Едва я успела взять пистолет и сосредоточиться на утихших шагах, дверь распахнулась. Вздрогнув от неожиданности, я сначала машинально отметила, что остановилась считать на двадцати семи, а потом уже выстрелила. Промазать на таком расстоянии удалось бы лишь слепому.
Анрис с восхищением покосилась на меня, умоляя взглядом перебить всех нападающих подобным образом, но я лишь отрицательно покачала головой и быстро спрятала пистолет. Привлечённые выстрелом и неприятно удивлённые внезапной смертью приятеля, в каюту заглянули несколько пиратов. Их небритые паскудные рожи оптимизма и благодарности к судьбе-злодейке мне не прибавили. Увидев в каюте лишь двух перепуганных девиц, разбойники немного осмелели, но входить не спешили. Вместо этого один из них выкрикнул несколько гортанных слов. Беспомощно на меня оглянувшись, Анрис послушно выбралась из тёмного закутка, позволяя пиратом насладиться своей красотой. Вылезшая следом я, похоже, наоборот их распугала своим зверским выражением лица. Но после короткого и злого, похожего на лай, окрика одного из морских разбойников, одетого получше, нас быстро обыскали и отобрали мои кольца, которые я безропотно отдала, и кинжал Анрис, за который жрица цеплялась до последнего, пока не получила сильную затрещину. Препроводив нас на пиратский корабль и заперев в трюме (довольно сухом и чистом), разбойники продолжили обыскивать галеру и перебитых воинов. Не сказать что бы мне было их жалко, но такой нелепой и глупой смерти я бы им не желала. Правда, сами воины могли думать совсем иначе.
Забившись в тёмный угол трюма, я мрачно и пессимистично ожидала решения нашей участи. О том, что могут с нами сделать эти твари я старалась не думать. Бледная Анрис тоже об этом вспомнила и вцепилась мне в локоть, надеясь, что я смогу её защитить. При нападении я вряд ли смогу быстро выхватить пистолет и метко выстрелить, не целясь. Такое только в низкопробном старом кино возможно.
Но, к моему облегчению и удивлению, нас не трогали. Иногда открывался люк, в него заглядывала отвратительно-мрачная рожа и нам спускали мутную воду в дырявой фляги (наверняка глумились) и реже – куски сухарей. Вынужденную голодовку мы перенесли стоически: я уже была закалена неделями упорных диет, а жрица привыкла к их варианту поста, устраиваемому в неурожайные и засушливые года. Меня больше удручала невозможность помыться, постоянно ощущать себя грязной сильно угнетало. К тому же, в постоянной темноте было тяжело с подсчётом времени, я однажды попыталась подсчитать сколько дней я обретаюсь в этом времени, и по самым оптимистичным вариантам получалось не меньше двадцати дней. Представляю, как дома родители с ума сходят. Впрочем, сойти не смогут – папочка не позволит, он же менталист. А мама даже не плакала, наверное, ни разу – ведь из-за слёз глаза и нос красными становятся, а её кроме собственной внешности ничего не волнует.
В темноте, хандре и голоде прошли и все остальные дни нашего путешествия. Одним прекрасным ярким днём (из-за этого показавшимся нам ужасным) нас выволокли на палубу. Для приличия пошипев на тащившего меня пирата и получив предупредительную затрещину, я попыталась осмотреться, когда глаза перестали слезиться от яркого света. Как оказалось, мы были не единственными пленниками морских разбойников. Небольших тайничков-трюмов на корабле было несколько, и почти все кроме нашего были уже заполнены. Теперь всех пленников согнали на верхнюю палубу, и люди озирались, словно пытаясь найти знакомые им лица. Анрис мёртвой хваткой вцепилась в меня, боясь потерять в этой толпе. Я попыталась ободряюще ей улыбнуться, но получилось плохо.
Корабль стоял в порту крупного города. У причала были пришвартованы несколько крупных кораблей и несколько мелких лодок. Сойдя по трапу на пристань, нас отвели в какой-то низкий барак и загнав всех в один подвал, наши надсмотрщики куда-то ушли. И я даже догадывалась, куда. Сжавшись в углу, я исподволь рассматривала товарищей по несчастью. Большую часть представляли собой пленённые воины, мрачные избитые мужчины атлетического телосложения. Но были среди них и несколько заморенных женщин, с истощёнными от страха лицами. Троица подростков с холодными злыми глазами скучковалась у противоположной стены. Один из старших мальчишек, с любопытством меня рассматривавший, столкнувшись со мной взглядом, тут же отвернулся. Нервно ухмыльнувшись, я поняла, что похоже моя не шибко выдающаяся личность будет одним из самых ярких товаров на рынке. М-да, рыжих тут, по-моему, не было.
Вместе с капитаном пиратов пришёл и невысокий толстый мужчина с окладистой кудрявой бородой и присыпанным белой пудрой тёмным лицом. Я разглядывала его с отстранённым интересом: древние сирийцы представлялись мне всегда именно так. Резкий окрик пирата заставил рабов встрепенуться. Те, на кого указал мужчина, с неохотой поднялись, но остались стоять, сверля обоих мужчин отнюдь не дружелюбными взглядами. Но когда в помещение заглянули несколько воинов со зверскими лицами и демонстративно погрозили кнутами, рабы послушно вышли (некоторых мужчин всё равно пришлось выволакивать).
Удостоверившись, что надсмотрщики ушли, я незаметно вытащила из сапога кольцо. С усилием надев его, я осторожно свернула пустоту, слишком привыкшую к свободе. Всё-таки зря её столько времени держала незапертой. Теперь мне казалось, что мир стал более тусклым и плоским. Хорошо бы ещё и браслет одеть, а то он мне жутко ногу натирает…
Проводив ушедших равнодушным взглядом, я закрыла глаза, пытаясь задремать, чтобы не видеть измученных лиц и пустого отчаяния, написанного на них. Рядом испуганно сопит моя верная жрица Анрис, недоверчиво и подозрительно разглядывая оставшихся рабов. Давящая напряжённая тишина была нарушена тихими надрывными всхлипами. Одна из женщин не выдержала и начала заранее оплакивать свою загубленную жизнь. Остальные вместо того, чтобы её успокоить, тоже начали подвывать, горестно стеная во весь голос. Над ухом зашмыгала носом, видимо, только лишь из женской солидарности, египтянка, но натолкнувшись на мой скептический взгляд мгновенно изобразила из себя каменную статую переполненную надменным спокойствием. Рыдания усилились. Оставшиеся мужчины несколько минут терпеливо сносили этой звуковой беспредел, а потом нашёлся один смельчак решивший утихомирить страдалиц. Но женщины, похоже, даже не слышали его доводов и утешений. Окинув прекрасный пол равнодушным взглядом, я решила, что их истерика оправдана: с такой внешностью им, максимум, светила «доходная» должность прачки или кухарки. Впрочем, на мой взгляд, уж лучше физический труд, чем положение третьей любимой жены в гареме престарелого любвеобильного султана, что с довольно большой вероятностью ожидало жрицу. Я же тихо возблагодарила богов, что кунсткамеры ещё не изобретены.
Мужчины тихо переговаривались, то ли пересказывая истории своего пленения, то и строя планы побега. Я снова закрыла глаза, привыкнув к фоновому шуму, но едва я примерилась задремать, дверь снова хлопнула и резкий окрик заставил меня подпрыгнуть на месте. На этот раз пришли за остатками, вывели нас всех. У дверей стоял довольный капитан пиратов, и проходя мимо его, я едва удержалась, чтобы не плюнуть ему в лицо. Мазохисткой или самоубийцей я не была.
Связав всех рабов в одну цепочку, нас провели по запутанным улочкам города к другому бараку, ничуть не лучше первого. Да и все дома на нашем пути особо красивыми не выглядели. Низкие, белые или серые сооружения, с унылыми провалами окон казались мне мёртвыми. Суетливо спешащие бедно одетые люди с интересом поглядывали на нас, иногда равнодушно обменивались гортанными фразами. В доме нас всех накормили и отвели в большую комнату, занимающую почти весь дом. На следующий день, не дав рабам выспаться, нас загнали в закрытые повозки и увезли в неизвестном направлении. Неизвестном для меня: Анрис пояснила, что скорее всего нас собираются привезти на большой рабский рынок в одном из крупнейших городов этой страны, о которой молодой жрице было известно из рассказов странников, побывавших здесь. Я ей уныло покивала, философски размышляя о превратностях судьбы.