В гостиной не было для меня ничего интересного, и я прошел по коридору в спальню колдуньи. На всех ящиках и шкафчиках с досье находилась печать Полицейского Департамента. Я пробежал лучом фонарика по крышке стола. Календарь и разбросанные бумаги исчезли, но ряд книг стоял как прежде. На краю блестела полированной костью древняя алебастровая урна.

Я поднял ее дрожащими руками. Несколько минут возился с ней, но крышка с резной трехглавой змеей оставалась крепко закрытой. В отчаянии я швырнул сосуд на пол. Он разлетелся как стекло.

Заметив среди осколков блеск металла, я схватил со стола фонарик. Комплект армейских «собачьих жетонов» серебрился в переплетениях цепочки бусин. Я поднял их, поднеся к свету маленький прямоугольный жетон. Непроизвольная дрожь холодом пронзила мое тело. Я провел ледяными пальцами по выпуклым буквам. Вместе с серийным номером и типом крови машина отштамповала имя: ЭНДЖЕЛ, ГАРОЛЬД Р.

Глава сорок седьмая

Жетоны бренчали у меня в кармане по пути вниз. Я не сводил глаз с ботинок лифтера, машинально поглаживая большим пальцем выпуклые металлические буквы, словно слепой, читающий текст по Брайлю. Мои колени ослабли, но голова лихорадочно работала, пытаясь увязать концы с концами. Головоломка никак не сходилась. Все это подстроено, жетоны – приманка. Круземарк – один или с дочерью – замешан в деле, а Сифр – мозг всего предприятия. Но зачем? К чему все это нужно?

Промозглый ночной воздух вывел меня из транса. Я бросил пластиковый фонарик Круземарка в мусорную урну и подозвал проходящее такси. Прежде всего мне необходимо было уничтожить доказательства, спрятанные у меня в сейфе. «Угол Сорок второй и Седьмой», – сказал я водителю, откидываясь назад.

Мы понеслись по авеню, последовательно успевая на зеленый свет. Облака пара выбивались из-под крышек люков, как в последнем акте «Фауста». Джонни Фаворит продал душу Мефистофелю, а затем попытался выйти из сделки, принеся в жертву солдата с моим именем. Мне вспомнилась элегантная улыбка Сифра. Зачем ему было устраивать эту головоломку? И я перенесся вдруг в прошлое – Таймс-сквер, канун Нового, сорок третьего, года. Я помнил все так отчетливо, как будто это был первый выходной вечер в моей жизни. Я трезв как стеклышко среди моря пьяных, и мои «собачьи жетоны» надежно упрятаны в кармашек для мелочи в бумажнике. Надежно… Бумажник вскоре увели. Через шестнадцать лет они оказались в квартире у мертвой женщины. Что за чертовщина здесь происходит?

Таймс– сквер сияла огнями, как неоновое чистилище. Я коснулся пальцами своего невероятного носа, припоминая прошлое. Большая часть носа исчезла, стертая залпом французской артиллерии в Оране. Остались лишь кусочки. Они напоминают о себе, когда я ощущаю какой-нибудь запах. Черт побери, я знал, кем был. И знаю, кто я сейчас.

Когда мы остановились перед лавкой сувениров, я увидел, что в моей конторе горит свет. На счетчике было семьдесят пять центов. Я сунул водителю доллар, пробормотав, чтобы он оставил сдачу себе. Я надеялся, что еще не поздно.

Я поднялся на третий этаж по пожарной лестнице, чтобы меня не выдал шум лифта. Коридор был темен, как и моя приемная, но свет из кабинета переливался на рельефном стекле двери. Вынув револьвер, я тихонько вошел в приемную. Свет выплескивался через распахнутую дверь на мой вытершийся ковер. Я с минуту подождал, но ничего не услышал.

Контора была перевернута вверх дном: стол как будто подвергся налету, ящики вывернуты и содержимое разбросано по линолеуму. Помятый зеленый шкафчик для досье лежал на боку, и глянцевые фотографии сбежавших детишек валялись в углу, скрученные словно осенние листья. Поднимая с пола упавшее кресло, я заметил, что стальная дверца конторского сейфа распахнута настежь.

В этот миг свет погас. Не в конторе – у меня в голове. Меня оглушили чем-то вроде бейсбольной биты. Уже проваливаясь в кромешную тьму, я услышал резкий щелчок, когда она достигла цели.

Брызги холодной воды в лицо привели меня в чувство, и я сел, отплевываясь и мигая. В голове пульсировала резкая боль. Надо мной стоял Луи Сифр в смокинге и лил на меня воду из бумажного стакана. В другой руке он держал мой револьвер.

– Нашли то, что искали? – спросил я.

– Да, благодарю вас, – улыбнулся Сифр и, смяв стаканчик, швырнул его на и без того уже замусоренный пол. – Человеку вашей профессии не следовало бы хранить свои секреты в жестяной банке. – Он извлек из внутреннего кармана смокинга гороскоп, изготовленный для меня Маргарет Круземарк. – Полагаю, полиция рада будет заполучить это.

– Думаете, вам это сойдет с рук?

– Ну конечно, мистер Энджел, уже сошло.

– Почему вы вернулись? У вас уже был гороскоп.

– А я не уходил отсюда, я ждал в другой комнате. Вы прошли мимо меня.

– Ловушка.

– В самом деле. И неплохая ловушка. Вы шагнули в нее с огромным удовольствием. – Сифр вернул гороскоп во внутренний карман. – Прошу извинить за довольно неприятный удар, но мне нужны были кое-какие ваши вещицы.

– Что за вещицы?

– Ваш револьвер. Он мне пригодится. – Сифр полез в карман, медленно извлек жетоны и покачал их передо мной на цепочке из бусин. – И еще это.

– Неплохо задумано, – заметил я. – Подложить их в квартиру Маргарет Круземарк. Как вам удалось склонить ее отца к сотрудничеству?

Улыбка Сифра стала шире.

– Кстати, а как поживает господин Круземарк?

– Мертв.

– Жаль.

– Я вижу, как вы по нему убиваетесь.

– Потеря одного из верующих всегда достойна сожаления. – Сифр поигрывал жетонами, пропуская цепочку меж тонких пальцев. На его наманикюренной руке блеснуло гравированное золотое кольцо доктора Фаулера.

– Бросьте ваши дешевые трюки, не купите вы меня на это. Ваше смахивающее на кличку имя – не основание, чтобы считать вас настоящим.

– Предпочитаете раздвоенные копыта и хвост?

– Я не мог раскусить вас до сегодняшнего вечера. Вы забавлялись со мной. Обед у «Ла Вуазен». А ведь мне следовало догадаться, когда я узнал, что шестьсот шестьдесят шесть – число Зверя из Апокалипсиса. Я уже не столь сообразителен, как раньше.

– Вы разочаровываете меня, Энджел. А мне-то казалось, вы запросто рассифровали имя «Сифр», – сказал он пришепетывая и самодовольно хмыкнул.

– Навлечь на меня подозрения за ваши убийства было, конечно, хитрым трюком, – продолжал я, – не будь одной промашки.

– И в чем она заключается?

– Герман Уайнсэп. Ни один легавый не поверит в историю о клиенте, притворившимся Люцифером, – лишь чокнутый способен выдумать такое. Но у меня есть свидетель, Уайнсэп.

Сифр с волчьей усмешкой повесил жетоны себе на шею.

– Поверенный Уайнсэп пропал вчера. Несчастный случай на лодочной прогулке в Сэг-Харбор.

– Предусмотрели все, не так ли?

– Я стараюсь быть пунктуальным. А теперь, вы должны извинить меня, Энджел. Несмотря на крайне приятную беседу, боюсь, мне следует заняться делами. С вашей стороны было бы крайне неразумным пытаться задержать меня. Если это произойдет, мне придется стрелять, – Сифр застыл в дверях, как артист, эффектно обставляющий свой уход. – Поскольку я горю нетерпением заполучить обещанное, крайне жаль было бы уничтожить его, да еще и его собственным револьвером.

– Поцелуй мою задницу! – крикнул я.

– В этом нет надобности, Джонни, – улыбнулся Сифр. – Ты уже поцеловал мою.

Он тихо закрыл за собой дверь. Я подполз на четвереньках по усеянному мусором полу к открытому сейфу. В сигарной коробке на нижней полке у меня хранился запасной пистолет. Сбрасывая стопку документов с коробки, я почувствовал, как заколотилось у меня сердце. Коробка была на месте. Откинув крышку, я вытащил из нее «Кольт-Коммандер» 45-го калибра. Большой автоматический пистолет лег мне в ладонь сбывшейся мечтой.

Я сунул в карман запасную обойму и заторопился к выходу. Прижав ухо к стеклу, я прислушался, ожидая, когда закроются дверцы лифта, и как только они захлопнулись, я оттянул затвор пистолета и послал патрон в патронник. Я увидел, как крыша кабины лифта скользнула мимо круглого стеклянного оконца в Двери, и тут же бросился к пожарной лестнице.