюдая за десятилетней войной по телевизионным новостям. Некоторые кварталы напоминали картины времен второй мировой войны. Они были разбиты американской, израильской или, возможно, друзской артиллерией. Но цементные фасады домов даже в тех немногих кварталах, которые, казалось, война более или менее пощадила, были испещрены мелкими пробоинами, словно все дома Бейрута болели заразной болезнью, дававшей сыпь.
Подъезжая к главной улице Бейрута, Хамра-стрит, они влились в бесконечный поток машин, пробивавшихся через толпы торговцев и покупателей.
– Сегодня хороший день, войны не так уж много, – пояснил таксист.
Когда они подъехали к месту назначения, таксист затребовал сумму, равную нескольким сотням шведских крон, и сам испугался своего нахальства, но, к его удивлению, Карл не стал торговаться, а тут же выложил ее в долларах.
– Не расстраивайся, что не потребовал больше. Спорить я не стал бы, просто заплатил бы половину, – устало пошутил Карл.
Перед воротами посольства Карл увидел изображенный на плакате шведский герб с желтым крестом на голубом фоне и королевской короной. Посольство разместилось в одном из помещений, встроенном между этажами довольно современного и неповрежденного здания. Поднимаясь по лестнице, Карл угодил в очередь из ливанцев и палестинцев, всовывавших ему деньги на покупку визы. По-видимому, цена черного рынка составляла тысячу крон, а кое-кто готов был удвоить сумму. Но, насколько Карл знал, шведская виза выдавалась бесплатно. Неужели кто-то из посольских занимается частным предпринимательством и торгует визами?
Посольство получило телекс из министерства иностранных дел о приезде Карла, и один из младших дипломатов остался после рабочего дня, чтобы встретить его. Это был молодой человек, в меру холеный и в меру высокомерный второй секретарь. Он сразу дал почувствовать, что дела Карла его не интересовали. Но именно в его обязанности входило наблюдение за шведами из "класса Б", находившимися только в Бейруте и помогавшими лагерям беженцев.
Над письменным столом молодого дипломата висел большой плакат с летним пейзажем провинции Даларна и майским шестом[51]. К тому же, обращаясь к Карлу, дипломат говорил ему «вы».
– Особы, которых вы ищете, их что, подозревают в убийстве? – спросил дипломат с легким презрительным ударением на слове особы.
– Нет, но для нас очень важно, чтобы я смог поговорить с ними. Прежде всего мне хотелось бы знать, где они живут, – резко ответил Карл.
– Разрешите спросить вас, в чем суть дела, это может упростить проблему.
– Нет. Это дело касается государственной безопасности. Могу лишь сказать, что их никоим образом и ни в чем не подозревают. Ты знаешь, где они живут, могу я встретиться с ними, так сказать, лично, не посещая Бурж эль-Баражна? Я по возможности не хотел бы привлекать к себе внимание.
Карл уже понял, что посольство Швеции едва ли воспримет его просьбу с энтузиазмом.
– У нас нет точных адресов этих особ, связь с ними налажена не очень хорошо. Да, мы знаем, кто они, сколько их, несмотря ни на что, они ведь шведы.
– Значит, их личных адресов у тебя нет?
– Фактически нет.
– Значит, мне придется искать их в лагере для беженцев?
– Да, думается, что так.
– А если вам по каким-либо причинам придется заняться эвакуацией всех шведов, находящихся в районе Бейрута, вы, значит, не сможете добраться до этих добровольных помощников?
– Это своего рода допрос?
– Вовсе нет. Просто мне любопытно. Несмотря ни на что, они ведь шведы. Разве вы не отвечаете за их безопасность?
– Здесь в Ливане каждый сам, как умеет, отвечает за собственную безопасность. Но если вопрос об эвакуации станет актуальным, мы рассчитываем, что они сами дадут о себе знать, если будут в этом заинтересованы.
Карл решил махнуть на это рукой. Он, собственно, уже был готов уйти, но по формальной инструкции ему предстояло сообщить еще об одном.
– Поручение, которое я должен выполнить, таково, что я могу попасть в беду. Я хочу иметь номер телефона, по которому смогу связаться с вами в любое время суток.
– Здесь все, в том числе и полиция, работают только в регламентированное время, – ответил молодой дипломат высокомерно, и Карл с удивлением почувствовал, что начинает звереть, что ему хочется в буквальном смысле заткнуть глотку этому паршивцу. Но он взял себя в руки, его хорошо обучили делать это.