— Я не могу совершенно исключить яд, — констатировал Маккой. — Некоторые из самых известных ядов действуют точно так же быстро и оставляют точно так же мало следов — ботулинус, например. Но нет и следа какой-либо древесной субстанции в желудке или даже между его зубами. Все, что я могу с уверенностью сказать — это то, что у него было массивное поражение капилляров, которое может быть вызвано чем угодно, хотя бы шоком, — и эти следы на лице, — Маккой накрыл развороченное тело.
— Я проведу биохимический анализ крови, но я хотел бы знать, что за симптомы предположительно вызывает корень борджиа. До тех пор, Джим, я буду действовать, можно сказать, вслепую.
— Спок ищет это растение в библиотеке, — сказал Кирк. — Это не займет у него много времени. Но я должен сознаться: то, что ты сказал, не слишком меня удивило. Дарнелл был слишком опытен, чтобы вцепиться в какую-то дрянь, которую ему случилось отыскать.
— Что тогда остается? Нэнси? Джим, я в последнее время не вполне доверяю собственным глазам, но Нэнси не выглядит способной на убийство — особенно совершенно чужого человека!
— Не только люди убивают… Подожди, меня тут вызывают. Давайте, мистер Спок.
— У нас нет ничего о корне борджиа, кроме того, что сами Бирсы сообщали в рапорте по своему проекту шесть лет назад, — прозвучал отчетливый голос Спока. — Там они называют его аконитом[21], относящимся к семейству лилейных. Разрешающая способность их оборудования позволила выяснить, что он содержит от двадцати до пятидесяти алкалоидов. Сырой корень ядовит для мышей. О каких-либо симптомах, которые он вызывает у человека, не упоминается. Кроме…
— Кроме чего? — ухватился Маккой.
— Ну, это не есть симптом в точном смысле, доктор Маккой. В докладе еще добавлено, что корень имеет приятный аромат, слабый, но «съедобный», до некоторой степени напоминающий таниоку[22]. И это все, что там есть.
— Благодарю, — Кирк отключился. — Кощей, я не могу поверить, что Дарнелла неудержимо потянуло ухватиться за неизвестное растение только потому, что оно пахнет, как тапиока Он бы не взял ничего, даже с запахом персиков в бренди, если бы только не знал его генеалогию. Он был не из тех, кто лезет на рожон.
Маккой выразительно развел руками.
— Ты знаешь своего человека, Джим, но куда это нас заводит? Симптомы смутно напоминают аконитовое отравление. Что дальше? Ничего.
— Не совсем, — возразил Кирк — Я боюсь, Кощей, что нам необходимо освидетельствовать Бирсов. И для этого мне понадобится твоя помощь.
Маккой повернулся спиной и продолжил мыть руки.
— Ты ее получишь, — сказал он; но его голос был очень холоден.
Кирков способ освидетельствования Бирсов был прост, но радикален: он приказал им обоим подняться на борт корабля. Бирс неистовствовал.
— Вы думаете, что можете сваливаться на нас, запугивать нас, вмешиваться в мою работу? И это — учитывая тот непреложный факт, что вы лицо, вторгшееся на мою планету…
— Ваша жалоба принята к сведению, — прервал Кирк. — Я прошу прощения за неудобство. Но столь же непреложен факт, что нечто, чего мы не понимаем, убило одного из наших людей. Это может быть с таким же успехом опасно для вас.
— Мы были здесь почти пять лет. Если бы здесь было что-то враждебное, мы бы уже знали об этом, не так ли?
— Не обязательно, — сказал Кирк. — Два человека не могут узнать все входы и выходы на целой планете, даже за пять лет — или за всю жизнь. В любом случае, одна из миссий «Дерзости» — защищать человеческую жизнь в таких местах, как это. В данной ситуации, мне приходится быть деспотичным и объявить дискуссию законченной.
Через короткое время после того, как они прибыли на борт, Маккой доложил, как движутся дела с анализами тканей трупа Дарнелла.
— Это был шок, — мрачно говорил он Кирку по видеосвязи. — Но шок самого необычайного рода. Электролиты его крови были в полном беспорядке: тяжелое истощение запасов соли — черт возьми, во всем его организме не было и микрограмма соли. Ни в крови, ни в слезах, ни в органах, нигде. Я ума не приложу, как вообще могла случиться потеря соли, не говоря уж о потери всей соли сразу.
— Как насчет пятен на его лице?
— Капиллярные кровоизлияния. Такие метки есть по всему телу. Они естественны при данных обстоятельствах — за исключением того, что я не могу объяснить, почему они должны были появиться в основном на лице, или почему они должны быть кольцевидными. Тем не менее, ясно, что он не был отравлен.
— Тогда это оторванное растение, — сказал Кирк так же мрачно, как и Маккой, — это трюк — в криминальном, а не цирковом смысле слова. Уловка. Это предполагает тайный умысел. Я не могу сказать, что это мне нравится хоть чуточку больше.
— Как и я, — сказал Маккой, отводя взгляд.
— Ладно. Это означает, что нам не нужно терять время, допрашивая с пристрастием Бирсов. Я возьму это на себя. Кощей, это было страшное напряжение для тебя, я знаю, и ты две ночи не сомкнул глаз. Поэтому прими пару транквилизаторов и заваливайся в постель.
— Со мной все в порядке.
— Приказываю, — сказал Кирк.
Он выключил экран и отбыл в помещение, отведенное для Бирсов.
Но там был только сам Бирс. Нэнси пропала.
— Я полагаю, она ушла вниз, — сказал Бирс безразлично. — Я бы сам ушел, если бы мог добраться до вашего нуль-транспортера хоть на десять секунд. Мы не просили, чтобы нас здесь заключали в тюрьму.
— Дарнелл тоже не просил, чтобы его убивали. Ваша жена может быть в серьезной опасности. Я должен сказать, вы выглядите поразительно невозмутимым.
— Она вне опасности. Вся эта угроза — плод вашего воображения.
— Может, и труп — тоже плод воображения?
Бирс пожал плечами.
— Никто не знает, что могло его убить. И вообще, все неприятности начались с вашего появления.
Было ясно, что говорить с ним дальше не было никакого смысла. Рассерженный, Кирк вернулся на мостик и приказал обыскать весь корабль. Но это не принесло никакого результата, не говоря уж о том, что персонал нуль-транспортера настаивал, что никто им не пользовался с тех пор, как группа вернулась из лагеря на корабль.
Итак, Нэнси найти не удалось. Нашлось, однако, нечто другое: еще один член экипажа, Барнхарт, лежал мертвым на двенадцатой палубе. Пятна на его теле были такие же, как и на теле Дарнелла.
Сбитый с толку и взбешенный, Кирк вызвал Маккоя.
— Извини, что разбудил тебя, Кощей, но дело зашло слишком далеко. Я хочу допросить Бирса с использованием пентатола.
— Хм, — сказал Маккой. Его голос звучал неясно, как будто-он еще не совсем оправился от действия транквилизатора. — Пентатол. Сыворотка правды. Наркосинтез. Хм. Это потребует времени. И как насчет гражданских прав пациента?
— Он может подать жалобу, если хочет. Иди и подготовь его.
Часом позже Бирс лежал на своей койке в полутрансе. Кирк напряженно склонился над ним; Маккой и Спок стояли за его спиной.
— Где ваша жена?
— Не знаю… Бедная Нэнси, я так любил ее… Последняя из своего рода…
— Что вы имеете ввиду?
— Странствующие голуби… бизоны… — Бирс тяжело вздохнул. — Мне… плохо…
Кирк сделал знак Маккою, который нащупал пульс Бирса и заглянул под его веки.
— С ним все в порядке, — сказал он. — Сейчас он придет в себя.
— Так что там насчет бизонов? — спросил Кирк, чувствуя себя последним идиотом.
— Их миллионы… прерии черны ими. Одно-единственное стадо покрывало три штата. Когда они двигались… это было как гром. Все это прошло. Так и здешние твари.
— Здешние? Вы имеете ввиду — внизу, на планете?
— На планете. Их храмы… возвышенная поэзия… Их были миллионы, а осталось только одно. Нэнси понимала.
— Все в прошедшем времени, — прозвучал шепот Спока.
— Где Нэнси? Где она теперь?
— Мертва. Похоронена на вершине холма. Оно убило ее.
— Похоронена! Но — когда это случилось?