Брайан тоже во многих отношениях повзрослел и изменился, хотя все еще смущался в обществе взрослых. У него развилось сильное, крепко сбитое тело и были невероятно широкие плечи и путаные представления о жизни.

Его теплые карие глаза светились умом, а восхитительное чувство юмора вызывало у нас колики. Сейчас он хотел стать юристом, но мы не могли относиться к этому серьезно: на следующей неделе он, может быть, заинтересуется психопатологией.

У него была подружка, Кэти, кажется, – яркая привлекательная девочка с самой тонкой талией, какую я когда-либо видела. С нами она почти не разговаривала, но оба часами висели на телефоне, и если поздно ночью из комнаты Брайана доносилось хихиканье, это был признак того, что он наслаждается беседой с Кэти.

Я больше времени стала проводить дома. Все лето я совсем не работала, а начиная со Дня труда, я уходила на работу три дня в неделю. Когда все уходили, в доме становилось очень тихо. Первое время мне это нравилось. Я занималась домашней работой, читала книги и могла посещать неработающих подруг.

Толпа народу в парке, наконец, схлынула, и мы с Мозесом возобновили наши долгие прогулки, благо теперь мы могли гулять, где хотим. Мозес рыскал вокруг, убегал, валялся в листьях, плескался в воде, чрезвычайно довольный своей жизнью. Я же не чувствовала себя такой беззаботной.

Мои мысли постоянно были связаны с Ричардом. Мысленно разговаривая с ним, я пыталась понять, почему столько лет назад он отказался от моей любви, как будто ответ мог иметь какое-то отношение к моей нынешней жизни или как-то повлиять на будущее.

После встречи группы все промежуточные годы исчезли, и Ричард нужен был мне, чтобы убедиться, что он меня любит. «Если я буду в этом уверена, – думала я, – эта сердечная боль, которую я сама не понимала и которая сводит меня с ума, прекратится». Я хотела видеть его.

А он хочет меня видеть? Вспоминая его взгляд, я точно знала, что если моя потребность во встрече так велика, он чувствует то же самое. Вспоминая звук его голоса, я вздрагивала: я должна была снова его услышать. Желание видеть его неумолимо превращалось во всепоглощающую необходимость. Моя навязчивая идея росла.

Останавливало ли меня то, что я замужем? Ни на минуту. Я погрузилась в сны наяву. Верность, любовь, доверие – всем этим чувствам не было места в этих кошмарных фантазиях. Я никому не рассказывала про это, особенно Стюарту, и колебалась, не открыться ли Элен. Я была совершенно одна в этом аду.

Я начала представлять себе, как встречу Ричарда на улице, или в баре, или в ресторане, притворяясь, что это случайная встреча. Его фирма называлась «Техтрон». Это название теперь отпечаталось в моем мозгу, и нашу встречу было нетрудно организовать. «Техтрон» находился в Бостоне, не больше двадцати миль отсюда, не где-нибудь в Лос-Анджелесе или на другом конце света.

В этом районе жили многие из Оуквиля, и после первого шока я совсем перестала удивляться, что Ричард живет там. Все же Оуквиль находится на полпути между Бостоном и Нью-Йорком, и люди с амбициями и способностями оседали в этих больших космополитичных центрах. В последние двадцать лет Бостон стал главным центром компьютерной технологии. «Боже, – подумала я, – зачем ты сделал это со мной? Из всех городов мира!..»

Я работала недалеко от дома, в Маргифильде, все еще секретарем юридической консультации. После того как я вышла замуж за Стюарта, казалось глупо осуществлять мою мечту стать юристом. Я оставалась в «Маркам, Маркам и Дусетт», пока не родилась Келли, а потом мы переехали в этот красивый приморский город около Плимута. Следующие двенадцать лет я не работала, предпочитая сидеть дома с детьми, поскольку, благодаря более чем приличной зарплате Стюарта, имела возможность отдыхать.

Потом, когда я захотела вернуться во внешний мир, мне повезло: я нашла работу, на которой могла применить свои старые навыки и одновременно погрузиться в изучение компьютерного мира, а последний экономический спад привел к тому, что я переместилась на новое место и начала работать у Боба Мерфи. Моя работа, несмотря на то, что она была в стороне от основного русла бизнеса, была интересной, а офис удобно располагался – в десяти минутах езды от дома. Всего несколько дней назад мой начальник вызвал меня в кабинет, чтобы спросить, как продвигается мое юридическое обучение.

– О, я думала, вы знаете, Боб, мне пришлось бросить его. После аварии весной у меня было так плохо с головой, что я не могла сосредоточиться.

– Это очень плохо, Андреа. От нас уходит Леона Хансбурн, освобождается место, а ее работа как раз для свежего юридического мышления.

– Но я была бы только юридическим консультантом.

– Этого достаточно, по крайней мере, для начала. Кто знает, как далеко вы могли бы пойти?

– Ну, вообще-то я собиралась восстановиться и закончить… Когда Леона уходит?

– В конце года. Подумайте об этом и закончите свои курсы. Мы вернемся к нашему разговору в январе.

Это был именно тот стимул продолжить занятия во втором семестре, который мне был нужен. Я обещала об этом подумать. Тем временем у меня в голове были совсем другие мысли, вроде того: «Как хорошо работать в этом городе, вблизи моего искушения!»

К счастью, жили мы в пригородах, расположенных далеко друг от друга. На встрече группы я узнала, что Ричард живет около Андовера. Туда от меня очень неудобно ехать, почти два часа, хвала Господу. Когда я представляла себе, где он живет, со мной начинались судороги, и только большое расстояние удерживало меня от того, чтобы проехаться до его дома.

Глупая мысль, такая же, как наткнуться на него в центре города, но другая идея завладела мной и распространилась как болезнь: мне не обязательно Ричарда видеть, я могу ему позвонить.

В следующие недели мысль, что все проблемы будут решены, если я поговорю с ним, превратилась в уверенность. На все вопросы можно будет ответить, моя нелепая тоска исчезнет, жизнь снова вернется в свое постоянное русло, я буду довольна тем, что у меня есть, и перестану непрерывно метаться в нерешительности.

Наконец я остановилась на этой мысли и почувствовала облегчение от того, что пришла к какому-то решению. И однажды утром, после нескольких недель раздумий, я собралась с духом и сняла телефонную трубку.

Я с легкостью пробилась через его приемную, и у меня не возникло проблем с его секретаршей, но, когда я услышала его голос, я чуть не повесила трубку.

– Алло, – спокойный, уверенный голос. Все тот же старина Ричард.

Я молчала, будто проглотив язык.

– Ричард Осборн слушает. В чем дело?

– 3-з-здравствуй… – сказала я неуверенно. Замечательное начало разговора.

– Кто это?

– Твоя давняя… подруга… Я подумала, может быть, ты меня не узнаешь? – Почему-то я боялась себя назвать. Ну и начало.

– А, ну конечно, я помню. В чем дело? – Его голос звучал как-то отчужденно и холодно.

– Я не хотела тебя беспокоить, но если у тебя есть несколько минут, мы могли бы поговорить.

В наступившей холодной тишине у меня затряслись поджилки, и я почувствовала тошноту. Это со мной всегда бывало, когда я нервничала. Я быстро теряла присутствие духа.

– Ну, как хочешь, – сказала я, – я надолго тебя не задержу, извини, я…

– Подожди минуту, – сказал он.

Я услышала несколько приглушенных слов, звук закрывающейся двери, и он снова был на проводе.

– Извини, у меня тут был посетитель. Андреа, я не могу поверить, что это ты. – Теперь я услышала тот самый голос, который помнила, – низкий, теплый и доверительный. – Я так много раз хотел тебе позвонить, но думал, что ты не захочешь меня слушать. Я тысячу раз представлял себе звук твоего голоса.

– Я не должна была звонить, это дурацкая затея, правда, но мне так важно поговорить с тобой. Я совсем запуталась, – сказала я, торопясь все высказать, – я сейчас попрощаюсь…

– Нет, о нет, Андреа, пожалуйста, не вешай трубку! Я очень хорошо понимаю, что ты чувствуешь. Эта встреча группы оживила столько воспоминаний. Когда я танцевал с тобой, я боялся держать тебя в руках – я так хотел сжать тебя в объятиях… Мне поэтому пришлось быстро уйти.