– Догоняйте, ребята! – объявила я и побежала прочь так быстро, как могла. – Этот Джордж! Какой слабак! – Но мое восклицание улетело прочь под напором холодного ветра, в то время как я разогрелась. В пору моей молодости я неплохо каталась, но упражняться теперь один раз в год было явно недостаточно. Хотя мне хотелось думать, что годы не имеют значения, я была старше сейчас. Через несколько минут, смеясь над собственной глупостью, я плюхнулась в сугроб, чтобы восстановить дыхание.

Сцена передо мной могла бы быть взята с гравюры Курье и Ивеса. Я смотрела через реку на северный берег, где темные сосны росли у кромки воды. Покрытые льдом виноградные лозы светились на солнце, драпируя и смягчая открытые валуны, а кусты остролиста, ощетинившиеся ягодами, окаймляли велосипедную дорожку, бежавшую вдоль берега на той стороне. Пары плавно скользили на фоне кирпичных домов, окрашенных в мягкий розовый цвет, несколько мальчиков играли в хоккей, весело и пронзительно кричали дети.

Я повернулась, чтобы посмотреть в другую сторону, на более близкий южный берег, но сравнение разочаровало меня. Я усмехнулась про себя: едва ли не единственным утешением в том, что мы живем на этой стороне, был лучший вид, который мы видели из окон.

Когда я повернулась, чтобы поискать Лоррейн и детей, мне показалось, что я узнала эту местность примерно в двухстах футах от меня, у поворота реки, и поехала медленнее. Это была Стрелка, наше старое место встреч, которое я никогда не видела в такой перспективе. Внезапно я вспомнила другую зиму, много лет назад.

Как бы ни было холодно, это было всегда теплое место для меня, прильнувшей к груди Ричарда. Мы прокрадывались к нашему любимому убежищу, если не ошибаюсь, там справа было небольшое углубление, и отдыхали от всего мира, как если бы он вовсе не существовал. Мы приходили туда во все времена года, но в зимние холода мы обычно были одни.

Гуси летели над головой с громкими криками, пробуждая воспоминания, и, как будто сейчас, Ричард и я стоим близко друг к другу, и ледяной ветер треплет длинный клетчатый шарф, окутывающий мою голову и плечи.

– Что мы делаем здесь? Так холодно, у меня замерзли щеки. Мои пальцы превратились в кусочки льда.

– Мы пришли сюда побыть наедине, только ты и я, и никого больше. И я могу владеть тобой, целовать твои глаза, твои пальцы, твои груди, чтобы согреть их.

Он скосил глаза в своей комической манере, когда произнес слово «груди», и мы оба рассмеялись. Я повернулась в кольце его рук, и он обнял меня крепче, целуя мои замерзшие щеки, мои веки. Счастье волной захлестнуло меня. Мне было, должно быть, лет двадцать, и я была без ума от него.

– Рич, я должна идти домой – мать будет искать меня. Ты знаешь, она не доверяет нам, когда мы наедине.

– На это есть причины. Подожди, мы сможем всегда быть вместе, – прошептал он. – Никто не будет спрашивать, никто не сможет вмешаться. Я смогу раздеть тебя прямо здесь, на этом открытом месте, и заняться любовью с тобой.

Я громко рассмеялась, и этот звук вернул меня к действительности. Здесь, в неподвижности другого зимнего дня, я с болью ощутила грусть потери. Глупая девочка, ты думала, что это будет продолжаться всегда? И глупа та женщина, что хочет вернуть прошлое назад.

Лоррейн и дети ехали ко мне, смеясь и крича, и я повернулась как раз вовремя, чтобы быть опрокинутой обратно в сугроб. Они захихикали от удовольствия, и я смеялась с ними, желая уловить их счастье и приподнятое настроение, но от сестры не укрылось мое меланхолическое настроение.

– Все в порядке? – Лоррейн пристально, с участием, посмотрела на меня. – Ты выглядишь так, будто повстречалась с привидением.

– Нет, ничего, я только подумала об одном давнем знакомом.

Сочетание воссоединения с сестрой и этого места вызвало к жизни воспоминания, но в них была спрятана грусть, и я извлекла из небытия больше, чем воспоминания. Если последние несколько месяцев могут служить показателем, то Ричард как будто посещал меня. Нельзя отрицать и того, что я необыкновенно много думала о нем.

Но мечты не могут ничего изменить. Я сделала выбор в своей жизни, и теперь должна продолжать. Стараясь стряхнуть с себя непрошенное уныние, я пыталась улучшить настроение.

– Ты можешь сказать, что мне уже за сорок, то есть сорок пять, – опередила я сестру. – А я сижу в сугробе, мечтая о старых приятелях.

Лоррейн посмотрела на меня вопросительно, но я ускользнула от дальнейших расспросов. Я поднялась и отряхнулась от снега.

– Давайте, ребята, поехали обратно, к той скамье.

И я покатилась вперед без оглядки, оставляя молодую пару и их несбыточные мечты далеко позади.

Глава 10

Первые две недели марта были холодными и дождливыми как продолжение хмурой зимней погоды. Небо казалось грязным серым одеялом, которое набросили на сырой промокший мир. Но, в конце концов, ближе к середине месяца стало суше, и, хотя было еще облачно, на дальних ивах вскоре появился зеленый туман, а в это утро воздух был пронизан влажным земляным запахом просыпающихся растений. Гиацинты проклюнулись из земли, и на азалиях распустились маленькие сердечки. Наступила весна.

Я налила Элен вторую чашку кофе. Это был один из тех редких дней, когда мы не должны были работать, и она зашла немного поболтать. Она управлялась со второй сдобной булочкой, в то время как я сделала глоток кофе.

– Ты ведь не пьешь черный кофе.

– Теперь пью – сегодня первый день моей новой диеты. Я должна избавиться от части жира, я выгляжу отвратительно.

– Глупости, «отвратительно». И сколько ты хочешь сбросить?

Я нашла все это понятным.

– Тридцать фунтов: на столько я поправилась за последние тридцать лет – по фунту в год. Я настроилась на это и надеюсь похудеть за пару месяцев. Я думаю начать с одной из молочных диет или со старого испытанного грейпфрута. Если не поможет, я попробую голодать. Возможно, я попытаюсь отсасывать жир или пусть мне зашьют рот проволокой.

Мы посмеялись, но я совсем не шутила. Приглашение на встречу друзей пришло несколько дней назад, и дата была назначена на 9 июля. Только несколько месяцев, но масса времени для уменьшения веса, похудания, усовершенствования.

– Возможно, я отправлюсь на жировую ферму, – сказала я.

– Перестань, Андреа, я серьезно. Ты ничуть не жирная. Сбрось пару фунтов, если твое самочувствие улучшится от этого, но, я думаю, ты и так выглядишь хорошо.

– Тебе легко говорить, Элен. Ты, наверное, и пары фунтов не прибавила с тех пор, как закончила школу. Я ненавижу таких людей, как ты, тощая скандинавская фасоль! Вот я, короткая и круглолицая, – посмотри на эти увесистые груди. Я выгляжу ужасно.

– Увесистые! Послушай, Андреа, там все будут старше сорока лет. Ты не единственная, у кого есть дети и кто, может быть, немного располнел. Я знаю, это первая твоя встреча с друзьями, а я была на нескольких в течение этих лет, и, поверь мне, ты выглядишь прекрасно. Лучше найди себе элегантное новое платье. Я думаю, ты выглядишь потрясающе, – сказала она, милая и добрая подруга. – Никаких морщин, красивая гладкая кожа.

– Правильно, – согласилась я, – акры чудесной гладкой кожи. Это приводит в уныние. Все, что я должна сделать, – это потерять полторы тонны веса и уменьшить размеры своих грудей. До девятого июля ни кусочка пирожного.

– Может быть, там есть кто-то, на кого ты хочешь произвести впечатление?

– Что ты хочешь этим сказать? – спросила я с невинным видом, как будто и вправду никого не было в моих мыслях.

– Возможно, былая страсть?

– Былая страсть? Еще чего. Конечно, у меня был поклонник в школе, но он не был чем-то выдающимся. Определенно, нет никого, чтобы производить впечатление. – Я покраснела, мне стало жарко от этой лжи, но я продолжала, импровизируя на ходу. – Он был очень спокойным, один из этих задумчивых парней. Я уверена, он уже носит очки, наверное, толстый и лысый. Полагаю, он там будет, но я не собираюсь производить впечатление ни на него, ни на кого-то другого. Я только хочу получше выглядеть.