— Брат мой, хорошо, что никто не пошел против «него». Это было бы ребячеством. Наш высокоумный учитель Гиллель предупреждает нас, что надо различать частные и общие заветы Господа. Частные заветы были даны нашим предкам, чтоб они не боялись грабить тех, кто ограбил и обратил в рабство их самих. И разве сегодня толковать их как общий завет преследовать и грабить египтян не кажется тебе чудовищным? Да и слова о Едоме постыдно вырваны из текста. То, что Господь много столетий назад воспылал гневом на Едом, сегодня не дает права грабить дома едомитян. Ладно. А насчет указа мы еще посмотрим, возымеет ли он то действие, на которое «он» рассчитывает. Мне тоже не нравятся подобные нововведения. Пусть уж лучше побили бы мошенников за нарушение субботы камнями, потому что вламываться в запертый дом, несомненно, все равно, что драться, а драться запрещено в святой день. Выселять же их из страны за воровство недопустимо.

— Однако, брат Иоаким, почему ты называешь его едомитянином? Ведь ты знаешь не хуже меня, что, хотя он родился в Едоме, он не более потомок Исава, чем я.

— Я назвал его едомитянином, чтобы не произносить всуе более достойное имя. Да, я знаю, его деда ребенком увезли разбойники-едомитяне, грабившие филистимлян в Аскалоне. Он был сыном священнослужителя какого-то местного Бога-Солнца, а так как его отец не мог заплатить огромный выкуп, то ребенок вырос у едомитян. Будь он простым филистимлянином, разве едомитяне запросили бы за него большой выкуп? Почему он был обласкан царем Александром Яннаем из рода Маккавеев? Отец мальчика был Рабом Бога, что у филистимлян обыкновенно значило — захваченный в плен или бежавший священнослужитель. Ты точно знаешь, что он был филистимлянином? Николай Дамасский пишет, что «его» предки возвратились из Нави лона с Езрой и они были халевитами из Вифлеема.

— Николай Дамасский — лжец!

— Николай известен как его советник и заступник и, конечно, бессовестно лжет в толкованиях, но я что-то не помню, чтобы он искажал факты. Да и почему бы ому не быть халевитом из Вифлеема, а его предкам — служителями Ненавистного во времена нашего позора? Когда началось восстание Маккавеев, священнослужители убежали, унося с собой своих идолов, к филистимлянам, и там их с радостью встретили братья но вере.

Клеопа недоверчиво хмыкнул.

— Если все так, царь Александр Яннай в недобрый час завел дружбу с дедом того, кто одного за другим уничтожил всех мужчин из рода Маккавеев.

Они помолчали, размышляя о делах минувших, а немного погодя Клеопа сказал, вспоминая казнь Мари-амны, жены Ирода, из рода Маккавеев:

— Я видел, как казнили его любимую жену. Красоту ее не описать словами. Это был последний прекрасный цветок героического рода. Роза Сарона — вдовица по сравнению с ней. И все же какой-то червь точил ее красоту. Даже ее собственная мать, осужденная с нею вместе, осыпала ее упреками за своенравие, навлекшее на них беду. Многие думали, что Александра желает всего-навсего спасти свою жизнь за счет бесчестия дочери, но, увы, ее слова показались мне правдивыми! Слишком смело глядела Мариамна, чтобы быть невинной. Ах, Иоаким, измена — это грех, который нельзя ни простить, ни забыть. Конечно, муж Мариам-ны виновен в смерти ее отца, брата, дяди и почтенного хворого деда. «Он» дважды отдавал приказание, когда отправлялся в опасные странствия, убить ее, если не вернется, и все-таки будем к нему справедливы. Он ни разу не повысил на нее голос, ни разу не ударил ее, и она должна была исполнить свой долг по отношению к нему как к своему мужу и отцу своих детей. Жена должна быть послушна мужу и верна его постели, как бы он себя ни вел. Потому что она всего лишь женщина, хотя и лучшая из женщин, а он мужчина, хотя и худший из мужчин.

— Закон жесток и налагает страшную ответственность на отца, выбирающего мужа для своей дочери, поэтому я рад, что избавлен от такой ответственности в отношении Мариам, Первосвященник Симон сам изберет для нее мужа.

— Несмотря на все его грехи, Симон честен с Господом и людьми, и ты можешь спать спокойно. Выбранный им жених тебя не опозорит. Но мы говорили о неверности Мариамны.

— Некоторые уверены, что едомитянин так сильно ее любил, что не мог представить ее в объятиях другого даже после своей смерти, потому-де он приказывал убить ее. Они вспоминают, как он буйствовал от горя после ее смерти, даже рассказывают, будто он сам умащал ее тело мирром для своих некрофильских желаний. Однако они забывают, что он точно так же буйствовал, когда ее брат будто случайно утонул в Иерихоне, но нам-то известно, что он утонул по «его» приказанию. «Ему» надо было умиротворить дух мертвой и избежать всеобщего осуждения. Он никогда не любил ее и женился по расчету, зная, как почитаемы Маккавеи среди народа Израиля. А потом он одного за другим убил их всех и последней ее. Убил без всякой жалости, как, попомни мои слова, он убьет прекрасных сыновей, которых она родила ему и которых он вроде бы очень любит.

— Я запомню твои слова, — сказал Клеопа, — но не могу поверить, что даже такой зверь может убить собственных сыновей только потому, что их мать из рода Маккавеев. И потом, если он ее не любил, зачем ему нужно было приказывать убить ее после своей смерти?

— Наверно, он боялся, что она может выйти замуж за его врага и основать новую династию. Ему было невыносимо думать, что не его наследники будут царить в Израиле, по крайней мере, не будут царить столько же, сколько царили наследники Давидовы.

— А почему ты считаешь, будто он убьет сыновей Мариамны? Разве у него есть основания сомневаться в своем отцовстве? Ведь они на него похожи.

— Они «ему» не нужны. «Ему» ненавистно представлять, как мы между собой говорим: «По крайней мере, с одной стороны у этих детей добрые предки». К тому же у «него» есть еще сыновья. Вспомни хотя бы старшего, Антипатра, которого все считают будущим царем. Это ради него Мариамна должна была умереть и умерла, и ради него умрут в свой черед ее сыновья. 11» стоит забывать о его правах. Ирод может даже последовать египетскому обычаю и в один прекрасный день сделать его соправителем.

— Совсем о нем забыл. А что он собой представляет?

— Я многих расспрашивал, и никто не сказал о нем пи одного дурного слова. Его считают усердным в учении и великодушным, не властолюбивым и добрым, он иовремя платит долги, законопослушен и к тому же отличный охотник на страусов, антилоп и диких быков. Тем не менее, пусть это даже правда, он все равно сын своего отца, и, что бы мне ни говорили, он может стать таким же лживым, как любой другой, носящий сандалии. Однако я умолчу о самых страшных моих предположениях, пока планы его отца окончательно не созрели. Но если ты услышишь о смерти сыновей Мариамны, приходи, и я еще что-нибудь предскажу. 11ет, все-таки я дам тебе ключ к моим страхам. Ты помнишь историю золотого идола Доры?

Клеопа улыбнулся. Этот трофей царь Александр Яннай захватил у едомитян. Маску онагра — дикого осла — из чистого золота, с красными каменьями на месте глаз и зубами из слоновой кости. Считалось, что маску отлили египетские мастера. Александр Яннай отобрал ее у едомитян в Доре, или Адораиме, что недалеко от Хеврона, потому что едомитяне опять завоевали древнюю землю Южной Иудеи, пока иудеи были в рабстве. Они очень дорожили этой маской, которую называли Маской Нимрода, и, когда ее с триумфом доставили в Иерусалим, едомитянин по имени Забид, сделав вид, что изменяет своей родине, сказал Александру Яннаю:

— Ты знаешь, как тебе повезло? С помощью этой маски ты можешь одолеть Кози, прозванного Нимро-дом, ненавистного бога Доры, и изгнать его с наших земель.

Александр, который был первосвященником, а не только царем, спросил его:

— О чем ты говоришь? И Забид ответил ему:

— Золотого бога можно с помощью колдовства заманить на гору.

— Это запрещено Законом.

— Я сделаю это, не нарушив Закон. Александр согласился на то, чтобы Забид, покинув пределы Храма, в Долине Иевуситов, или так называемой Долине Торговцев Сыром, сотворил заклинания. Забид снял маску с Золотых Ворот, к которым она была прибита, завернул ее в темную материю и положил на верх стены, предупредив всех, кто наблюдал за ним: