Отмечтав — и виват! — чем-то

мы дики: гики, дым —

игру пурги,

метель плетем!

Мир окурим и мир укорим,

мишуря, уходим и до *** рушим;

дел сих арт-страх и след,

и ига мира дар и магии —

манит к тинам

ада,

и чёрту глаза лгут речи

оговору сурового,

которыми наго поганим мы роток,

и чёрта морали мил аромат речи.

— Такси искать?

Ведь мода — на дом дев… —

Она: — Да, но…

Мм… гмм…

А та ль плата? —

Я: — А какая

такса ласкать?

— Кир и чирик.

А на

улице дам за грош — оргазма децилу.

Я: — О моя

Медея, едем!

— О, едем, Амедео!

А ты-то

от кого, кто?

— Я лично камикадзе в законе Цоя

оценок, а звезда Кима. Кончил я

кафефак.

— Фак-шлак! А факал шкаф?

Как?

Мебель ль ****?

— Эхх-кххе…

— На мотор! Элите в сером юморе светил, эротоман?

— Ахх-кхха…

— А Ким около сатиры потуг, и фигу топырит, а соло — комика. —

Ну, «фиат» — тайфун!

Езда — Кима кадр, орда камикадзе!

(У дивана, на виду —

залазь.

О, к ноге легонько!..)

Она: — Рано,

цыц!

Шевро порвешь.

А дома дам, о да!.. —

… О вине лениво.

А дама: — Ты тамада!

— Еще? —

А цаца

алела:

— О, да не надо! —

Ей не претило ли терпение?

Аха-ха!

На вид ангел, а лег на диван —

мечта! Дал бог обладать чем,

и игрой оргии

ее

честь отсечь —

девчонка как ночь ведь!

Вот, на: блеск аксельбантов —

тело пери, мир эполет,

а ноги пери — мир эпигона,

и с репу перси,

и мак — сосками,

а руки пери — пир Эпикура!

Ну, чара — карачун!

— А? Да-да, Лукулла, да-да… —

О видео-ню, о юное диво!

— Эххк-ххе…

Милашка, как шалим?

— Мода задом. —

(Ого,

и ей

о моде ведомо!)

Но Дадон —

еле-еле…

О лихолетье — тело хило!

Напречь силы — пыл исчерпан.

И гений неги

силился… Слились…

— Еще! Еще! —

… Еле-еле.

Тела шок — ошалеть!

Но свились, осилив сон.

Тел переплет.

А мед Эдема

течет,

а сор Эроса

летел —

жарко, мокр, аж

как

лето потел.

— Тише, псих! Ох и спешит!

— Эрогения бес, я и дев учу, мучу ведь и я себя — и не горе!

— Ах, херогений! Не горе, ха! —

А хер гнал план греха,

ох и лихо!

Он не опух упоенно —

жалил и пилил, аж

ад укорял, ахал яро, куда

синепенис

лазил и лизал

у дна манду.

Ишь, ударила лира души!

Ишь, оргазм за гроши!

Отлично кончил-то!

Еще

силились…

Хо, мечтатель, а летать чем? Ох,

деводум-деводёр-бредовед-мудовед!

Мечтать чем?

Мечен, а нечем!

Но вон,

ага:

наг рот — орган

целок, — колоколец

«ала-ла-ла».

Там оралисток и чёрта мат, речь икот — сила, аромат!

— А, кунак? А ну-ка,

усосу!

— О видео-мисс, о соси мое диво!

Немота. Томен

рот. А рот — оратор.

Да рот от трепа заперт — то-то рад!

Акт — сила! Рот — органа грот: оралистка.

Конец сценок.

Утро. Во рту

солило, скисал классик. Солилось

ему в уме:

на вот — огуляв ее, вял, уготован

к Олимпу — томен и немо туп, милок —

лингвист сив, гнил.

Он вял явно.

Он нем, томен, нем отменно,

он нем, именно.

Шабаш!

Акт-осечка — как чесотка.