Сталин спит смертным сном,
нет с могилкою рядом скамеечки.
Над могилкою стынет
тоскливый туман...
Ну, скажу я вам, братцы,
подобной семеечки
не имели ни Петр Великий,
ни Грозный, кровавый диктатор Иван.
1967
СОВЕТСКАЯ ПАСХАЛЬНАЯ
Великому Доду Ланге
Смотрю на небо просветленным взором,
я на троих с утра сообразил.
Я этот день люблю, как День шахтера
и праздник наших Вооруженных Сил.
Сегодня яйца с треском разбиваются,
и душу радуют колокола.
А пролетарии всех стран соединяются
вокруг пасхального стола.
Там красят яйца в синий и зеленый,
а я их крашу только в красный цвет,
в руках несу их гордо, как знамена
и символ наших радостных побед.
Как хорошо в такое время года
пойти из церкви прямо на обед,
давай закурим опиум народа,
а он покурит наших сигарет.
Под колокольный звон ножей и вилок
щекочет ноздри запах куличей,
приятно мне в сплошном лесу бутьшок
увидеть даже лица стукачей.
Все люди — братья! Я обниму китайца,
привет Мао Цзэдуну передам,
он желтые свои пришлет мне яйца,
я красные свои ему отдам.
Сияет солнце мира в небе чистом,
и на душе у всех одна мечта:
чтоб коммунисты и империалисты
прислушались к учению Христа.
Так поцелуемся давай, прохожая!
Прости меня за чистый интерес.
Мы на людей становимся похожими.
Давай еще!.. Воистину воскрес!
1960
СОВЕТСКАЯ ЛЕСБИЙСКАЯ
Герману Плисецкому
Пусть на вахте обыщут нас начисто,
пусть в барак надзиратель пришел,
Мы под песню гармошки наплачемся
и накроем наш свадебный стол.
Женишок мой, бабеночка видная,
наливает мне в кружку «Тройной»,
вместо красной икры булку ситную
он намажет помадой губной.
Сам помадой губною не мажется
и походкой мужскою идет,
он совсем мне мужчиною кажется,
только вот борода не растет.
Девки бацают с дробью «цыганочку»,
бабы старые «горько!» кричат,
и рыдает одна лесбияночка
на руках незамужних девчат.
Эх, закурим махорочку бийскую,
девки заново выпить не прочь —
да, за горькую, да, за лесбийскую,
да, за первую брачную ночь!
В зоне сладостно мне и не маятно,
мужу вольному писем не шлю:
и надеюсь, вовек не узнает он,
что я Маруську Белову люблю!
1961
ОКУРОЧЕК
Вл. Соколову
Из колымского белого ада
шли мы в зону в морозном дыму.
Я заметил окурочек с красной помадой
и рванулся из строя к нему.
«Стой, стреляю!» — воскликнул конвойный,
злобный пес разодрал мой бушлат.
Дорогие начальнички, будьте спокойны,
я уже возвращаюсь назад.
Баб не видел я года четыре,
только мне наконец повезло —
ах, окурочек, может быть, с «Ту-104»
диким ветром тебя занесло.
И жену удавивший Капалин,
и активный один педераст
всю дорогу до зоны шагали вздыхали,
не сводили с окурочка глаз.
С кем ты, сука, любовь свою крутишь,
с кем дымишь сигареткой одной?
Ты во Внуково спьяну билета не купишь,
чтоб хотя б пролететь надо мной.
В честь твою зажигал я попойки
и французским поил коньяком,
сам пьянел от того, как курила ты «Тройку»
с золотым на конце ободком.
Проиграл тот окурочек в карты я,
хоть дороже был тыщи рублей.
Даже здесь не видать мне счастливого фарта
из-за грусти по даме червей.
Проиграл я и шмотки, и сменку,
сахарок за два года вперед,
вот сижу я на нарах, обнявши коленки,
мне ведь не в чем идти на развод.
Пропадал я за этот окурочек,
никого не кляня, не виня,
господа из влиятельных лагерных урок
за размах уважали меня.
Шел я в карцер босыми ногами,
как Христос, и спокоен, и тих,
десять суток кровавыми красил губами
я концы самокруток своих.
«Негодяй, ты на воле растратил
много тыщ на блистательных дам!» —
«Это да, — говорю, — гражданин надзиратель,
только зря, — говорю, — гражданин надзиратель.
рукавичкой вы мне по губам...»