– Мам, а сегодня «Женевьева» по телику.

– Знаю. Она запишется.

– И давно вы купили видеомагнитофон?

– Да уж несколько месяцев как.

– Вы мне не говорили.

– А ты и не спрашивал.

– То есть я должен делать это каждую неделю? Звонить и спрашивать, не приобрели вы новых товаров длительного пользования?

К нам подплывает огромных размеров дама, облаченная в некое подобие желтого восточного халата.

– Вы, должно быть, Роберт?

– Угу, Роб. Здрасьте.

– Меня зовут Ивонн. Я – хозяин этого дома. Вернее, хозяйка. – Она как безумная смеется, непонятно над чем. Уж нет ли где-нибудь поблизости Кеннета Мора?[57] – Если не ошибаюсь, вы работаете в индустрии звукозаписи?

Я смотрю на мать, а она смотрит в сторону.

– Не совсем. У меня магазин пластинок.

– Ах так… Но это ж практически одно и то же. – Она снова смеется, и я бы рад списать ее странности на выпитое вино, но боюсь, дело не только в нем.

– Да-да, вы правы. А девушка, у которой вы берете напрокат видеокассеты, трудится в киноиндустрии.

– Роб, тебе дать ключи? Можешь пойти домой и поставить чайник.

– Конечно, давай. А то, не дай бог, придется остаться здесь и развлекаться дальше.

Ивонн бормочет что-то невразумительное и отплывает от нас. Уж больно моей матери нравится, что я оказался не в своей тарелке, но и, несмотря на это, мне становится немножко неудобно.

– Я так и так собиралась попить чаю.

Она идет поблагодарить Ивонн, и та, по-куриному склонив голову набок, смотрит на меня грустным взглядом; мать явно рассказывает ей про Лору, чтобы как-то объяснить мою неучтивость. А мне все равно. Быть может, Ивонн пригласит меня на следующую дегустацию.

Мы приходим домой и смотрим конец «Женевьевы».

Отец появляется где-то через час. Он изрядно накидался.

– Собирайтесь, мы все идем в кинотеатр, – говорит он.

Это уже чересчур.

– Пап, ты же не одобряешь, когда ходят в кинотеатр.

– Я не одобряю той бездарщины, которую ходишь смотреть ты. Но я одобряю интересные качественные картины. Отечественные картины.

– И что сегодня в кинотеатре? – спрашивает мать.

– «Хоуардс-Энд». Это продолжение «Комнаты с видом».[58]

– О, как мило, – одобряет мать. – А из соседей кто-нибудь идет?

– Только Ивонн и Брайан. Давайте поторапливайтесь. Начало через полчаса.

– Я лучше поеду, – говорю я.

За все это время я обменялся с родителями едва ли парой слов.

– Никуда ты не поедешь, – возражает отец. – Ты пойдешь с нами. За билет я заплачу.

– Пап, дело не в деньгах. – Дело в том, что я терпеть не могу продукцию Мёрчанта с Айвори.[59] – Просто пора. Мне завтра на работу.

– Да что ты в самом деле, сынок. В одиннадцать будешь у себя дома в постели. А в кино ты отдохнешь. Встряхнешься. Отвлечешься от мыслей про все эти дела.

Это первое упоминание о делах, от мыслей про которые мне не мешало бы отвлечься.

И он все же оказывается не прав. Когда тебе тридцать пять, поход в кино с папой, мамой и их безумными приятелями вовсе не отвлекает от мыслей про все эти дела, обнаруживаю я, а, наоборот, заставляет еще больше на них сосредоточиться. Мы стоим, ждем Ивонн и Брайана, тоннами скупающих в буфете орешки и леденцы, и тут со мной случается нечто ужасное, душераздирающее и леденящее кровь: мне одобрительно улыбается самый жалкий на свете мужчина. У Самого Жалкого На Свете Мужчины громоздкие очки, как у Денниса Тейлора,[60] и заячьи передние зубы; на нем грязная желтоватая куртка с капюшоном и вытертые на коленках коричневые вельветовые брюки; его тоже привели смотреть «Хоуардс-Энд» родители, хотя ему и под тридцать. И он улыбается мне своей ужасной улыбочкой, потому что видит во мне родственную душу. Я настолько ошарашен, что мне уже не до Эммы Томпсон, не до Ванессы и не до остальных, а к тому времени, когда я наконец беру себя в руки, действие фильма заходит уже слишком далеко, чтобы я мог разобраться в происходящем на экране. Под самый финал кому-то на голову обрушивается книжный шкаф.

Не побоюсь сказать, что улыбка Самого Жалкого На Свете Мужчины попала в пятерку наиболее уничижительных оценок, полученных мной за всю мою жизнь, – остальные четыре я сейчас не припомню. Знаю, да, я не так жалок, как Самый Жалкий На Свете Мужчина. (Разве он провел накануне ночь в постели американской певицы? Очень сильно в этом сомневаюсь.) Все дело в том, что разница между нами не бросается ему в глаза, и я понимаю почему. Если как следует разобраться, главный источник привлекательности противоположного пола для всех нас, старых и юных, мужчин и женщин, заключается в том, что нам нужен рядом кто-то, кто избавил бы нас от сочувственных взглядов в воскресном фойе кинотеатра, кто удержал бы от падения в преисподнюю, в которой безнадежно холостые и незамужние живут вместе со своими родителями. Этого больше не повторится. Да лучше я всю жизнь просижу у себя в норе, чем еще раз удостоюсь подобного рода внимания.

12

В магазине я вспоминаю о Мэри, о Самом Жалком На Свете Мужчине и по настоянию Барри составляю пятерку своих самых любимых эпизодов сериала «Будем здоровы!»: 1) когда Клиффу попадается картофелина, похожая на Ричарда Никсона; 2) когда Джон Клиз устраивает Сэму и Дайане сеанс психотерапии; 3) когда все думают, что сережки у Ребекки спер начальник американского генерального штаба, – его играет настоящий адмирал; 4) когда Сэм становится спортивным телекомментатором; 5) когда Вуди поет дурацкую песенку про Келли. (Барри говорит, что с четвертым я ошибся, что у меня отсутствует чувство юмора и что он попросит Четвертый канал впредь по пятницам с половины десятого до десяти подпускать шумов на мой телевизор, поскольку я проявил себя недостойным зрителем, неспособным оценить весь кайф зрелища.) Но о том, что сказала мне Лора в субботу вечером, я не вспоминаю до самой среды, когда, придя домой, обнаруживаю на автоответчике ее сообщение. Само по себе сообщение так, ничего особого: она просит экземпляр какого-то давнишнего счета, но звук ее голоса наводит меня на мысль, что кое-что из нашего с ней разговора должно было бы меня огорчить, но не огорчило.

Во-первых – да, собственно, и во-вторых и в-последних, – все эти дела про Иена и про то, что она с ним не спит. Откуда мне знать, что она не врет? Она запросто могла спать с ним уже много недель, а то и месяцев. В конце концов, она сказала, что пока не спит с Иеном, и сказала это в субботу, то есть пять дней назад. Целых пять дней! С тех пор что ей стоило переспать с ним пять раз! (А то и все двадцать, вы понимаете, что я имею в виду.) И пусть даже правда не спала – но ведь она недвусмысленно грозилась сделать это. Что означает ее расплывчатое «пока»? «Я пока не смотрел „Бешеных псов“». Как следует понимать такое заявление? А так, что вы собираетесь вскорости этот фильм посмотреть, разве нет?

– Барри, если б я сказал тебе, что пока не смотрел «Бешеных псов», что бы это означало?

Барри молча смотрит на меня.

– Ну давай… как бы ты это понял? Как бы ты понял мое утверждение: «Я пока не смотрел „Бешеных псов“»?

– Я бы понял его так, что ты врешь. Или у тебя с башкой не в порядке. Ты смотрел их два раза. Сначала с Лорой, потом со мной и Диком. Мы еще тогда спорили…

– Ладно, давай по-другому. Представь, что я не ходил на этот фильм и вот говорю тебе: «Я пока не смотрел „Бешеных псов“». Что бы ты подумал?

– Подумал бы, что ты совсем больной. И очень бы тебя пожалел.

– Нет, но из этого моего заявления ты сделал бы вывод, что я собираюсь сходить посмотреть?

– Я бы сильно понадеялся, что собираешься, а иначе пришлось бы сказать, что ты мне больше не друг.

– Нет, постой…

– Извини, Роб, но я что-то совсем не въезжаю. О чем мы с тобой говорим? Ты спрашиваешь, что бы я подумал, если бы ты сказал, что не смотрел фильма, который ты смотрел. И что мне надо отвечать?