Глава 8

Для рождественского вечера мы всегда придумывали что-нибудь особенное, и в этом году я решила восстановить теплую обстановку старомодной деревенской гостиницы Новой Англии. Это требовало оловянной посуды, ткани-шотландки и зелени. И свечи, множество свечей, пылающих в оловянных подсвечниках на скатертях из красно-зеленой шотландки, покрывающих каждый стол.

Мы сделали гирлянды и венки из остролиста и можжевельника, что росли у нас во дворе, и из сосен, которые во множестве росли в лесу за нашим домом. К этой зелени мы добавили крошечные веточки красных ягод, а также красные и зеленые бархатные ленты и банты. Получилось прекрасно: острый запах зелени смешивался с пряным ароматом подогретого сидра и теплом дровяной печи.

Я использовала для еды всю оловянную посуду, какую смогла выпросить или одолжить. Наряду с современными блюдами, мы подавали основное блюдо Новой Англии – похлебку из моллюсков, а также бостонские печеные бобы.

Знакомый бармен из придорожной гостиницы поделился своими рецептами двух подлинных колониальных напитков: крепкая смесь рома и имбирного бренди и другая ромовая смесь были прекрасным дополнением к бару, хотя все любили неразбавленное виски колониальных времен.

Стюарт нарисовал эскизы костюмов, так что «хозяин гостиницы» и его «добрая женушка» имели соответствующие платья. Вечеринка закончилась под утро. Мы считали, что это – несомненный признак успеха.

Элен и Кевин Макграф пришли рано и оставались допоздна, помогая нам приготовить, подать и убрать все потом. Около половины четвертого мы освободились и сели, положив ноги на кофейный столик, среди салфеток и орехов, допивая сидр, дожевывая последние пирожные и обсуждая прошедший вечер. Стюарт удивил всех известием, что Фред и Джулия расстались.

– Так вот почему она пришла одна. У него вовсе не было гриппа, – сказала я, удивляясь про себя, с каким самообладанием она лгала мне.

– Она сказала, что узнала о его измене, и не смогла стерпеть это. Думаю, что она и вправду не знала.

– Жена всегда узнает последней, – заметила Элен, опережая мои мысли. – Все остальные знали, что Фред много лет отделывался отговорками.

– Странно, однако, что он стал за кем-то волочиться, – сказал Кевин. – Джулия обожает его, выполняет все его капризы. Разве он не видит, что получилось?

– Иногда люди не знают, что получится, – отвечал Стюарт. – Они видят зеленый лужок, и им хочется там прогуляться.

– Не исключено, что Фреду захотелось кого-нибудь более независимого и менее услужливого, чем Джулия, – проговорила Элен. – Держу пари, что собственная мать не нянчилась с ним так, как она! Возможно, он устал от этого за многие годы, и ему захотелось кого-то более изящного.

– Люди делают удивительные вещи, – возразила я. – Они были знакомы около восемнадцати лет. За это время можно было привыкнуть Друг к другу.

– Вкусы меняются, – заметил Кевин. – Я и сам смотрю по сторонам в поисках длинноногой рыженькой красотки с большим изяществом, чтобы разделить с ней мои сумрачные годы.

– Всего хорошего, – отпарировала Элен. – Сообщи мне, когда найдешь. Я буду рада тоже отправиться на лужок! – Они ласково улыбнулись друг другу, все рассмеялись, и беседа переключилась на другие предметы.

Но замечание Стюарта не оставляло меня. Возможно, люди не всегда осознают, чего добились. Что это значит, когда человек сомневается в том, что имеет, и предается старым мечтам?

Часом позже этот вопрос все еще беспокоил меня.

– Стюарт!

– М-м-м-м?

– Стью!

– Что?

Мы были, наконец, в постели, усталые, но не вполне готовые ко сну. Было уже более четырех часов ночи, но мы еще почитали по нескольку страниц – многолетняя привычка. Я не могу заснуть, не прочитав Леона Уриса или Дика Фрэнсиса, в крайнем случае, даже Агату Кристи или восхитительного Вадхауза. Стюарт, естественно, читает для учения, и его представление о сказке на ночь – это огромный фолиант об удачных инвестициях или сборник советов о том, как подняться по служебной лестнице.

– Ты слушаешь?

– М-м-м, я весь внимание.

– Стью, у тебя был когда-нибудь роман?

– О, конечно!

– Стью, ну, будь серьезнее!

– Ну хорошо, тогда нет, никогда не было.

– Почему ты так уверен?

– Потому что я очень люблю тебя, а мой роман ранит тебя, разрушит наш брак, и последствия не поддаются описанию.

– Предположим, у меня был роман. Стал бы ты любить меня после этого?

– Это твои размышления?

– Справедливый вопрос: я думаю о Фреде. Аккуратно отметив страницу, Стюарт закрыл книгу, которую читал, и повернулся на спину: я, наконец, привлекла его внимание. Погасив свою лампу, я скользнула через постель, положила голову ему на грудь, и таким образом мы приняли свое любимое положение для ночных разговоров.

– Ну так вот, твой роман любой продолжительности был бы для меня ударом, но я, вероятно, смог бы пережить одну ночь: скажем, ты встретила кого-то и обнаружила себя в постели с ним. Только на одну ночь, когда ты пересаживалась с самолета на самолет в Мадриде или где-то еще, и чтобы я никогда не слышал об этом. Из всех возможностей эта – наилучшая.

Я хихикнула:

– Стюарт, это гнусный пример. Очевидно, ты должен знать обо всем, чтобы найти выход.

Пока Стюарт думал, он начал рассеянно описывать рукой ленивые круги на моей спине: это действовало расслабляюще.

– Да, я не проводил день и ночь, беспокоясь об этом, но вернемся к нашей первой встрече, когда я не знал, что ты чувствуешь ко мне, и заранее готовил отступление. Держу пари, ты не знала, что была объектом борьбы. Если бы ты отвергла меня в первый раз, я не отступил бы, надеясь, что ты не сможешь отказывать мне слишком много раз.

Поскольку я очень любил тебя, то создавал серии компромиссов, которые, я чувствовал, были бы приемлемы, в худшем случае такого рода.

– Я не думала, что это вызовет у тебя столько мыслей. – Стюарт не был подвержен взрывам эмоций, редко сердился и никогда не высказывал свои переживания. – Ты придумал всё это? На всякий случай? Что бы ты стал делать, если бы я сказала, что не хочу больше видеть тебя?

– Я старался не думать об этом. Возможно, ты любишь меня, но напоминаешь мне птичку, сидящую высоко и готовую к полету в любой миг. Я хочу, чтобы ты доверяла мне, и знай – все, что ты делаешь, будет хорошо для меня, пока я чувствую твою любовь.

Ленивые круги расширились, двигаясь постепенно прочь от спины и осторожно касаясь моей груди. Прикосновения его пальцев становились настойчивыми. Я поняла, что это уже не бессознательные движения, и почувствовала, что начинаю отвечать ему.

– Но мы никогда ни о чем таком не говорили.

– Нет, я не хотел обсуждать это с тобой, но еще до нашей женитьбы я чувствовал, что ты была нерешительна и как будто ждала, что произойдет что-то плохое, и я хотел быть готовым к любому испытанию. Постепенно я стал думать, что ты доверяешь мне, забыл об этом и не вспоминал в течение многих лет.

Поразительно! Я думала с удивлением, что за те почти двадцать два года, что мы женаты, Стюарт никогда не говорил так о своих чувствах, даже вначале. Вероятно, это была его хорошая черта, о которой я никогда не знала, поскольку, скорее всего, сочла бы подобную уязвимость слабостью. Он должен был быть сильным и прочным, без малейшей трещины в броне – надежный фон для моих эмоциональных подъемов и спадов. А теперь? Кто знает? Ведь мы вместе уже так много лет.

Мне было бы трудно выразить, что я чувствую к Стюарту. У нас никогда не было страстной любви, мы просто казались подходящими друг другу.

Стюарт давал мне уверенность в будущем, и я принимала это как должное. Я редко задумывалась о его чувствах ко мне и поклялась поразмыслить об этой новой области отношений.

– Я руководствуюсь очень простыми соображениями, – сказал он, продолжая свою мысль, – любовник на одну ночь лучше, чем роман, но и роман, в конце концов, лучше, чем если бы ты совсем оставила меня.