Эта мысль включила нормальную скорость времени. Или, наоборот, выключила Асю из нормального времени, затормозила ее так, что все происходящее вокруг казалось стремительным мельканием теней от птиц, летящих за окном. Вот только что, секунду назад, Тугарин был в палате, тащил из кармана телефон – а сейчас уже сует телефон опять в карман, успев поговорить. Она даже слышала этот разговор, только совершенно ничего не поняла, потому что на такой скорости ее мозг работать не умел. И вот только что, секунду назад, в кабинете Плотникова шуршала карта на двери, которую пытался открыть Гонсалес, – а сейчас Гонсалес стоит над ней, низко склонившись, и внимательно смотрит зеленым правым глазом, окруженным черным синяком с желтыми краями. Как можно висеть вниз головой, если левый глаз ему оперировали только неделю назад?! Сто раз ведь объясняли, двести раз, тысячу раз! Хоть кол на голове теши – люди совершенно не хотят думать, чем может кончиться любое нарушение правил послеоперационного поведения!

– Немедленно выпрямитесь, – строго прикрикнула Ася, глядя на Гонсалеса снизу вверх. – Вы что, с ума сошли? Неделя после операции! Гонсалес выпрямился, оглянулся, с облегчением сказал:

– Майор, она в норме. Уже склочничает. Опять повернулся к ней, склонился еще ниже прежнего – и вдруг подхватил ее на руки! И правда ума нет! Плотников почти три часа глаз чинил! И как починил! Сам сегодня сказал, что через пару дней уже бояться нечего! Это же чудо, как они не понимают?! Но пара дней еще не прошла! Сейчас пока есть чего бояться!… Нет, ну совершенно больной…

– Больной, немедленно поставьте меня на пол, – злобно приказала Ася. – Вы что, работу Плотникова угробить хотите?! Вам же было русским языком сказано: никаких физических нагрузок!

– Это ты, что ли, физическая нагрузка? – радостно изумился Гонсалес и засмеялся. Можно сказать, прямо ей в лицо. – Майор, слышал? У котенка мания величия.

– Тихо, тихо, – опасливо отозвался Тугарин, не отрываясь от осмотра карманов пятнистого, который лежал на полу смирно, только иногда поскуливал сквозь зубы. – Ты Асю Палну отпусти все-таки… Я, например, понял, почему ее все так боятся. А ты еще не понял? Отпусти, Сережа, а то вдруг она расстроится… Последствия-то какие, а? Помоги мне лучше, а то я чего-то никак… Неудобно мне чего-то…

Он говорил легким тоном, будто болтал, не особо задумываясь о смысле слов, но Ася насторожилась. И Гонсалес насторожился, осторожно поставил ее на ноги, как-то машинально погладил по голове и обернулся к Тугарину. Внимательно пригляделся, недовольно буркнул:

– Э, майор, кончай геройствовать. Эти не убегут… Давай-ка мы тебя посадим куда-нибудь. А лучше – положим.

– Не время, – тоже недовольно ответил Тугарин. – Сюда уже с двух сторон едут. Не знаю, кто первый.

– Да когда ж это кончится? – спросил Гонсалес неизвестно у кого и оглянулся на Асю: – Командир, у вас тут нормальные бинты водятся? Или только ерунда, чтобы на глаза лепить?

Тогда и Ася увидела: левый рукав у Тугарина весь в крови. Пятно крови расплывалось на плече и быстро ползло вниз, уже до самой ладони доползло. И левая штанина под коленом краснела прямо на глазах.

– Есть нормальные бинты, – сказала Ася и пошла в Светкин кабинетик, пытаясь вспомнить номер дежурного телефона хирургии.

Ну и денек выдался. Действительно – когда ж это все кончится? Хорошо хоть, что в отделении никого нет…

И тут из палаты лежачих старушек выглянула тетя Оля. Спасибо, что не раньше, когда у пятнистого в руках был автомат. Ася приложила палец к губам, тетя Оля кивнула, обернулась к лежащим в палате и громко сказала:

– Я ж так и знала, что телевизор! Вот ведь безобразники! Погодите, сейчас я там порядок наведу…

Вышла из палаты, плотно закрыла дверь, глянула вдоль коридора, опять кивнула и деловито спросила:

– Ася Пална, что надо делать-то?

– В хирургию позвоните, – попросила Ася. – Майор ранен. А потом – что он скажет…

Когда она вернулась со всеми нормальными бинтами, которые нашла в Светкиных запасах, Тугарин уже сидел в палате, в мягком кресле, без рубашки и с закатанной левой штаниной. Тетя Оля сидела на диване, вытряхивая из решетки кубики льда в кювету для инструментов. Гонсалес пристегивал пятнистого наручниками за ногу к спинке кровати. Пятнистый матерился и скрипел зубами.

– Позвонила, – деловито сказала тетя Оля, оглянувшись на вошедшую Асю. – Сейчас будут. Сказали, чтобы пока лед на раны… Кровищи-то!…

– Да это ничего… – Тугарин отнял от плеча совершенно красное от крови скомканное полотенце и поморщился. – Давайте еще, тетя Оля… Убирать-то вам сколько придется… Виноват.

– Молчи уж, больной, – проворчала тетя Оля. Хлопнула входная дверь отделения. Тугарин бросил полотенце на пол, подхватил автомат с дивана и шарахнулся к выходу из палаты. Схватил Асю раненой рукой за локоть, почти отбросил о: двери к дивану. Рука, хоть и раненая, была все равно каменной.

– Сядьте на место, господин майор… – Ася пощупала свой локоть: цел еще? Кажется, пока цел. – Это Алексеев вошел. Я его шаги знаю.

Тугарин быстро выглянул в коридор, кивнул, снова пошел к креслу, сильно хромая. С трудом сел, положил автомат на колени и взялся за мобильник, лежащий на диване рядом с окровавленной курткой. Шаги Алексеева замерли рядом с палатой. Ася выглянула: Алексеев стоял над телом убийцы, настороженно смотрел на дверь. Увидел Асю, заметно успокоился, почему-то виновато сказал:

– Задержался немного. Там, на лестнице, еще один лежит. Этот, который здесь стоял. Рыжий. Я посмотрел – живой. Только без сознания. Кого вызывать-то? Прямо война какая-то…

– Всех уже вызвали, – подал голос Тугарин. – Зайди, доктор, помоги тете Оле. Асенька, и ты иди сюда. В нашем распоряжении тридцать секунд.

Ася оглянулась – Тугарин опять улыбался. И опять от этой улыбки у нее похолодело в солнечном сплетении. Неужели он сам не понимает, как подобные улыбки в подобных ситуациях могут действовать на окружающих? Ага, наверное, понял, потому что посмотрел на нее внимательно и улыбаться перестал.

– В общем, так, – сказал Тугарин, бросая на пол второе окровавленное полотенце и беря из рук тети Оли чистое, с завернутыми в него кубиками льда. – Вы пришли на выстрелы, а тут только я и вот эти… Больше никого не было. Понятно? Совсем никого. Ася Пална сразу после дежурства уехала, правильно? И не возвращалась. Зачем ей возвращаться? И больного вы не видели… Асенька, у меня к тебе опять очень большая просьба. Ты можешь увезти больного куда-нибудь? Ненадолго. Но чтобы никто не знал куда. Я не могу вычислить, кто сейчас сюда первый приедет – мои или… Асенька, только тебя здесь быть не могло, понимаешь? В твоем распоряжении…

В его ладони шмелем загудел мобильник. Тугарин молча послушал несколько секунд, бросил телефон на диван и хмуро закончил:

– Я не знаю, сколько в твоем распоряжении времени. Может, правда секунды какие-то.

– Володь, найди больному какую-нибудь куртку, – быстро сказала Ася, выходя из палаты.

– Зачем? У меня своя есть… Гонсалес еще что-то спрашивал, но она уже не слышала, бегом направляясь к Светкиному кабинетику. Большая удача, что второй мотоциклетный шлем она хранит в ее шкафу. А ключи от дверей и запасную лестницу между этажами – всегда в кармане. Хорошо.

И опять время будто замедлилось. Когда она вернулась в палату, Гонсалес только начал медленно надевать кожаную куртку – новую, на ней даже ценник не был срезан. Алексеев только срывал упаковку с бинта – медленно… Тетя Оля только собиралась заворачивать лед в следующее полотенце – медленно…

– Неудачно получилось, – медленно сказал Тугарин. – Извини, Асенька.

– Больной, идите за мной, – быстро сказала она и машинально сорвала с куртки Гонсалеса ценник. – Господин майор, не звоните первые полчаса.

И вышла, не дожидаясь его ответа и не прощаясь с остальными. Ее же здесь не было, так что и прощаться некому. А Гонсалес что-то сказал и тоже вышел за ней. В коридоре Ася сунула ему в руку пакет с обоими шлемами, на ходу порылась в карманах и подошла к двери на запасную лестницу уже с ключами в руке. Остановилась, внимательно прислушалась, открыла дверь и выглянула на лестничную площадку. Пыльно. Ну да, форточка открыта, а здесь уже несколько дней полы не мыли. На тонкой пленке – никаких следов. Хорошо. Ася стала спускаться по лестнице. Гонсалес шел за ней. На площадке между этажами она вспомнила, что не закрыла дверь на ключ. Плохо. Быстро взбежала наверх, закрыла дверь, побежала вниз, споткнулась, чуть не упала, но Гонсалес поймал ее на лету, осторожно поставил на ноги, сердито прошептал: