В какой-то момент Илуге охватило отчаяние: если прицел был неточным…

Снаряд Чонрага медленно и даже как-то величественно ударил в башню. Раздался оглушительный взрыв, все вокруг заводокло едким дымом, и только когда он чуть-чуть рассеялся, Илуге разжал намертво стиснутые кулаки: снаряд все-таки попал в башню! Немного с краю, но вполне достаточно для того, чтобы размахивающие руками фигурки градом посыпались вниз по обе стороны стены. Левый нижний угол башни снесло начисто, и центральная часть теперь выглядела устрашающе хрупкой, – ряды кирпичей, лишившись опоры, могли в любой момент не выдержать веса находившихся в башне людей и орудий и рухнуть вниз. Маленькие фигурки на стене засуетились.

Илуге счастливо вздохнул: куаньлины теперь вряд ли решатся вернуть на место свои хуа пао, которые пристреляли еще прошлым летом. Да и перетащить их к воротам заново и отладить будет требовать много времени.

Его расчет был в основном основан на том, что гигантскому хуа пао удастся разбить ворота, – ворота в четыре корпуса высотой, сделанные из обтесанных дубовых балок толщиной в туловище взрослого человека, скрепленные плотными рядами железных скоб.

Хуа пао ударил снова и на этот раз Чонраг взял ниже, целясь в ворота. И, судя по звуку, снова попал! Казалось, ворота сами издали долгий, гудящий стон. Но выдержали, хотя на левой створке и образовалась приличная вмятина, и удерживающие дверь толстенные железные петли изрядно погнулись. Снаряд угодил в брусчатку прямо перед ними, и теперь там красовалась огромная яма

Илуге, напряженный, словно тетива натянутого лука, весь день провел настороже, ожидая, что куаньлины в любой момент могут пойти в атаку. Однако, видимо, они понадеялись, что стены выдержат, несмотря на то, что Чонрагу удалось еще раз попасть в надвратную башню, осыпав ее большую часть. Ворота пока еще держались. Но, ухмыляясь засыпанным пылью лицом, сообщил ему Чонраг, ворота непременно падут, – стоит ему хоть раз еще хорошенько попасть в них!

Теперь следовало надеяться, что войско Эрулена, завершив свою задачу, подойдет к воротам Шамдо вовремя. Илуге сейчас клял себя на то, что выстроил свое наступление, опираясь на слишком многие " если". Если они пройдут по подземным шахтам кхонгов…Если куаньлинский командующий разделит свое войско…Если хуа пао окажутся способны разрушить ворота… Если Эрулен разобьет высланное ему навстречу вражеское войско… А если нет? Если со дня на день с запада придет не Эрулен, а торжествующее победу куаньлинское войско? Э-эх, ну почему дар исполнения желания достался не ему, а его матери? Уж он-то знал бы, что с ним делать, вместо того, чтобы проводить столько времени в бесконечных путанных рассуждениях…

К вечеру его ждал приятный сюрприз: объявилась Янира с последним обозом, который изрядно запоздал по сравнению с остальными, – должно быть, доставлял дань с дальнего юга провинции. С женской аккуратностью всадницы Яниры умудрились довезти в целости даже хрупкую фарфоровую посуду, – в основном, из женского же восхищения перед красивыми безделушками. Потеряв всего одну девушку убитой и четырех ранеными. Это был отличный результат, вынужден был признать Илуге. Точнее сказать – лучший. И самое главное – в небольших бочонках на двух телегах оказался тот самый черный порошок, смесь для хуа пао! Теперь можно использовать все уцелевшие орудия, не приберегая чудодейственный порошок для единственного решающего залпа! Однако сестре он об этом не сказал, ограничился спокойным кивком, когда она, едва спрыгнув с коня, принялась взахлеб рассказывать подробности. Глаза горят, на щеках лихорадочный румянец азарта, – поди теперь удержи ее от новой схватки!

Илуге приказал везти захваченный обоз в лагерь. Не торопясь, – давая возможность со стен Шамдо разглядеть, что уплывает их последняя надежда на сытные вечера.

Чонраг хлопотал над хуа пао до самой темноты и Илуге со всем войском, которое до сих пор обнаружил – двумя тысячами человек, продолжал стоять, растянув людей широкой шеренгой, страшной в своей неподвижной угрозе. Затем, оставив внушительный караул у оружий, – двигать их теперь было нельзя, пойдет насмарку вся кропотливая работа по настройке, – Илуге, наконец, дал приказ возвращаться в основной лагерь.

Настроение у него ухудшалось с каждым часом. С каждым часом промедления, с каждой из наложившихся одна на другую мелких ошибок. Он рассчитывал, что в течение дня войско Эрулена уже должно бы быть здесь. Даже с учетом всех возможных промедлений, – но ведь прошло уже двадцать дней с тех пор, как Эрулен по приказу Илуге должен был атаковать и пятнадцать дней с того дня, как войско Шамдо вышло из ворот города. Где они, во имя Неба? Переход до Трех Сестер занимает от силы пять дней нормального конного хода Почему он не послал вестника, Илуге ведь приказал ему, как только одержит победу, сообщить немедленно? Или Эрулен уже мертв, а в степь одна за другой возвращаются к родным становищам лошади с пустыми седлами? Если даже Чонрагу удастся пробить ворота, они не смогут атаковать, -у них слишком мало людей! Проклятие!

В этих мрачных раздумьях Илуге вернулся в лагерь, и с удивлением обнаружил, что в нем царит необузданное веселье. Навстречу ему то и дело попадались воины с бутылями в глиняной оплетке. Ага, так в последнем обозе, видно, оказалось вино с южных виноградников. Илуге почувствовал, как во рту стало кисло от желания выпить.

Звуки музыки неслись издалека, приправленные равномерными вскриками и хлопками, – наверняка, еще и пляшут. А ну как ночью куаньлины нападут?

Илуге сдвинул брови и решительно начал проталкиваться вперед, к беззаботно горящим кострам, где наверняка располагался источник этого буйного веселья.

И точно – источник был там. Телеги, пригнанные всадницами Яниры, аккуратно были составлены в круг и опрокинуты, являя восхищенным взорам их содержимое: три были доверху наполнены вином, еще две- тканями и посудой. На одной из них, ловко удерживая равновесие, сейчас стояла Янира, вспарывая очередной мешок. Из мешка блестящей струей текли золотые монеты. Хрипло, незнакомо рассмеявшись (пьяна?) Янира бойко отбила дробь каблуками. Под одобрительный рев собравшихся воинов она пошла выплясывать по деревянному днищу телеги, нахально улыбаясь, зачерпывая и подбрасывая в воздух сверкающий град монет. Ее синие глаза сверкали, рыжая грива, выпущенная на свободу из- под шапки, разметалась по плечам. Концы рыжих прядей кружились над талией медным кольцом следом за движением тела В потертом кожаном халате, перетянутом обычным кожаным пояском, девушка все равно была как-то пугающе красива. Из нее сейчас словно била какая-то дикая, привольная, опасная и прекрасная сила, вызывая щемящее чувство: так бывает, когда глядишь на стремительный бросок сокола за добычей, на прыжок снежного барса, который берет архара, на движения змеи на камнях… Илуге почувствовал, что, как и все его войско, не может отвести от нее глаз. Она изогнулась, просыпая монеты себе на грудь с ликующим смехом. Желание ударило в виски горячей волной: рвануть на себя, запустить руки в густые сверкающие пряди, и…

– Это пляшет мой сотник, – или с обозом захватили куаньлинских шлюх? – нарочито скучающе спросил он, решительно раздвигая плечами захваченных танцем воинов. Проклятье, здесь сейчас все до единого, – и Ягут, и Онхотой, и Цахо даже, – все уставились на нее, и еще подбадривают!

Янира резко остановилась, ноздри ее раздувались. Монетки, подброшенные в воздух, падали вокруг нее с тихим звоном. От неожиданного оскорбления она явно утратила дар речи.

Над лагерем повисла долгая тишина

– Что же ты, угэрчи, – примирительно пророкотал Ягут, – Вон какую славную добычу взяли, как же не порадоваться!

– Порадоваться? – Илуге пинком поддел валявшуюся под ногами пустую бутылку, – А ну как куаньлины в ночь нападут, – много ли радости будет?

Воины пристыжено молчали. Молчала Янира, силясь удержать предательски задрожавшие губы.

– Немедленно разойтись, – приказал Илуге, – Все вино уничтожить. А отряд Яниры с этого момента…отдаю под начало тебе, Баргузен.