Снаружи уже давно раздавались оживленные голоса сотрудников и Сергей нервничал, рискуя быть застуканным за недозволенным занятием, но не мог прекратить писать. Но на этом месте он подписался: «До скорого. Денис».
Отправив письмо, быстро выключил компьютер, взял первую попавшуюся с редакторского стола книгу и уткнулся в нее, ничего не видя. Через пять минут в кабинет вошел сам редактор, вальяжный мужчина с брюзгливым выражением лица. Закинув голову назад, он посмотрел на Сергея деланно удивленным взглядом.
— М-м, доброе утро! Почему, собственно, у меня нужно дожидаться? Вам уже пора быть на задании, молодой человек!
— Никого не было в редакции, Влад Владович, я не знаю — куда, чего, сколько?
— Бездельники, всех уволю! Значит так, — сказал В.В., тяжело погружаясь в свое кресло, — у меня тут записано, ты должен развезти десять книг Сметаниной по шести адресам и по ним же шесть приглашений на следующую презентацию… Алё! — это уже в зазвонивший телефон, — а-а! Добрый день, добрый день, Галочка! Да! Да! Хе-хе! Ну что ты! Хе! Секундочку! — уже Сергею, — значит так, иди к секретарше, у нее список. К пяти, самое позднее, вернешься! Могут дела появиться. Да, Галочка!
Сергей забрал у секретарши Любы книги под расписку, для поддержания коммуникации пожаловавшись, что загрузили под завязку, а к четырем изволь возвращаться, и никто не хочет восстановит его утерянный месячный проездной, одни расходы от такой работы, и сопровождаемый ее сочувственными ахами, двинулся к выходу, ссутулив посильнее плечи и ликуя в душе. Теперь она не настучит шефу, если застукает его перед компьютером.
У метро он просмотрел адреса. Пять принадлежали разным критикам, живущим вразброс, большей частью по окраинам, и одно — информационному агентству. Туда, кстати, надо отдать четыре книги, и оно находится в центре, то есть разумнее всего было бы начать с него. Но Сергей рассчитал, что когда со всеми управится, успеет к двум — полтретьего в агентство, там проще пробиться к компу, не такие жлобы сидят, может, удастся застать Ингу дома и напрямую пообщаться.
Купив в киоске сигарет «Мужик», Сергей отправился по распланированному маршруту, начав с самой дальней точки. Всех этих людей он уже знал и ничего хорошего от них не ждал. Все они смотрели сквозь него или мимо него, и, взяв книгу, чуть ли не в лицо захлопывали дверь. Поэтому Сергей включил автопилот и погрузился в мысли. Только один раз он вынырнул на поверхность, вспомнив существенную деталь про кота Мурзика. Это произошло где-то между станциями «Беляево» и «Академическая». Достав тетрадку, он записал прямо в вагоне, устроившись на оставшихся экземплярах книги:
«18 марта, 13.05. Выпавшая из сознания часть эксперимента — когда появлялись демоны или источник света, кот Мурзик отслеживал их глазами. Также, когда я лежал на кушетке лицом вниз и ощущал огромную дыру на спине на уровне поясницы, кот вдруг забрался именно на это место — хотя, прошу заметить, он диковатый и избегает при обычных условиях телесного контакта, — и до тех пор топтался в обозначенном месте, пока не способствовал полному закрытию дыры. Интересно проследить факт вытеснения мною этого события.»
В агентство Сергей попал раньше, чем рассчитывал. Он любил сюда приходить, и не только из-за доступного компьютера, но и из-за людей. Женщины здесь были очень милые, все за или под сорок, с еще нерастраченным на внуков материнским теплом. В отличие от критиков, которые, независимо от пола, важничали, женщины из агентства новостей глядя на него, видели именно его. Особенно хорошо Сергей это чувствовал в таких проницаемых, как сегодня, состояниях. И сейчас, ласково улыбаясь, они стали предлагать ему чаю с бутербродами. Сергей вспомнил, что еще ничего не ел. Обычно он залезал в холодильник на кухне издательства и брал помаленьку от разных салатиков или кусочков сыра — там тоже были сердобольные женщины, которые не возражали, но сегодня шеф пришел не вовремя.
Поесть надо было, несмотря на отсутствие аппетита. Опять же — если позволишь женщине кормить себя, она будет любить как сына, когда-нибудь да пригодится.
Сергей жевал бутерброд с сулугуни под нежное журчание женской речи — не стесняясь его, они обсуждали свои личные дела, — и пытался сообразить, не напутал ли он чего-нибудь в последнем письме к Инге с медицинской терминологией. Три года мединститута давно были позади, но кое-какие знания сохранились, тем более что Сергей не переставал читать специальную литературу, правда, очень специальную. Но если он что-то и напутал, Инга вряд ли это просечет.
— Спасибо большое, а то я страшно проголодался.
Раздался довольный смех.
— Можно я пока проверю свою почту электронную? Сергей знал, что теперь он может спокойно поторчать в сети вечность — его не тронут.
Письмо от Инги пришло десять минут назад! Значит, она еще может сидеть у компьютера. Надо побыстрее ответить.
«Инга Шопенгауер 18.03.02–14.25
Денис! Как здорово, что ты записываешь последние слова умирающих! Я их сохраняю особо и иногда читаю. Очень полезно — видишь, какими пустяками были озабочены люди за секунду до смерти. Ведь еще никто из твоих больных не сказал ничего значительного. Тот предыдущий мальчик, например, который сказал: «Я надеюсь, что завтра выиграет «Динамо»», был еще очень молод, мог на что-то надеяться, но ведь эта старушка была очень старая, могла бы позаботиться, чтобы ее последние слова были значительными. Я бы на ее месте говорила только значительное. Но что взять с простых людей, если даже великие, за которыми записывали, говорили банальности. Вот тот же Чехов — все носятся с его «Ich sterbe» и шампанским, а в сущности — ничего, кроме театрального жеста. Может быть, ты скажешь, что мне рано об этом думать, но согласись — лучше быть готовой, чем сказать что-нибудь вроде: «Сегодня были вкусные блины»? Продолжай мне посылать эти высказывания, пожалуйста(Теперь немного о том, как прошел мой день. Мы сегодня проходили Шопенгауэра, и хотя, как ты уже знаешь, я тут со школьного возраста и немецкий мне как родной, но сложные веши предпочитаю читать по-русски. Мне очень понравился один кусок из него. Ты, наверняка, читал, но просто хочу поделиться, это очень на тему твоего сегодняшнего письма: «Самым ценным и существенным должна быть для каждого его личность. Чем полнее это достигнуто, а следовательно — чем больше источников наслаждения откроет в себе человек, тем счастливее будет он… Ведь все внешние источники счастья и наслаждений по своей природе крайне ненадежны, сомнительны, преходящи, подчинены случаю и могут поэтому иссякнуть даже при благоприятнейших условиях; даже более — это неизбежно, так как нельзя всегда иметь их под рукою. Во всяком случае почти все они иссякают к старости: нас покидают тогда любовь, шутливость, страсть к путешествиям, верховой езде и пригодность к обществу; наконец смерть лишает нас друзей и родных. В этом отношении, больше чем в каком либо ином, важно, что именно мы имеем в себе. Наши личные свойства сохраняются дольше всего. Впрочем, в любом возрасте они являются истинным, надежным источником счастья. В мире вообще немного можно раздобыть: он весь полон нуждою и горем, тех же, кто их избег, подкарауливает на каждом шагу скука.»
Может, ты уже проснулся после дежурства? Буду какое-то время регулярно проверять почту. Твоя Инга.
Сергей быстро застучал по клавиатуре:
Денис Re: Шопенгауер 18.03.02–14.58
Инга, дорогая! Спасибо за то, что делишься со мной своими находками, я, честное слово, очень это ценю, тем не менее, позволь не согласиться с твоим Ш. Видишь ли, он пишет, что надо черпать силы только в собственной личности, и в этом я с ним совершенно согласен. Но далее он пишет, что к старости нас покидает любовь, шутливость и страсть к путешествиям. Позволь, а что же тогда остается? Что он понимает под личностью? Я всегда считал, что в первую очередь — это способность любить. Возможно, ты сочтешь, что не циничному медику рассуждать о подобных вещах, но у меня большой опыт, я наблюдал столько стариков и скажу тебе — все личные качества усиливаются к старости, и если человек был способен на любовь, то в старости он светится просто. Так же и с прочими качествами личности ты, наверное, сама наблюдала, как скуповатые люди к старости делаются болезненно жадными и так далее. Но хватит об этом, я действительно считаю, что тебе рано об этом рассуждать()) Теперь о важном — мне сегодня приснилось, скорее даже привиделось в полудреме — я не имею права спать на работе(, что я вижу тебя. Ты сидела за компьютером, и представь мое изумление, когда я утром прочитал твое письмо, написанное примерно в это время! Мне по многим признакам кажется, что это было совершенно реальное переживание, ну как бы астральное перемещение в пространстве. Я сейчас опишу тебе, какой я тебя увидел, только скажи мне полную правду — насколько это соответствует. Мне совершенно все равно, как ты выглядишь, то есть не все равно, но я знаю твою душу и мне этого достаточно, она мне априори нравится в любой оболочке, и мы договорились с тобой с самого начала не обмениваться фотографиями, и это правильно — они мешали бы духовному контакту. Но сейчас вопрос не праздный — я хочу проверить, насколько точными могут быть такие внетелесные переживания. Я тут же по свежим следам записал, поэтому просто перепишу тебе: «Она была в салатно-зеленом платье, черные прямые волосы по плечи, очень белая кожа, шея и руки усыпаны мелкими родинками. Глаза серые, в густых черных ресницах, отчего кажутся темнее. Довольно худощавая, но не костлявая. Она сидела за компьютером и, очевидно, писала доклад для семинара. Освещение в ее комнате было очень ярким. Еще заметил обои, бело-синие, в мелкий рисунок.» Видишь, кое в чем уже ошибся — ты пишешь, что сидела в темноте, а мне привиделся яркий свет, но это могло быть духовное освещение. Напиши мне, еще в чем я ошибся. Это очень важно. Денис.