– Привет, солнышко, ты сделал это? – спросила она.

– Я чертовски замерз, – заявил Билли.

Она пропустила его в комнату, усадила и начала расстегивать молнию на его кожаной куртке.

– Куда он поехал?

Билли достал бутылку виски, налил себе большую порцию и выпил одним глотком.

– Всего час езды от Лондона, Мира, но чертовски скверная дорога за городом.

Он рассказал ей все: про Доркинг, Хоршам-Роуд, Гримторп, Доксли и ферму Кадж-Энд.

– Прекрасно, солнышко. Что тебе сейчас нужно, так это хорошая горячая ванна. – Она прошла в ванную и открыла краны. Когда она вернулась в комнату, Билли спал на кушетке, подогнув ноги. – О Господи, – вздохнула она и, прикрыв его одеялом, отправилась спать.

Когда Макеев постучал в дверь квартиры на авеню Виктора Гюго, ему открыл Рашид.

– У вас есть для нас новости? – спросил молодой иракец.

Макеев кивнул головой:

– Где Мишель?

– Он ждет вас.

Рашид провел его в гостиную. Арон стоял у камина. На нем был черный фрак, он только что вернулся из оперы.

– Что у вас? – спросил он. – Что-нибудь случилось?

– Мне звонил по телефону Диллон, из Лондона. Он хочет, чтобы вы полетели в Сен-Дени завтра утром. Сам он собирается быть там во второй половине дня.

Арон побледнел от сильного волнения.

– Что это? Что он собирается делать?

Он налил коньяку, и Рашид передал рюмку Макееву.

– Он сказал мне, что нападет на британский кабинет на Даунинг-стрит.

Наступила полная тишина. Лицо Арона выражало удивление. Заговорил Рашид:

– Кабинет? Весь кабинет? Это невозможно. Как он мог даже подумать об этом?

– Я не знаю, – ответил Макеев. – Я просто передаю вам то, что он мне сказал: военный кабинет соберется утром, в десять часов, и он нанесет удар.

– О Аллах! – произнес Арон. – Если он сможет сделать это сейчас, в разгар войны, до того, как начнется наступление на суше, воздействие на весь арабский мир будет невероятным.

– Могу себе представить.

Арон шагнул вперед и положил руку на плечо Макеева.

– Сможет ли он, Жозеф, сможет ли он сделать это?

– Он, кажется, уверен в своих силах. – Макеев сбросил с плеча руку Арона. – Я только передаю вам то, что он говорил мне.

Арон повернулся и стал смотреть на огонь. Потом сказал Рашиду:

– Мы вылетаем в девять с аэродрома Шарль де Голль на «ситасьоне». Мы долетим за час.

– Как прикажете, – ответил Рашид.

– Вы можете прямо сейчас позвонить старому Альфонсу в шато. Я хочу, чтобы он убрался оттуда до завтрака. Может взять отпуск на несколько дней. Я не хочу, чтобы он был там в эти дни.

Рашид кивнул головой и ушел в кабинет.

– Альфонс? – удивился Макеев.

– Это сторож. В это время года он там один, если я не приказываю ему пригласить прислугу из деревни. Все они работают по договору.

– Я хотел бы полететь с вами, если вы не возражаете, – сказал Макеев.

– Конечно, нет, Жозеф. – Арон налил еще две рюмки коньяку. – Да простит меня Бог. Я знаю, что не должен пить. Но сегодня можно. – Он поднял свою рюмку: – За Диллона, и пусть все пройдет так, как он задумал.

Был час ночи. Фахи трудился над одним из кислородных баллонов, поставив его на верстак. В сарай вошел Диллон.

– Как идут дела?

– Хорошо. Почти закончил. Этот и еще один. Как погода?

Диллон подошел к открытой двери.

– Снег кончился, но по прогнозу он пойдет снова. Я слышал по телевизору.

Фахи отнес баллон к «форду», забрался в него и очень осторожно поставил его в одну из труб. Диллон наблюдал за его действиями. Вошла Анжела с кувшином и двумя кружками в руках.

– Кофе? – предложила она.

– С удовольствием, – сказал ее дядя. Он взял у нее кружку. Потом она налила кофе Диллону.

– Я думал, – обратился он к девушке, – насчет гаража… Помнишь, я хотел, чтобы ты ждала нас там с фургоном… Теперь я не уверен, что это была хорошая мысль.

Фахи прекратил работать, продолжая держать в руках гаечный ключ, и взглянул на Диллона:

– Почему?

– Там стояла машина русской, с которой я был связан. Полиция, вероятно, узнает это. Если они держат под наблюдением ее квартиру, то могут проверить И гараж.

– И что ты предлагаешь?

– Помните, где я останавливался, гостиницу на Бейс-уотер-Роуд? По соседству с ней есть универсам с большой стоянкой для машин во дворе. Мы воспользуемся ею. Это ничего не меняет в нашем плане, – сказал он Анжеле. – Я покажу тебе это место, когда мы приедем туда.

– Как скажете, господин Диллон. – Она осталась, и наблюдала, как Фахи закончил укреплять самодельную бомбу и вернулся к верстаку.

– Я думала, господин Диллон, об этом месте во Франции, о Сен-Дени.

– Что же?

– Вы улетите прямо туда?

– Да.

– А что станет с нами? – спросила она осторожно.

– Она права, Син. – Фахи вытер руки.

– С вами будет все в порядке, с вами обоими, – успокоил их Диллон. – Это дело чистое, Данни, самое чистое из всех, которые я планировал. Никаких выходов ни на вас, пи на это место. Если завтра все сработает, а так и будет, то к половине двенадцатого мы будем уже здесь, далеко от Даунинг-стрит, и па этом все закончится.

– Ну, если ты так говоришь… – буркнул Фахи.

– Да, я уверен, Данни. А если ты беспокоишься о деньгах, то не стоит. Вы получите свою долю. Человек, на которого я работаю, может устроить выплату денег в любом месте. Вы можете получить их здесь, если хотите, или в Европе, это даже лучше.

– Конечно. Ну а деньги, они никогда не значили для меня слишком много, Син. Ты знаешь это. Я просто хочу знать, что будет, если что-то вдруг пойдет не так, есть ли такая вероятность. – Фахи пожал плечами. – Анжела, я о ней беспокоюсь.

– Не беспокойся. Если бы был хоть малейший риск, то я первый предложил бы вам лететь со мной. Но его нет. – Диллон обнял девушку. – Ты волнуешься, да?

– Меня просто выворачивает от предчувствия чего-то ужасного, господин Диллон.

– Иди спать. – Он подтолкнул ее к двери. – Мы выезжаем в восемь.

– Я не сомкну глаз.

– Попытайся. А теперь иди. Это приказ. – Анжела неохотно ушла. Диллон закурил сигарету и обернулся к Фахи: – Нужно чем-нибудь помочь?

– Нет, через полчаса все будет готово. Иди и ложись, Син. А я чувствую себя так же скверно, как и Анжела. Думаю, что уснуть не смогу… Между прочим, я отыскал для тебя старый кожаный костюм мотоциклиста, – добавил Фахи. – Он там, на «БСА».

На мотоцикле лежали куртка, кожаные штаны и высокие ботинки. Они явно долго были в употреблении, и Диллон улыбнулся:

– Напоминают о моей юности. Пойду примерю их. Фахи оставил работу и потер глаза: он явно устал.

– Послушай, Син. Это обязательно делать завтра?

– У тебя какие-то трудности?

– Я говорил тебе, что хотел бы приварить оперение к кислородным цилиндрам, чтобы придать им большую устойчивость в полете. У меня на это не остается времени. – Фахи бросил гаечный ключ на верстак. – Мы слишком торопимся, Син.

– Винить за это надо не меня, Данни, а Мартина Броснана и его друзей. Они дышат мне в затылок. Почти взяли меня в Белфасте. Один Бог знает, когда они могут объявиться снова. Нет, Данни, сейчас или никогда.

Диллон повернулся и ушел. Фахи неохотно взял гаечный ключ и продолжил работу.

Одежда оказалась Диллону впору. Он осмотрел себя в зеркале гардероба, застегивая молнию куртки.

– Вы только посмотрите, – сказал он тихо. – Мне снова восемнадцать, когда весь мир был молод и все казалось возможным.

Он расстегнул куртку, снял ее, потом открыл портфель и достал оттуда пуленепробиваемый жилет, который дала ему Таня при их первой встрече. Он натянул его на себя, застегнул крючки и снова надел кожаную куртку. Потом Диллон присел на край кровати, достал вальтер из портфеля, осмотрел его и прикрепил глушитель Карсвелла. Проверив затем беретту, он положил ее на тумбочку у кровати, засунул портфель в гардероб, выключил свет и улегся на кровать, устремив в наступившей темноте взгляд в потолок.