– Потому что вы заново должны пережить все, что происходит. Это должно ощущаться как реальное. Боль должна ощущаться как реальная. Опасность должна ощущаться как реальная. Это должно быть реальным. – Он встал. – Ну, как вам там, удобно? Руки тоже пристройте поудобнее.

Чарли покрутилась, а гипнотизер осторожно накрыл ее одеялом.

– Я буду помещать вас в разные состояния сознания. Вы не будете спать, но это будет походить на сон. После сеанса вы почувствуете себя как после приятного воскресного ланча: ленивой и расслабленной.

Он впервые позволил слабый намек на улыбку и от этого стал симпатичнее. Чарли совсем успокоилась. Тяжелой походкой он прошел к двери и повернул на стене диск. Верхний свет погас, и зажегся тусклый красный свет. Гипнотизер кашлянул и уселся в кресло рядом с Чарли. В отдалении простучал поезд, и Джиббон замер, как бы ожидая, пока пройдет состав, а потом наклонился к ней:

– Скажите мне, как вас зовут.

– Чарли.

– Я хочу, чтобы вы смотрели на микрофон. Сосредоточьтесь на нем. Выбросьте из сознания все, кроме микрофона, Чарли.

Она долго смотрела на него, ожидая, пока гипнотизер заговорит, пока что-то произойдет. Молчание продолжалось. Микрофон сделался расплывчатым, разделился надвое, снова стал одним. Интересно, подумала Чарли, сколько времени она смотрит на него. Минуту? Две минуты? Пять? Еще один поезд простучал мимо.

– Бархат, Чарли. Я хочу, чтобы вы думали о бархате, мягкий бархат вокруг. Вы находитесь в палатке из бархата. Ваши глаза тяжелеют. Все вокруг мягкое, Чарли. – Его голос был монотонным. – Вы в безопасности.

Она пыталась представить, что находится в бархатном коконе.

– Сколько вам лет, Чарли?

Банальность вопроса удивила ее. Она мельком взглянула на него, но, увидев, что он неодобрительно нахмурился, снова посмотрела на микрофон.

– Тридцать шесть.

– А теперь закройте глаза. Вернитесь к своему тридцатилетию. Припомните, что вы делали в день вашего тридцатилетия.

Чарли напрягла память. Тридцать лет. Да, она могла припомнить тот день рождения, она никогда его не забудет. Она открыла рот, но говорить было трудно. Ей пришлось напрячься, чтобы заставить слова вылетать изо рта, и они выходили оттуда медленно, звучали неразборчиво, почти так, как если бы их выговаривал кто-то другой.

Том привез ее пообедать в новый итальянский ресторан в Клэпхэме, чтобы отпраздновать день рождения. Между ними произошла ссора, одна из самых худших ссор за все время, и Том бросился вон из ресторана, оставив ее оплачивать счет. Она и теперь, шесть лет спустя, переживала то жгучее смущение, видя лица других посетителей, видя женщину с длинными светлыми волосами, презрительно разглядывающую Чарли через весь ресторан. Та женщина что-то прошептала сотрапезникам, и они дружно разразились хохотом. Потом стало еще хуже. Открыв сумочку, она обнаружила, что не захватила кошелек. Хозяин ресторана позволил ей выйти в холл, запер дверь ресторана и приставил сторожа, пока она звонила Тому.

– И он вернулся?

– Да.

Казалось, микрофон сочувственно ей кивает.

– Двигайтесь обратно во времени, Чарли. Возвращайтесь к дню рождения, когда вам исполнился двадцать один год. Вы можете его припомнить?

Ее веки смежились. Она заставила их открыться, но они медленно закрылись снова, и Чарли почувствовала, что проваливается в мягкую темноту, засыпает.

– Кемпинг. – Это слово показалось тяжелым. Оно выкатилось из ее рта и улетело прочь, в какую-то бездну. – Том и я. В Уэльсе. В Брекон-Биконс. Шел дождь, и костер никак не загорался. Пили шампанское… бутылку шампанского в палатке. Мы дурачились, и бутылка опрокинулась. Вот тогда-то он и сделал мне предложение.

– Теперь возвращайтесь к шестнадцати годам, Чарли. Почувствуйте себя шестнадцатилетней.

Молчание.

– Вам шестнадцать лет. Посмотрите на себя и скажите мне, во что вы одеты.

– В красную мини-юбку. И белые ботиночки.

– Какие у вас волосы?

– Длинные.

– Вам нравится быть шестнадцатилетней?

– Да.

– Почему?

– Потому что я на людях вместе с Томом.

– И это происходит сегодня вечером?

– Да.

– И что вы собираетесь делать?

Чарли начало трясти.

– Там что-то плохое.

– Что вы видите?

– Шарон Тейт.[7] Убитые люди. Это ужасно.

– И вы находитесь там?

– Нет.

– Что вы делаете?

– Читаю газету. Мы с ним идем в кино.

– Что вы собираетесь смотреть?

– «Ловкого наездника».

– Том ваш приятель?

– Да.

– Когда вы с ним познакомились?

– В день моего рождения.

– Когда вам исполнилось шестнадцать?

– Да.

– Давайте вернемся обратно, ко дню вашего шестнадцатилетия. Вы можете его припомнить?

– Да. – Ее голос звучал невнятно.

– Вы устраивали какую-нибудь вечеринку?

– В одной пивной… С Лаурой… и другими девочками, хотели отметить. Я там обмочилась от выпивки.

– А что вы пили?

– Кубинское «Либре». Он смеялся надо мной.

– Кто?

– Да тот парень. С волосами под битлов. – Она захихикала. – Он-то думает, что он такой крутой. Джо Кул! Он смеется надо мной. А меня сейчас стошнит, вот-вот стошнит.

Голова у нее закружилась. Они помолчали.

– Возвращайтесь в день вашего десятилетия, Чарли. Вы можете припомнить день своего десятилетия?

Образы детства проплывали мимо нее, словно дорожные знаки в ночи. Упаковки лука со стрелами в пластиковых мешочках; мать зашивает набивные игрушки; громко включенный телевизор… Улица Эмердженс-Уорд, дом 10. Вьетнам. Проигрыватель-автомат. Неожиданный выигрыш. Пэйтон-Плейс. Застрелили Кеннеди. Похоронили Черчилля. Визжащие китайцы сжигают книги. Человек высаживается на Луну. Она чувствовала запах ковра на полу той гостиной, где она пролеживала часами, наряжая куклу, нянча ее, ухаживая за ней. Куклу звали Флоренс. Принцесса Маргарет вышла замуж за Энтони Армстронга Джонса. Кукла Флоренс тоже вышла замуж. Церемония свадьбы у нее была даже величественнее. Кукла Флоренс вышла замуж за Бинки Пивную Кружку, который был предводителем общества.

– День, когда вам исполнилось десять лет, Чарли.

Воспоминание было неясным. Чарли вдруг начала соображать, что она находится в комнате, перед гипнотизером, и ощутила легкое разочарование. Некоторое время она полежала в молчании.

– Думаю, что я проснулась, – сказала она.

– Ваш десятый день рождения, Чарли, – повторил он.

И ее ноздри наполнили разные запахи зверей.

– Зоопарк. Лондонский зоопарк…

Чарли замолчала. Она снова безмолвно парила где-то. Она открыла глаза. Микрофон виделся расплывшимся пятном, и казалось, что на ее тело набросали мешков с песком.

– Вы можете припомнить день своего четырехлетия?

Ты никчемная девчонка! Глупая, тупая, никчемная девчонка!

– Он кричит на меня.

– Кто кричит на вас?

– Мой папа.

– Почему он кричит?

– Я поехала… велосипед… у меня был красный велосипед… въехала в куст. Он хочет отшлепать меня, вот и запер меня в моей комнате. Мама кричит. Она говорит ему, что это же мой день рождения, но он все-таки намерен держать меня взаперти. Это из-за таблеток он так взъярился. Мама говорит, что таблетки, которые он принимает от болезни, делают его сердитым.

Усталость истощала ее. Время стерлось. Она плыла. Было совершенно темно. Чарли испугалась. Она попыталась проснуться, но не могла. Она попыталась сесть, но не могла пошевелиться.

– Расслабьтесь, Чарли.

Ее тело и эта темнота, казалось, слились воедино.

– Сейчас мы возвратимся назад, Чарли, возвратимся значительно дальше. – Его спокойный голос плавал вокруг нее и, казалось, окружал ее, вроде воздуха. – Сейчас мы должны вернуться в прошлое, во время до вашего рождения. Вы плывете в темноте, плывете в пространстве, в вакууме, все спокойно, мирно, у вас нет никаких тревог, Чарли, вы сейчас едины со своей душой, вы свободны, невесомы, свободны от земной жизни.