– И какой вывод из сказанного, я не поняла?

– А вывод, Ирина Сергеевна, один. Уметь надо в самом безвыходном положении сказать: " Положение превосходное" - и идти в атаку! Это касается и обыденной жизни конкретного человека, и таких ситуаций, какая у нас в России сложилась. Теперь главное - чтобы нашелся человек, который повторит изречение генерала Фоша и поведет наших солдат вперед. Тогда нам сам черт не страшен, - улыбнулся Ракелов.

Сергей Ильич наконец-то вспомнил. Ну, конечно же, он видел Николая Сергеевича рядом с Керенским! Видел его несколько раз, только его сегодняшний гость всегда старался держаться в тени. Значит, еще и скромен. Похвально!

– А ты… - Ирина поспешно поправилась, -…вы, Николай Сергеевич, считаете, Государь не является таким человеком?!

– О-о-о! Все-все-все! Пьем чай. - Сергей Ильич с интересом посмотрел на гостя. "Однако и впрямь - шустрый малый! Они, похоже, уже на "ты". Захотелось покурить. - С моей дочерью, любезный Николай Сергеевич, надо держать ухо востро. Она - большая поклонница сильной власти, и монархия для нее - святое. Кажется мне, - Сергей Ильич развеселился, - она в Государя-то тайно влюблена! Так, Ирэн? Признавайся-ка отцу родному! - И он залился смехом. - Влюблена-а-а!!

– Рара! - Лицо Ирины вспыхнуло. - Стыдно, ей-Богу! Мне просто надоело слушать, как все жалеют Россию и осуждают Государя. За что жалеть Россию? За жизнестойкость? Война… Да, война! Но как она встряхнула нацию, какие чувства, доселе, может, и неведомые многим, всколыхнулись в душах людей! Еще Пушкин - помните? - в одном из стихотворений писал, что "царь Россию оживил войной". Вот и сейчас - Россия оживлена войной! И не стоит ее унижать бесконечной жалостью и неверием в Государя… - Ирина посмотрела на часы. - Ой! Рара! Николай Сергеевич! Без десяти уже. Новый год пропустим!

– Да. И впрямь. - Ракелов, медленно, словно собираясь с мыслями, поднялся с места, одернул края пиджака, обошел стол и встал рядом с Ириной. - Сергей Ильич… - Он взялся руками за спинку стула.

Отец, заметив побледневшее лицо дочери, все понял…

– Сергей Ильич! Я взял на себя смелость признаться, что я… - он набрал воздуха в грудь и проговорил на одном дыхании, -…люблю вашу дочь и прошу у вас ее руки. Не откажите. Мне без Ирины жизни не будет! - Ракелов склонил голову, словно отдаваясь во власть палача.

– Да что же это… - Сергей Ильич, всегда степенный и уравновешенный, вскочил с места и, смешно размахивая руками, суетливо забегал по комнате. - Глаша! Глаша! - крикнул он в проем двери. - Что же это… Как же… Шампанского неси! Скорее!

Ракелов протянул Ирине руку и вывел ее из-за стола.

– Как же… Дети… - Сергей Ильич чуть не сбил с ног служанку, вошедшую в столовую с подносом, на котором возвышалась бутылка шампанского в ведерке со льдом. - Что ты принесла? - Сергей Ильич отчаянно всплеснул руками. - Наказание Божие! Икону неси! Из кабинета. Скорее же!

Глаша, никогда раньше не видевшая хозяина в таком состоянии, выскочила за дверь и через минуту вернулась со старинной иконой в серебряном окладе. Сергей Ильич, перекрестившись, принял икону. Ирина и Ракелов опустились на колени и взялись за руки.

– Благословляю вас, дети мои. - У Сергея Ильича перехватило дыхание. - Живите в мире, любви и согласии. Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь.

Он перекрестил молодых, подождал, пока они прикоснутся губами к краю иконы. И не выдержал - слезы потекли по лицу. Торопливо достав носовой платок, Сергей Ильич отвернулся, вспомнив, как, кажется, совсем недавно, этой же иконой благословляли родители их с Настенькой, как, положив руку на живот своей пополневшей красавицы жены, ощутил биение новой, порожденной ими жизни, как маленькая Ирочка делала первые шаги, как они были счастливы втроем… И вот сейчас его жизнь будто обрывается - он остается один. И никому уже не нужен. Никому…

– Жаль, матушка твоя не дожила до этого дня, - с горечью проговорил он, убирая платок в карман.

Глаша, украдкой вытирая слезы, унесла икону в кабинет. Ракелов помог Ирине подняться с колен. Щеки ее горели.

– Ирина… Вот… Позвольте… - Ракелов достал из коробочки кольцо с небольшим бриллиантом и, немного волнуясь, надел ей на палец. - Как славно, впору пришлось! - обрадованно проговорил он, целуя Ирине руку. - Завтра же мы объявим о нашей помолвке.

– Дети… дети мои… - Сергей Ильич неуклюже обнял их. Слезы все еще душили его, и он не мог заставить себя разомкнуть руки. Бой каминных часов и радостный возглас служанки вывел его из оцепенения.

– Сергей Ильич! Ирина Сергеевна! Уж Новый год на дворе, а вы даже шампанское не разлили! Вон, я все двери нараспашку открыла, счастье в дом впускаю! - заглянула в комнату улыбающаяся Глаша.

– Да! Да! Конечно! - Сергей Ильич принялся торопливо наливать шампанское в бокалы. - И окна! Откройте окна! Входи, семнадцатый!

– Входи, счастье!.. - проговорил Ракелов, с улыбкой глядя на Ирину.

Счастье неуверенно переступило порог…

…Ирина лежала в кровати и смотрела в потолок, по которому бегали причудливые тени. Какая удивительная ночь! Невозможно заснуть… Совсем рядом, через стенку, спит Ники. Отец распорядился постелить ему в своем кабинете, дабы не отпускать ночью домой. На улицах стало опасно. И что происходит? Люди стали бояться людей!

Ей вспомнился недавний разговор с Шаляпиным в доме Трояновских. "Недавний…" - Она усмехнулась. После сегодняшнего, точнее, уже вчерашнего вечера, когда Ники попросил ее руки, кажется: все, что было до этого, - происходило в какой-то другой жизни, тысячу лет назад. Федор Иванович сказал тогда, что талант нужен не только для игры на сцене, но и для жизни! И то верно! Роль человека в жизни гораздо сложнее любой роли в театре, какую только можно вообразить. И как часто люди, занимающиеся не своим делом, подобно бездарным артистам на сцене, даже не замечают, что говорят фальшивым голосом фальшивые слова, делают фальшивые жесты - живут фальшиво. Именно отсюда, от этой фальши, идет начало многих несчастий… Она вздохнула и натянула на себя одеяло. А Государь, которого Ирина без устали защищает от пересудов? Как говорил Шаляпин, "Царь - это уже роль шекспировского размаха. Надо уметь играть царя! Народ фальши не простит. Не понял своей роли, не умеешь ее играть, провалился и освистан - уходи! Горит сцена, которой для императора является вся его империя".

Стало жарко. "Наверное, слишком теплое одеяло". Откинула. Охватил легкий озноб. "Нет, хватит об этом. Главное сейчас то, что Ники здесь… рядом…" - Ирина улыбнулась, вспомнив, что он шепнул, провожая ее до дверей спальни:

" Признаюсь, меня переполняет зависть!"

"К кому?"

"К самому себе. К тому, у которого есть ты…"

Она почему-то вспомнила себя пятнадцатилетнюю, заплаканную, опрокинутую болью и горечью первой любви. "Никогда, слышишь, мама, никогда больше не буду любить. Ненавижу эту любовь! Боюсь ее!" Матушка, грустно улыбаясь, ласковой рукой гладила ее по голове: "Глупышка ты моя… Не надо бояться любви. Своей или чужой. Хотя… Любовь не бывает чужой. Любовь бывает нежданной. Но нежданная - не всегда не твоя. Нужно ли было тебе прикосновение ее легких крыльев? Об этом ты сможешь судить только, когда она покинет тебя. Но, возможно, именно в этот момент тебя покинет и твоя душа, а ты и не заметишь, что не живешь более. Только любовь будет где-то в небесах звенеть нежным колокольчиком…"

– "Не надо бояться любви. Своей или чужой. Хотя… Любовь не бывает чужой…" - прошептала Ирина и, словно пытаясь спрятаться от мыслей, нырнула головой под подушку. Но там мысли, очевидно уверенные в том, что их никто не услышит, явно осмелели. По телу пробежала дрожь. "Он здесь. Рядом…" Села на кровати, отшвырнув подушку на пол. Больно ущипнула себя за руку. Стало еще хуже. Подошла к двери. Прислушалась. Тихо. Прошмыгнула по коридору и коснулась пальцами едва прикрытой двери кабинета. Скрип двери оцарапал слух. Неслышно ступая, подошла к дивану, стоявшему у окна. Это был ее добрый старый знакомец. Она знала каждую его складочку, изгиб ткани, потертость, пятнышко… Сколько раз, сидя на нем в отсутствие отца, она жадно читала любовные романы, непонятным образом попадавшие в его серьезную юридическую библиотеку, ища в них ответы на волновавшие ее вопросы. Она росла, а диван - старел, не теряя между тем особенностей своего характера - мягкой приветливости и нежности. Сейчас Ирине было приятно, что Ники лежит именно на нем.