Теперь Сандра его узнала. Это действительно был Исмей, тот самый человек, что приходил к ней по поручению Элмера. Но видела она его и еще, только где, Господи? В снах? В тяжелых снах, где являлся ей Исмей с этим своим высохшим, желтым лицом? Не помнила, не могла вспомнить. Это мучило её и лишало всяких сил — вдруг она ощутила слабость в коленях и была рада, что Нино, обхватив её, подвел к лавке.

— Тем самым я хочу сказать, что этот молодой человек, — Исмей указал на Нино, — хотя действительно сын Элмера ханта, но не единственный наследник. Есть ещё брат Элмера Генри, чьи интересы я представляю.

Сандра слышала слова, но не понимала их смысла. Она знала, что должна что-то сказать в защиту своего сына и своего прошлого.

— Нино — сын Элмера. Джулио, мой муж, это знал, и Элмер тоже не отрицал. Вы же, мистер Исмей, девятнадцать лет назад явились ко мне, чтобы забрать ребенка в Лондон к отцу. Вспомните-ка!

Кристиан Исмей недоуменно покачал головой:

— Я никогда вас не видел, поэтому просто не мог говорить с вами о вашем ребенке.

У Сандры дух перехватило от такой лжи. Неужели люди настолько подлы и злы, что называют правду ложью, не страшась греха? Всю жизнь провела она в горах, не зная, как легко люди переходят грань, отделяющую правду от лжи, опускаясь ниже уровня понятий чистоты и порядочности. Элмер отрицал, что знал Исмея, но Сандра-то знала этого человека, и задолго до того, как тут прозвучало его имя. А Исмей теперь отрицал, что когда-то знал Сандру. Господи Боже, отметь лжеца клеймом позора!

Комиссар Теодор Кристен продолжал невозмутимо барабанить по столу пальцами. Слушая, он мысленно сопоставлял все версии и их взаимосвязи. Пожалуй, этот случай по его части. Как будто не случилось ничего, что выходило бы за рамки закона и привлекло бы к этой паре внимание полиции. Ему не хотелось за тем, что было сказано, видеть злой умысел, иначе его интерес к делу не сулил бы его участникам ничего хорошего. А Теодор Кристен был не из тех, кто наслаждается чужим горем. Копание в темных сторонах людской натуры не доставляло удовольствия его незаурядному уму, он стремился сохранить высокое мнение о своих милых и разумных соотечественниках. Любил людей, цветы и бабочек. Людей — за ум, цветы — за краски и аромат, бабочек — за красоту и нежность.

Тем не менее вопиющие противоречия в утверждениях сторон не заметить было нельзя. Этот человек с повадками джентльмена — не джентльмен, раз говорит неправду. А, судя по всему, он лгал, иначе Сандра, весьма спокойная, порядочная женщина, не оказалась бы на грани обморока. Потрясение её было неподдельным, уж в людях-то Кристен разбирался. Каким же все-таки был Элмер Хант? Не зная его, комиссар много о нем слышал, и только хорошее. Но кто знает?..

— Вы никогда меня не видели, мистер Исмей… — растерянно повторила Сандра, судорожно сжимая руку сына.

"Александра Секки — не истеричка, — думал комиссар, — иначе она устроила бы здесь дикую сцену".

Кристиана Исмея оценить он уже не успел, ибо в зал торопливо вошел молодой человек, ища глазами доктора Бисса. Склонившись в его уху, он начал о чем-то взволнованно рассказывать. Доктор Бисс слушал, сурово сжав губы. То же повторилось и с судьей. На этот раз они все вместе что-то возбужденно обсудили, и в результате судья взглядом пригласил комиссара подойти.

— Интересно, что вы на это скажете, комиссар! Доктор Харпер принес нам новость. На теле Элмера Ханта обнаружено нечто похожее на пулевое ранение грудной клетки.

— Что думает доктор Бисс? — спросил комиссар Кристен, досадуя на неожиданный поворот дела.

— Бисс хочет все увидеть сам.

— Тогда и я с ним. Здесь больше делать нечего. Нужно вызвать Сандру Секки и англичанина ко мне на завтра.

— Придем все вместе. Ну как, что вы на это скажете? — шепнул ему судья, но Кристен лишь развел руками.

— Ничего. Жизнь идет своим чередом.

И отправился в морг с доктором Биссом.

— Нет, это не пулевая рана, — доктор Бисс выпрямился. — Доктор Харпер по молодости лет ещё не видел пулевых ран, да и где? Мне кажется, это…

— Колотая рана, да? — закончил комиссар Кристен, мысленно прикидывая размеры острия ледоруба. — Послушайте, — продолжал он, — а что вы скажете о Сандре Секки и всей шумихе вокруг её сына?

— Я тоже думаю об этом, комиссар. Но я не полицейский, не могу понять, как это связано.

— Кстати, вы не припоминаете, не говорила ли Сандра, что Джулио знал о её романе с Хантом?

— Сейчас об этом не прозвучало ни слова, но, помню, Секки как-то говорил, что Нино он любит не меньше, чем Антонио. Наверняка он знал, но таковы уж здешние люди. У них есть жены, у них есть выпивка, есть кое-какой заработок, и кроме гор им ничего не надо.

— У человеческой натуры много полутонов. Нельзя сказать, что Джулио был образцовым мужем. В деревне он был щедр и любезен, но дома? Разве мало случаев, когда любимцы публики оказывались домашними тиранами? — вполголоса ответил Кристен и задумался.

— Кто занимался историей преступности, — продолжил он снова, хотя доктор Бисс и не решался прервать его раздумья, — тот смотрит на людей скептичнее других. Никто не смог придумать средства против наклонности людей к взаимному уничтожению. Подумай люди до того, как совершить преступление, о его последствиях, зла в мире поубавилось бы. Знаете, доктор, немного мне попадалось убийц — в такой уж маленькой стране мы живем. Но те, кого, к несчастью, я знал, все были одинаковы. И никогда не думали. Творили зло, очертя голову. Говорят, только негры убивают инстинктивно. Это неправда. Белые ничуть не лучше.

— Значит, вы думаете, что…

— Что Джулио Секки мог убить Ханта ледорубом. Говорю «мог», поскольку не уверен.

Доктор Бисс не ответил, потому что его мозг не воспринимал заключения комиссара.

— Хотел бы я знать, как звали отца Элмера Ханта. Где, собственно, его документы? Я их не видел. И, помню, в протоколе графа эта осталась незаполненной.

— Зачем вам это?

— Хант — иностранец, у него должны быть с собой документы, а их нет, пояснил Кристен, и мозг его усиленно заработал. Ладно, пусть документов у него с собой не было, тогда они должны остаться в отеле, где тот остановился. Нужно найти этот отель.

Расставшись с Биссом, Кристен направился в полицейский участок. Телефон барахлил, связь то и дело прерывалась.

— Элмер хант? Минутку, — отозвался осипший голос и чуть погодя сообщил: — Отель «Бельвью», номер шестьдесят…

Кристен повторил название отеля, потом набрал ещё один номер.

— Отель «Бельвью»? Пришлите, пожалуйста, в полицию документы Элмера Ханта. Какие? Паспорт, удостоверение — все, что есть. Что?..

Комиссар Кристен считался образцом невозмутимости, поэтому повесил трубку почти так же спокойно, как и снял её. Ничего себе! В отеле не было ни одной бумаги Ханта. Просто ничего. Раз их не нашел доктор Бисс в его карманах, значит, они где-то в багаже.

Те вещи, что в отеле, сразу исключались, потому что за границей никто документы в чемодане не держит. Вернувшись назад, Кристен проверил рюкзак англичанина. Ничего. Итак, документов не было ни в отеле, ни в рюкзаке, ни в карманах. И бумажника тоже.

Кристена осенило. При падении с такой высоты бумажник мог выпасть. Он быстро сел в машину и помчался на станцию, чтобы застать машиниста, нашедшего тело Ханта.

Разговор у них вышел короткий. Тело Ханта было обнаружено в запретной зоне у входа в туннель, где поезд едва протискивается. Оно лежало на насыпи. Остановив поезд, машинист спустился на путь и еле пролез между вагонами и грубо отесанной каменной стеной. Ни бумажника, ни чего-нибудь в этом роде он не видел, хотя и осмотрел все кругом.

Поблагодарив, Кристен удалился.

Наутро он собрал команду добровольцев, чтобы отправиться под стену Малого Дьявола и осмотреть место падения тела. Это было нелегкой задачей, и только под вечер крепкий горец помог Кристену добраться к месту, где лежал ледоруб. Было это метрах в ста пятидесяти над дорогой. Ледоруб был весь ободран от ударов о камни, но следов крови на острие не было. Еще один из группы нашел шляпу Джулио Секки, а вскоре горец, обнаруживший ледоруб, подобрал и фляжку.