— Я не могу решить, — сказала Сенния, — стоит ли начать с таких слов, «Вы тот самый человек, чей сын обесчестил мою дочь».

— Обратное, — заметил Кааврен, — также верно.

— Конечно. И, если бы я так начала, результат у такого разговора мог бы быть только один, и я бы приветствовала его.

— О, тогда вы хотите сражаться?

— Я не в состоянии сражаться. Это было бы убийство, и вот его я бы приветствовала.

Кааврен наклонил голову. — Я надеюсь, Ваше Высочество не думает, что будет слишком развязно с моей стороны сказать, что я что-то понимаю.

— А как это вообще произошло?

— Я знаю об этом меньше всех в мире, Ваше Высочество. Когда я уезжал, чтобы послужить Империи, я разрешил ей ехать со мной, вот и все. Да, я боялся, что мне придется говорить вам о том, что она убита…

— О, я уже почти хочу, чтобы так и было!

— Но, откровенно говоря, я не ждал этого. Вы знаете, что у нее есть подруга?

— Нет, я ничего не знаю ни о какой подруге.

— И эта подруга самая прекрасная Тиаса, которую только можно себе представить. Эта Тиаса и ваша дочка путешествовали вместе. Разве мог я подумать что, когда мой сын и ваша дочь встретились…

— Я не виню вас, милорд.

Кааврен склонил голову. Подождав мгновение, он сказал, — Мой друг и я, мы собираемся искать моего сына. Насколько я могу судить, когда мы найдем его…

— То вы, без всякого сомнения, найдете Ибронку.

— Да.

Сенния какое-то время размышляла. — Вы знаете Отель Тайдес в Адриланке?

— Да, знаю.

— Я буду там.

— Вы не хотите сопровождать нас?

— Пока я еще не готова увидеть свою дочь. Я не доверяю себе, я могу наговорить ей совершенно ужасные вещи.

— Ваше Высочестве мудрее меня.

Сенния бросила на него непонимающий взгляд, но он решил не объяснять свой ответ. Поэтому она сказала, — Очень хорошо. Я буду ждать от вас сообщения.

Она встала, Кааврен с Айричем немедленно вскочили на ноги; оба они почтительно поклонились и последовали за ней в бальный зал, где Кааврен, увидя знакомое лицо, воскликнул, — Тазендра!

— Кааврен! Айрич!

Все трое горячо обнялись, и вскоре к ним присоединилась Даро.

— Моя дорогая Графиня, — сказал Кааврен. — Я боюсь…

— Вы опять уезжаете.

— Как, вы уже знаете?

— Было бы за пределами моего понимания, если бы вы не отправились на поиски Пиро.

Кааврен улыбнулся. — Айрич поможет мне в поисках.

— Как? — удивилась Тазендра. — Ваш сын исчез?

— Да, — сказал Кааврен.

— Тогда я тоже помогу вам в поисках.

— И не оставляйте меня без дела, — сказал чей-то голос.

— Пэл! — воскрикнули все остальные.

— О, — продолжил Кааврен, — наверно я должен сказать Его Доверительность.

— Ах, — сказал Йеди улыбаясь. — Это одно и то же, это я сам. Но что я слышу, Кааврен. Ваш сын пропал?

— Это достаточно длинная история, и достаточно мучительная.

— Вы знаете, — сказал Пэл, — что только мысль о том, что я могу послужить вам, делает меня счастливым.

— Вы очень добры, — сказал Кааврен.

— Совсем нет.

— Но ваш долг…

— О, что до этого… Императрица с удовольствием отдохнет от меня, хотя бы ненадолго; кроме того как раз сейчас ее совесть достаточно чиста.

— Неужели? — сказал Кааврен.

Пэл бросил на него быстрый взгляд, но Кааврен только пожал плечами и сказал, — Хорошо, возможно так оно и есть. Во всяком случае это больше, чем я могу сказать о себе.

— Мы с вами, — сказал Айрич. — Мне нужно только совсем немного времени, чтобы отдать распоряжения моему стюарту, это займет не больше дня.

— Что касается меня, — сказал Пэл, — я буду готов, как только соберу свои вещи и стряхну пыль со своего меча.

— Точно, — согласилась Тазендра. — И мне нужен день, чтобы приготовить несколько заклинаний, которые нам могут понадобиться в дороге, и я к вашим услугам.

Как только Тазендра закончила говорить, в зал вошла Леди Телдра и крикнула так, что заглушила всех, находящихся в помощении, — Императрица Зарика Четвертая.

Ее Величество было одето в блестящее, доходящее до шеи золотое платье, переливающееся опалами и брильянтами, на ее ногах были узкие, тоже золотые туфельки, ее желтые волосы были распущены и падали волной ей на плечи. Все глубоко поклонились, и Ее Величество вернула поклон, наклонив голову и широко поведя рукой. Легко можно было заметить, только взглянув на ее лицо, что она была в самом лучшем расположении духа; глаза и губы улыбались, в каждом движении сквозила радость; она засмеялась, когда ее знакомили с некоторыми из гостей, и, хотя Кааврен не слышал, что она сказала, было похоже, что ей нравится все, что говорили ей и что говорит она. Даже когда она прошла рядом с Кавреном, который поклонился ей не без некоторой настороженности, ее настроение не изменилось ни на йоту, и она так радостно приветствовала его, как если бы между ними никогда не было обид и недопонимания.

Бесполезно говорить, что она была рада видеть и Графиню, с которой редко пересекалась, хота сейчас они жили под одной крышей; потом Зарика счастливо улыбнулась Пэлу, и Тазендра с Айричем получили дружеские улыбки.

Совершенно случайно, в тот момент, когда Императрица вошла в бальный зал, в его дальнем углу стоял Маролан и о чем-то беседовал с Некроманткой. Оборвав разговор, он примчался приветствовать Ее Величество как раз тогда, когда Пэл и Тазендра кланялись ей в ответ.

— Ваше Величество! — воскликнул Маролан. — Какая честь для моего бедного дома!

— Совсем нет, — сказала Зарика, засмеявшись. — Замечательное место. Вы будете должны оказать мне чест и посетить мой собственный замок, когда он будет готов. Я думаю, что это будет не позже, чем пять или десять лет, потому что все лучшие ремесленники освободились, закончив ваш.

— О, Ваше Величество, если бы я знал…

Она махнула рукой, прерывая его на полуслове. — Это пустяки, мой друг. Но, поскольку мы здесь на публике, я хочу, при всех, сказать вам, что я беру назад свое обещание, данное вам, и прошу меня простить.

— Как, вы берете назад свое слово?

— Да, речь идет о трех графствах на севере, которые я пообещала вам. По политическом причинам я была вынуждена отдать их другому. Поэтому прошу меня простить, Граф, и клянусь, что найду возможность вознаградить вас каким-нибудь другим способом.

Так получилось, что Маролан, наслаждаясь приемом и прибытием Императрицы, совсем не ожидал услышать эти слова; все его усилия были настолько направлены на изучение магических искусств, что он ненавидел любое событие, отрывавшее его от учебы, хотя, на самом деле, несколько месяцев назад он согласился устроить прием, когда Телдра предложила эту идею. Так что хотя большая часть его внимания была прикована к балу, в оставшейся крутились комбинации некоторых заклинаний («вытащить, скрутить, расширить; вытащить, скрутить, послать»), и он не обращал никакого внимания на экономические или политические события — а об этих трех графствах он вообще не вспомнил ни разу с того дня, как Императрица пообещала их ему. Так что в ответ он сумел только махнуть рукой и сказать, — Я прошу Ваше Величество больше не думать об этом, — и эти слова прозвучали настолько искренне, что Кааврен, например, был просто потрясен.

— Вы очень великодушны и щедры, милорд, — сказала Зарика, — я этого не забуду.

— О, Ваше Величество свободно помнить или забывать все, что оно пожелает.

— Да, Граф, и мне приятно помнить ваши слова. И еще более приятно наговорить вам тысячу комплиментов за это великолепное развлечение. Вы дали мне урок, который я надеюсь использовать, когда Императорский Дворец будет готов.

— Ваше Величество очень добро.

— Сетра Лавоуд, — объявила Телдра.

Чародейку Горы Дзур — могущественную, загадочную и мрачную — видели многие Императоры в самых разных ситуациях. Бывали времена, когда ее искали и звали ко двору, в другое время ее изгоняли и угрожали арестом; но, насколько этот историк сумел узнать, в первый раз за все время Императрица Драгейры бросилась в объятия Сетры Лавоуд, прижала ее к себе как самого дорогого друга, к полному изумлению тех из гостей, кто жил еще до Междуцарствия и хорошо знал обычаи Двора. Чародейка была одета, как обычно, в старую форму Лавоудов: свободные черные брюки и черную рубашку, и только особый фасон первых и узкий воротник последней намекали на стиль.