Контраст нынешнего Совета национальной безопасности и того, который возглавлял Скаукрофт, очевиден. Нынешние лидеры СНБ и не пытаются прикрыть своего отличия. Кондолиза Райс откровенно гордится своим детищем: «Я не хотела бы иметь СНБ, похожий на СНБ времен Брента – действующий в низком ключе, занимающийся координацией, а не оперативными проблемами, маленький и менее энергичный». Возглавляя СНБ, Райс требовала прежде всего безусловной лояльности, полного подчинения курсу президента, потакания всем его привычкам: «Вашей первой обязанностью является поддержка президента. Если президент желает иметь текст 12-го размера печати, а вы подаете ему 10-го, ваша обязанность дать нужный размер».

Традиционалисты утверждают, что Райс превратила главный штаб выработки американской внешней политики – Совет национальной безопасности в организацию, которая служит индивидуальным прихотям одного человека в ущерб лучшему служению более широко понимаемым национальным интересам. Огорченный Скаукрофт пессимистически размышляет: «Существуют две модели осуществления функций советника по национальной безопасности – снабжать президента информацией и управлять СНБ как организацией. Сложность состоит в том, чтобы решать обе задачи». Будучи советником президента по национальной безопасности, Кондолиза Райс, по мнению традиционалистов, ежеминутно была занята тем, чтобы быть на стороне президента, постоянно шепча ему что-то на ухо, становясь его alter ego в вопросах внешней политики. Это изменило роль СНБ как центра анализа, способного критично взглянуть на свой курс. В результате государственный секретарь Колин Пауэлл, видимый миру как обладатель «голоса разума» – столь нужный рядом с импульсивным президентом, стал восприниматься президентскими лоялистами как подозрительная личность. Пауэллу приходилось не раз оправдываться перед иностранной аудиторией. Так в Давосе в 2003 г., накануне американского наступления на Ирак, он заявил европейцам: «Вы хотите одеть меня в ваши одежды... Я не тот, за кого вы меня принимаете. Я не борюсь за ваш курс внутри американского правительства... я думаю, что президенту решать, должны мы применить военную силу или нет. Вы ребята должны понять, что я не являюсь выразителем европейской точки зрения в среде администрации». Отговорки, подобные вышеприведенной, не помогли: Пауэлл стал терять влияние, а затем и покинул администрацию. Его заместитель Марк Гроссман сказал: «Мы стали ненужной бюрократией». Традиционалисты в американской дипломатии уступили «демократическим империалистам» типа вице-президента Чейни и министра обороны Рамсфелда, уступили СНБ, возглавляемому Кондолизой Райс. Не зря Генри Киссинджер назвал Рамсфелда «самым безжалостным человеком», которого он когда-либо видел в американском правительстве. Трудно привести схожую аналогию в международных отношениях, когда одна страна столь зависела бы от судьбы далекого и столь отличного региона, как это имеет место с Соединенными Штатами и Ближним Востоком после 2001 года и началась эра войн: Афганистан, Ирак, Иран, палестино-израильский конфликт. Практически нет сомнений в том, что успех или неудача второго срока президентства Джорджа Буша-младшего будет зависеть от итогов его действий на этом географическом направлении.

Ключевой можно считать фразу, произнесенную президентом в ходе предвыборной кампании 2004 года – во время выступления в армейском военном колледже в мае: «Мы полагаем, что когда все ближневосточные народы начнут жить, думать, работать и молиться как свободные мужчины и женщины, они восстановят величие своего прошлого. И когда этот день придет, горечь и ненависть, которые питают терроризм, увянут и отомрут. Америка и весь мир будут более безопасными, когда надежда вернется на Ближний Восток»[196].

После года жестоких боев администрация Буша объявила, что война в Ираке идет не по поводу оружия массового поражения, а за установление в Ираке демократии. Должен же быть резон в грандиозных жертвах?

Еще в январе 2003 года американский Национальный совет по разведке предупредил об угрозе восстания в Ираке против Запада. Он предсказал, что задача демократизации Ирака может оказаться непосильной. Когда этот документ проник в прессу, президент Буш сказал, что «это просто догадки». Он обещал создание собственной иракской армии в 150 тысяч человек к выборам 2005 года (но к этим выборам указанная армия была создана лишь на 60 процентов). А Пентагон уверенно утверждал тогда, что американские войска после скорой победы выйдут из побежденного Ирака. Прошло три года, а Пентагон держит в регионе 150 тысяч своих военнослужащих (плюс 24 тысячи союзных войск). Жертвы одного 2004 года достигли в американской армии 11 тысяч человек (1300 убитых). Теперь Пентагон волнует то обстоятельство, что в случае конфликта в любом другом месте, Америка не имеет людских средств участвовать со своими войсками. Сообщения из Ирака стали полниться цифрами. Новая конституция, словесно гарантировавшая гражданские свободы была принята большинством 4:1. Только все суннитские провинции отказались от голосования. К выборам в Ираке были зарегистрированы 250 партий. А американцы пересекли скорбный рубеж – более 2000 американцев в униформе полегли в Ираке.

Конституция

Статья 14 новой иракской конституции, одобренная национальным референдумом, проведенным 15 октября 2005 года, декларирует, что все взрослые жители Ирака равны перед законом «без дискриминации по мотивам пола». В то же время эта конституция утверждает, что ни один закон не будет проведен, если он противоречит «установленным правилам ислама». Это дает основание говорить, что новая конституция представляет собой цивилизационный регресс по меньшей мере, с точки зрения отношения к женщинам. По мнению иракского ученого Ишама аль-Кафаи, этот документ «легко может лишить женщин их прав». Организация «Свободу женщинам Ирака» утверждает, что «исламская оговорка» легко «обратит Ирак в Афганистан при Талибане, где дискриминация женщин была освящена законом».

Америка встретила в Ираке непредвиденные трудности. Главная трудность – отсутствие перспективного видения, что стало очевидным в свете изменения стратегических намерений и объяснения причины войны. Непредвиденными стали американские потери – более двух с половиной тысяч американских солдат в начале 2006 года. (А в мае 2003 г. президент Буш назвал цифру потерь к тому времени: 298 солдат и офицеров). Образовались особенно сложные для американцев регионы(суннитский регион и Центральный Ирак особенно). Влиятельный английский журнал пишет: «Многие сомневаются в возможности утверждения в Ираке демократии»[197].

Более того. Оккупация Ирака стала для США первостепенным бременем. Продолжение нынешней ситуации все менее гарантированной безопасности угрожает положение Америки в арабском мире. Никто из американских планировщиков даже в страшном сне не мог предположить, что спустя три года страна еще не станет покорным доменом. Это означает непредсказуемое будущее для США, Ирака и арабского мира. Нынешняя ситуация не может быть разрешена нынешней американской политикой и стратегией. Встают весьма непривлекательные для США перспективы:

1. Продолжение американского присутствия в Ираке, не имеющее решающих результатов, предполагает долговременное американское военное присутствие в регионе. Неизбежно возникает параллель с 7-й американской армией в Германии и с базой на Окинаве.

2. Нетрудно предсказать рост антиамериканских сил. Практическим результатом этого будет яростное вмешательство США в фактическую гражданскую войну, охватившую Ирак. Соседние арабские государства могут не ограничиться покорным нейтралитетом.

3. Растущая численность американских жертв в Ираке свидетельствует о том, как далеко эта страна от стабильности. Это показатель того, что Пентагон не может защитить в Ираке даже собственные войска – что подстегнет возмущение внутри Соединенных Штатов; общественная поддержка нынешней войне американцев на Ближнем Востоке может ослабнуть.