— Если вам дорога жизнь, держитесь подальше от проклятого трофея.

Потом он оделся во все белое и сошел совсем один в долину. На голову он водрузил круглую деревянную подставку, на которой укрепил пятнадцать зажженных свечей, укрыв их под разноцветными стеклянными колпаками, и еще пять по кругу внутри. Потом он начал медленный танец и как бы чертил на земле разные геометрические фигуры. Он славил имя Иеговы и призывал бога Доры как можно скорее явиться в Иерусалим, чтобы отдать себя во власть Богу Израиля. С городской стены и со склона горы за ним наблюдало множество евреев, но им было запрещено подходить к нему и поднимать шум, который мешал бы творить заклятия. Ночь стояла безлунная, и мерцавшие огни, то спиралью взмывавшие вверх, то чертившие овал или восьмерку, завораживали зрителей. Неожиданно Забид завопил в ужасе, потом погасли свечи и леденящий душу вой огласил окрестности.

Никто не понял, что случилось. Одни говорили, будто Забид не сумел исполнить задуманное и был поражен Иеговой за свою самонадеянность. Другие — будто он одержал победу и то, что они слышали, было предсмертным криком ненавистного бога Доры. Однако ни один человек не осмелился сойти до утра в долину. А утром там нашли подставку со свечами, аккуратно сложенные белые одежды Забида — и все. Когда же слуга царя развернул материю на стене, чтобы взять маску и прибить ее на прежнее место, то увидел ком красной глины, так сказать, знак едомитянина. Маска исчезла навсегда.

— Бессовестный мошенник, — возмутился Клео-па. — Однако почему это я должен горевать об исчезновении золотого осла?

— Не сомневаюсь, — медленно проговорил Иоаким, — что едомитянин заполучил реликвию дома Забида, взяв в жены Дориду из Доры, и теперь пытается творить зло именем Нимрода. Ты ошибаешься, называя маску головой осла. На осла навьючивай сколько хочешь и бей его, пока сам не свалишься, но будешь дураком из дураков или Самсоном, если посмеешь поступить так с онагром. Онагры убивают людей, что давно известно из цирковых представлений, когда пленников, взятых в бою, принуждают там якобы охотиться на диких зверей. Они быстры, как ласточки, хитры, как мангусты, и безжалостны, как арабские головорезы.

— Кто такой Нимрод? Тот Нимрод, о котором я читал, был сыном Хуса, и он умер две тысячи лет назад.

— Не хочу пачкать свой язык, рассказывая тебе, кем его считают едомитяне. Однако будь уверен, у него есть власть и с ним приходится считаться. Ты, по крайней мере, помнишь, что это Нимрод, владыка трехсот шестидесяти пяти воинов, преследовал Авраама за то, что тот не простерся ниц и не воздал почести лживым богам? Боюсь, «он» будет преследовать Израиль по той же самой причине и именем Нимрода.

— Господи, сохрани! — вскричал в страхе Клеопа.

Привезя своих сыновей от Мариамны в Рим, где их поселили во дворце императора Августа, Ирод необыкновенно щедро снабдил их деньгами и подобрал им прямодушных и благочестивых, но немужественных и нестрогих наставников из евреев. Вероятно, втайне ему действительно хотелось, чтобы мальчики научились у римлян распутству и расточительности и погубили себя, презрев закон Израиля, поэтому, когда через несколько лет ему донесли о том, что они стали образцовыми римлянами, он призвал их в Иерусалим и заставил неукоснительно соблюдать все обычаи. Одного из них он женил на дочери своей сестры Саломеи, а другого на дочери Архелая, царька Каппадокии. Оба царевича не любили своих жен и откровенно смеялись над дотошным изучением Священных Книг, над мрачными и скучными обрядами, докучливыми обязанностями, ограничениями в еде, питье и любви, а также над субботним ничегонеделанием. Хитрый Ирод подстроил так, что им стали известны дворцовые сплетни, которые до тех пор держались от них втайне, и они возненавидели его как убийцу своей матери и других своих родичей. Старшему сказали, что жены отца носят красивые платья и украшения, принадлежавшие раньше его матери, а теперь, значит, принадлежащие ему. Младшему, Аристобулу, внушили, что для него оскорбителен брак с дочерью Саломеи, ибо по навету Саломеи казнили его мать. А Ирод продолжал играть роль снисходительного отца, делая вид, что ничего не видит и не слышит, пока они совсем не осмелели и не стали время от времени намекать на мщение.

Примерно в это время Ирод уехал из Иерусалима в Малую Азию, потому что его старый друг Агриппа, победитель при Акции и самый могущественный человек в Римской империи после Августа, собирался отказаться от командования восточными армиями. Ирод попросил Агриппу восстановить в ионийских городах привилегии еврейских торговцев, которых они были лишены греческими властями, и в первую очередь — право поклоняться богам, как повелевают древние обычаи, право посылать подарки Храму и право не нести воинскую повинность. Агриппа искренне поблагодарил Ирода за то, что он откровенно выложил ему свои обиды, утвердил привилегии торговцев и отправил в Рим неодобрительный отчет о нетерпимости и жестокости греков. Ирод возвратился в Иерусалим с добрыми вестями и отменил четвертую часть годовых податей, после чего все уважаемые в городе евреи пожелали ему всевозможных радостей и единственный раз не кривили душой.

Зато Аристобул и Александр за это время накопили еще больше обид. Они уже открыто говорили о поездке в Рим и о своем желании предстать перед императором и обвинить Ирода в лжесвидетельстве с целью погубить их невинную мать, громко называя человека, который-де поможет им добиться справедливости, Архелая Каппадокийского. А так как постепенно они перестали вообще чего-либо стесняться, то вряд ли можно строго судить Ирода за благорасположение к старшему сыну Антипатру. Младших же он предупредил, что, если они не опомнятся, он лишит их наследства. До этого Антипатру разрешалось быть в Иерусалиме только во время праздников, что полагалось делать каждому еврею, живущему в пределах недели езды до Иерусалима, и его переезд во дворец только еще больше озлобил обоих братьев, привыкших безнаказанно его обижать. Терпение, с каким Ан-типатр сносил обиды, заслужило одобрение Ирода, которое он высказал публично. Антипатр был уже взрослым человеком с добрым нравом и устоявшимися привычками, но так как он вырос в александрийской колонии евреев, то не блистал ни в греческом, ни в латыни. Как-то раз за обедом Александр посмеялся над ио провинциальным невежеством, и Ирод благородно иаялся сие исправить, тотчас отправив Антипатра в I им для завершения образования, чтобы, вернувшись он мог заслужить уважение Александра.

Антипатр поехал в Рим под покровительство Аг-риппы и произвел столь же благоприятное впечатление на императорскую семью, сколь его братья — неблагоприятное. Когда-то отцу Ирода было жаловано римское гражданство, и Антипатр, следовательно, был гражданином Рима в третьем поколении, поэтому Август назначил его командовать союзным кавалерийским полком. Это не было синекурой, и Антипатру удалось вскоре зарекомендовать себя энергичным и способным офицером. Когда весть о его успехе достигла Иерусалима, Александр вышел из себя от ревности и не смог скрыть ярость в присутствии Саломеи, которая не замедлила донести его слова до ушей Ирода И он сурово выговорил за это Александру. Сказал, что недоволен им и Аристобулом, что уже проявил по отношению к ним достаточную терпимость, помня об их родственниках с материнской стороны, что, если они немедля не изменят своего образа жизни, он будет вынужден переписать завещание в пользу старшего сына.

Александр купил яд, намереваясь, насколько известно, отравить Ирода прежде, чем тот успеет исполнить свою угрозу. Может, и так. Однако бдительные шпионы выкрали у него яд, и Ирод повез обоих сыновей, а также свидетелей их заговора в Рим.

Дело братьев было яснее ясного, и Август, обязанный Ироду миром на Ближнем Востоке, наверняка приговорил бы обоих к смертной казни, если бы не его сестра Октавия, вдова Марка Антония, подружившаяся с братьями во время их первого пребывания в Риме и умолявшая императора сохранить им жизнь и 1'сли бы не поддержавшие ее некоторые влиятельные сенаторы, получившие от Архелая Каппадокийского письма с просьбой принять ее сторону.