Первый тысяцкий куаньлинов, которых издалека было заметно по шлемам с нащечниками и красным султанам на шлемах, упал с коня, будто подрубленный: упавшая почти отвесно стрела вошла ему между пластин панциря, в то место, где они крепятся кожаными ремешками. Каждого из тысяцких окружали по двадцать воинов личной охраны, потому бой вокруг них кипел особенно жестоко. Теперь они обреченно взвыли, ошалело глядя друг на друга, и в слепой ярости кинулись вперед.

Азган достал вторую стрелу. Поняв, откуда прилетела первая, куаньлины плотнее сомкнули ряды. Илуге и его воинам приходилось туго: удары сыпались со всех сторон, и каждому приходилось одновременно биться с тремя-четырьмя воинами. Однако и степняки, заметив, что враг окружил угэрчи, тоже, в свою очередь, врубились в схватку, образовав ядро битвы, исходящее кровью, воплями раненых и визгом умирающих лошадей.

Азган натянул вторую стрелу, нежно подув на нее – пожелание удачи. Второй, – последний, – тысяцкий куаньлинов услышал свист и поднял голову, завороженно глядя на пернатую смерть, летящую с неба. Стрела попала ему в глаз и вышла с другой стороны черепа, пробив шлем. На какое-то мгновение все замолчали.

А потом одновременно из тысяч глоток вырвался вопль: ликующий – у степняков, и обреченный – у куаньлинов. Лишенные своих командиров, они беспорядочно заметались под ударами торжествующих врагов, а потом сначала нерешительно, а потом все более быстро начали отходить назад, к Шамдо. Воины Илуге с ликующими воплями гнали их по равнине, как стадо дзеренов.

Они подошли к воротам уже на расстояние полета стрелы, когда со стен ударили хуа пао. Ужасные орудия сметали все, – своих и чужих, смешивая их в один изуродованный окровавленный ком. Илуге немедленно дал приказ отходить и измученные остатки куаньлинского войска, – не более трехсот человек, – пропустили в город. Но и у Илуге потери были куда больше предыдущих. Почти пятьсот убитых и раненых – тяжелый урон для его небольшого войска.

Эта победа была далеко не столь легкой.

Ночью Илуге собрал совет. Остальные обозы следовало захватить, отойдя подальше за линию видимости с крепостных стен: Илуге не хотел больше терять людей, путь даже потери куаньлинов составили более чем три к одному.

– Мне не с кем будет брать город, – хмуро сказал он, объясняя сотникам свой план.

Это принесло свои плоды: еще два обоза захватили через день практически без потерь, следующий – к вечеру третьего дня. Шамдо остался без дани, в то время как воины Илуге не знали, куда девать такое огромное количество еды, и все это время занимались копчением. Хорошо еще, что время года позволяло пище храниться дольше: летом бы такое количество еды просто бы сгнило. В лагере были грудами свалены кожи и шелка, тяжелые затканные золотом ткани, изящные кинжалы с нефритовыми рукоятками, бронзовые кубки с фантастическими птицами с рубиновыми глазами, дорогая посуда и прочие ценности, дожидавшиеся раздела добычи. Эта добыча уже была более богатой, чем все, что они взяли в Шамдо в прошлом году.

Однако Илуге был далек от того, чтобы быть довольным. Теперь предстояло самое сложное, – взять штурмом укрепленный город, в котором все еще оставалось превосходящее по численности (пусть уже и не вдвое) войско.

Ранним ясным утром они выкатили на равнину вокруг города пять хуа пао, три из которые были сделаны уже в Великой Степи. Чонраг и Ягут суетились вокруг них, усталые и сосредоточенные. К каждому из них Илуге приставил по пятьдесят воинов, которые получили приказ оборонять их (и их хуа пао) от случайной стрелы и вообще любой угрожавшей им опасности. На захваченных телегах воины везли камни, набранные в горах. Железные шары с горючей смесью Илуге пока использовать запретил – пускай приноровятся бросать хотя бы камни!

Он затаил дыхание, когда первый гигантский хуа пал взметнул вверх огромный камень. Получилось! Правда, прицел был неточен, и камни безобидно упали в десяти-пятнадцати корпусах от стен. Но куаньлины мгновенно оценили новую угрожавшую им опасность: на стенах замельтешили фигурки. Их хуа пао тоже сделали залп. Однако большинство их было установлено в надвратной башне, и стрелять они могли только прямо перед собой. Илуге знал это по прошлой осаде. Тогда он бросил на штурм ворот лучших воинов и с бессильной яростью наблюдал, как они гибнут сотнями.

А поэтому теперь все пять хуа пао Илуге расположил широким полукольцом вокруг городских стен, со стороны небольшой речки, питавшей водой город. В Шамдо, конечно, был вовсе не один вход. Со стороны реки имелось по меньшей мере три небольших хода, через которые в мирное время наверняка ходят по воду.

Это была удивительно медленная война. Солнце успевало пройти по небу путь в половину копья в перерывах между залпами. Со стен улюлюкали: их хуа пао никак не могли попасть в цель: камни то вовсе не долетали, то не причиняли мощным стенам никакого видимого вреда. Должно быть, их военачальники сейчас покатываются со смеху, глядя на нелепые потуги варваров.

Илуге ожидал ночной атаки на свои установленные хуа пао, однако ночь прошла спокойно. Куаньлины явно не восприняли их как угрозу, и предпочли подождать возвращения своего войска, не теряя понапрасну людей.

Утром атака продолжилась. Уже ближе к полудню, наконец, залпы хуа пао начали (хотя бы один раз из трех) попадать в цель. Кроме того, на этот раз Илуге велел обматывать камни пропитанной жиром паклей, и целиться выше. Несколько залпов пролетели над стеной, и за ними закурились дымные столбы.

Это, видимо, сильнее озадачило куаньлинов. Возня за стенами усилилась, доносились далекие яростные вопли. Илуге грыз ногти и ждал.

Солнце уже клонилось к закату, когда раздался первый залп со стен Шамдо. Огненные шары, прочерчивая длинные дымные полосы, полетели в них. Однако и их прицел был далек от совершенства: ни в один хуа пао Илуге они не попали, и только двое его людей отделались легкими ожогами. А Илуге между тем считал: в прошлом году у стен Шамдо было двенадцать хуа пао. Из них по меньшей мере восемь участвовали в битве у Трех Сестре, и Илуге распорядился тогда специально, – те из хуа пао, что не удастся захватить, следовало любой ценой разрушить. В результате в Шамдо оставалось всего четыре хуа пао, – и все они были установлены в надвратной башне. А теперь, судя по всему, куаньлины за ночь умудрились перенести их и установить напротив его собственных. Чего это, должно быть, им стоило – Илуге не понаслышке знал, каково оно – обливаясь потом, в спешке тащить громоздкое сооружение в узком пространстве городских стен.

Ухмыляясь во весь рот, он повернулся к Чонрагу:

– Ну как?

Тот ответил не менее широкой улыбкой:

– Как табарганы в силок попались, угэрчи!

Следующим залпом в один из хуа пао все же попали, разнеся его вдребезги, однако Илуге и бровью не повел, не смотря на то, что лицо Чонрага страдальчески скривилось:

– Ты знаешь, что мы хотели пожертвовать ими всеми с самого начала.

– Угу, – вздохнул Чонраг, глядя исподлобья на дымящиеся стены Шамдо, – А все равно жалко. Столько сил на них потратил. Только пристреляли…

Этой потерей все и ограничилось: становилось слишком темно для прицельной стрельбы. Илуге дал знак войскам демонстративно отойти.

Шестой, гигантский хуа пао, был уже давно собран в лагере угэрчи и теперь его быстро и скрытно следовало доставить к воротам в одну эту ночь. Потому что даже с помощью хуа пао Илуге и не надеялся пробить тройные стены Шамдо. Его настоящей целью была надвратная башня. И неспроста: всякая попытка штурма ворот встретит ожесточенное сопротивление, особенно эффективное сверху. Надвратная башня, мощное квадратное строение из кирпича-сырца, вмещала не менее пятисот воинов, которые могли стрелять и забрасывать нападавших камнями и кипящим маслом. Вместе же с установленными на ней хуа пао она делала штурм ворот делом практически невыполнимым.

Утром, выехав на равнину во главе своих воинов, Илуге убедился, что Чонраг и Ягут совершили чудо. В розовом свете занимающегося утра они уже хлопотали вокруг, и на этот раз заряжали в хуа пао не камень, а весьма внушительных размеров железный шар. Илуге очень хотелось подойти поближе, но, будучи хорошо знаком с Чонрагом и его бесшабашным восторгом открытий, Илуге сделал своим воинам знак остановиться. Со стен Шамдо раздались вопли: куаньлины, наконец, разглядели установленный хуа пао за маскировавшей его кучей веток. Однако было уже поздно: Чонраг зажег факел и ткнул его перед собой, поджигая фитиль. В то же время двое помощников налегли на деревянный клин, высвобождая рычаг, и огромный шар с дымом и свистом полетел к воротам…