– Да будет милостиво к тебе Вечно Синее Небо, вождь, – ему, как гостю, приличествовало начать первым.

– И к тебе, угэрчи, – лицо Мэргэна прорезала скупая, словно трещина, улыбка, сделавшая вождя ужасно знакомым. В следующее мгновение Илуге обернулся на Ягута: как же он раньше не догадался!

Ягут шагнул вперед, преклонил колени, подставляя голову под благословение:

– Доброго здравия тебе, отец.

– И тебе, сын, – пальцы Мэргэна запутались в черных блестящих кольцах волос кузнеца, – Не жалеешь ли?

Это был какой-то давний разговор, который отец с сыном начали давным-давно.

– Нет, – твердо ответил Ягут, – у джунгаров мне хорошо, – Хан Темрик меня ценил, и хан Чиркен ценит тоже. Угэрчи Илуге вот… тоже задачки подкидывает. Интересные, – кузнец оскалился. Ему удалось выковать детали, двое превышающие размером те, что нужны были для постройки обычного хуа пао. Все их они привезли с собой. Ягут заверил, что деревянные детали срубят здесь, у кхонгов, незачем тащить их за собой.

– И ладно, – вождь снова улыбнулся, а потом Ягут пошел по могучим рукам своих родичей, и Илуге с восхищением и завистью отметил, что и горбуном он не смотрится увечным даже рядом со своими громадными братьями. Все сыновья Мэргэна были выше него самого. Старший из них был уже тоже сед, и рука у него была такая же твердая, черная и мозолистая, как у Ягута.

Появилась жена Мэргэна и две его дочери, хлопоча по хозяйству. Девушки явно с трудом сдерживались, чтобы не повиснуть на шее у Ягута, – наклонялись к нему, шептали что-то, толкали локтем, проходя. Наметанный глаз Илуге отметил, что живет вождь очень просто, – видно, не нужно ему обозначать свою власть показной роскошью. Правда, вся посуда на столе оказалась бронзовой или серебряной, удивительно тонкой работы.

За разговором Илуге понял, что вождь ладит и со своими сыновьями, и со своим военным вождем. Хорошо, когда племя управляется слаженно: это как сжатый кулак, который не сломать, точно пальцы, поодиночке.

Жена Мэргэна присела рядом с Ягутом, взяла его за руку и тихонько гладила, радуясь встрече. Она была маленькая, простая и домашняя, с сеткой густых морщин от постоянных забот и сурового климата этих мест. Но глаза у нее были большие и яркие, добрые глаза. Илуге сглотнул.

" Пожелай мне удачи, мама."

– Что ж, слышал я о твоей затее, угэрчи, – наконец, после чинной трапезы и важных, неторопливых разговоров, которыми обычай велел предварять серьезные дела, произнес Мэргэн, – И, скажу я тебе, что удивлен твоей мудростью. Правильно понимаешь, что на куаньлинов надо нападать сейчас. Правильно рискнуть хочешь. И правильно вождей прижал, – он с усмешкой стрельнул глазами в Тули, явно сконфуженного, – А что до того, что тебе говорили – это правда. Есть в старых штольнях такой путь. Найти его будет непросто, но тут тебе все мы поможем. Все кхонги.

Илуге вздохнул с облегчением: он приготовился долго уговаривать неподатливого старика. Помощь кхонгов будет неоценимой, как и каждая крупица знаний, которой они поделятся с ним.

– Мне тоже понадобится твоя помощь, отец, – вдруг сказал Ягут, – Того, что я выковал, еще недостаточно. Три хуа пао, захваченные в бою, мы оставили по приказу угэрчи. И почти весь запас снарядов к ним, что удалось захватить. Надо бы разогреть горны, да приниматься за работу. А еще тот порошок. Состав-то я определил: в нем есть сера, селитра и уголь. А вот изготовить его – тут наши знатоки нужны. И материалы. Селитряные ямы здесь есть, знаю. Серу вот где добыть…

Мэргэн только посмотрел на сына. В этом взгляде была и гордость, и любовь, и что-то еще неуловимое.

Илуге почувствовал, что сердце у него заныло. И как Ягут оставил такую семью, где можно всегда найти поддержку, всегда почувствовать любовь близких людей?

Следом за дочерьми, накрывавшими раньше, в залу вошли еще две кхонгки, – судя по покрытым платками волосам замужних женщин, жены сыновей. Обе были красивы. Илуге вдруг заметил взгляд Ягута, метнувшийся к лицу одной, – жадный, горящий взгляд, сменившийся хорошей, настоящей улыбкой.

– Рад видеть вас. Рада. Алия.

Старшая из женщин сверкнула улыбкой:

– И тебе счастья, Ягут. Бросай своих джунгаров, приезжай обратно. Мы тут тебе невесту сыщем.

Вторая девушка, Алия, чуть покраснела.

– Не надо мне невесты, – отмахнулся Ягут, – А надо будет, я и у джунгаров найду. У них знаешь, какие есть красавицы!

В голосе его звучали одновременно гордость и насмешка.

" Задирает", – подумал Илуге. Рада, старшая, добродушно фыркнула:

– Да уж видали парочку!

Мать Мэргэна, явно более осведомленная, чуть подняла бровь и Рада мгновенно умолкла. Илуге в общем, и не был против продолжения перепалки: на столь оживившегося Ягута стоило посмотреть, а состязание в красоте с кхонгками та же Янира, к примеру, уж точно бы не проиграла.

Разговор свернул в неспешное русло расспросов о жизни и здравии тех или иных родов, удачной и неудачной охоте, все возрастающих трудностях добычи руды, укреплении шахт после весенних оползней и тому подобное.

Илуге с некоторым интересом разглядывал Алию. Она была невысокой, как все кхонгки, волосы строго забраны под покрывало. Лицо широковатое, крупные, яркие, красиво изогнутые губы, казалось, вот-вот разойдутся в улыбке. Глаза в длинных стрельчатых ресницах, аккуратный носик с россыпью веснушек. Что-то в ней было такое, от чего при одном взгляде на нее светлее становится. Хороша кхонгка, повезло кому-то из братьев Ягута. Но ведь что-то было и кроме того… От него не укрылся их первоначальный обмен взглядами, а воображение дорисовало недостающие детали: Ягут, поди, влюблен, – или был влюблен, в невесту (жену?) брата. Потому и ушел к джунгарам. Так оно, по крайней мере, все сходилось. Иначе отчего бы сыну вождя уходить в чужое племя простым кузнецом? Правда, Илуге себе и представить не мог этого огромного огненноглазого угрюмца влюбленным, – Ягут казался неподвластным этим глупостям, словно покрытый мхом старый валун кхонгских гор. Может быть, была и другая причина…

В массивную деревянную дверь постучали, и Илуге удивленно обернулся на звук: степняки, с их кожаными пологами, перед входом обычно покашливали, предупреждая хозяина о своем приходе.

На пороге появился еще один кхонг, – старый, заросший длинной сивой бородой с въевшейся в нее сажей. Он был не слишком высок, но грудная клетка выпирала бочкой, а руки, заскорузлые, словно клещи, казались чересчур длинными.

– Садись, Инсэ, – Мэргэн приветливо кивнул, сделал знак жене, – Вот, познакомься: угэрчи Илуге пришел просить твоей помощи в большом деле.

– А, мальчик из косхского кургана, – речь старика была уже нечеткой, однако глаза смотрели зорко, – Не боишься снова под землю-то лезть? Это не всякий, кхе-кхе, любит…

Илуге вздрогнул: глаза старика оказались проницательными.

– Принес ли? – осведомился Мэргэн, и Инсэ вытащил из-за пазухи какие-то корявые, осыпающиеся трухой пластинки.

– Принес. Кое-что от стариков собрал, кое-что сам нарисовал, – прокряхтел Инсэ, – Память меня, как ноги, еще не подводит…

" Ты в этом уверен, старик?" – с тревогой подумал Илуге. Этот Инсэ, верно, зим на двадцать старше Мэргэна, а и тот мальчиком не выглядит…

На пластинках из кедровой коры Илуге увидел какие-то прочерченные золой линии, – изогнутые, переплетающиеся, испещренные знаками.

– Смогу ли я их понять? – сосредоточенно нахмурив брови, спросил он.

– А я с тобой внука пошлю, – ухмыльнулся старик беззубым ртом, – Эй, Донгай!

В дверь ступил мужчина лет тридцати, слегка сгорбленный, словно бы и ему на плечи давила тяжесть, с близко посаженными глазами. Мужчина уставился на пришельцев недоверчиво.

– Опасное дело, – поприветствовав хана, он ткнул в пластинки, – Здесь планы только ближних ходов, а дальних нет, – сгорели тогда вместе с кузней.

– Все свое войско я не поведу, – медленно сказал Илуге, – Сколько человек…сможет пройти?

– Ты, угэрчи, побольше народу бери, – оскалился кхонг, – Иной путь раздваивается, потом растраивается, и так дальше, а что там – тупик или выход – где нам знать?