– Одну минутку! – позвал я, шагнув к ним. В тот же миг меня оттеснил главный телохранитель.

– Не делай ошибку, о которой придется пожалеть, – предупредил он, загораживая мне дорогу.

Я не спорил. Повторное посещение больницы не входило в мои планы. Шофер открыл заднюю дверцу, и я поймал взгляд человека в тюрбане. Равнодушно посмотрев на меня, Луи Сифр поднял подол своих одеяний и влез в «ролле». Шофер закрыл дверцу.

Я провожал их взглядом, выглядывая из-за туши телохранителя. Он стоял с безразличием истукана с острова Пасхи, ожидая каких-либо действий с моей стороны. Эпифани подошла ко мне сзади и взяла под руку.

– Пойдем-ка домой и разведем в камине огонь, – сказала она.

Глава сорок третья

Вербное Воскресенье было сонным и чувственным: я засыпал и просыпался, то рядом с Эпифани, то на полу, среди разбросанных кушеточных подушек и скрученных простыней. В камине осталась единственная обугленная деревяшка. Я поставил на огонь кофейник и принес в комнату газеты, оставленные почтальоном на коврике у входа. Эпифани проснулась раньше, чем я разделался с комиксами.

– Ты хорошо спал? – шепнула она, уютно устраиваясь на моих коленях. – Никаких кошмаров?

– Вообще ничего. – Я погладил ее гладкое коричневое бедро.

– Это хорошо.

– Может быть, заклятье разрушилось?

– Может. – Ее теплое дыхание согревало мне шею. – Прошлой ночью он приснился мне.

– Кто? Сифр?

– Сифр, Эль Сифр, называй как хочешь. Мне снилось, будто я в цирке и он – инспектор манежа. А ты был одним из клоунов.

– И что дальше?

– Ничего особенного. Приятный сон. – Она села прямо. – Гарри, как он связан с Джонни Фаворитам?

– Не уверен, что знаю. Кажется, я очутился между двух враждующих магов.

– Сифр нанял тебя, чтобы найти моего отца?

– Да.

– Гарри, будь осторожен. Не доверяй ему. «А тебе можно доверять?» – подумал я, обнимая ее изящные плечи.

– Я люблю тебя. И не хочу, чтобы случилось что-то плохое.

Я подавил в себе горячее желание откликнуться на эти слова о любви бесконечным эхом.

– Это лишь увлечение, свойственное недавним школьницам, – заметил я, но сердце мое забилось быстрее.

– Я не ребенок. – Она пристально уставилась мне в глаза. – Я принесла свою девственность в жертву Бака, когда мне было двенадцать.

– Бака?

– Это злой лоа, очень опасный и плохой.

– И твоя мать позволила это?

– Это было большой честью для меня: ритуал совершил самый сильный из хунганов Гарлема. И он был старше тебя на двадцать лет, так что не говори мне, что я слишком молода.

– Мне нравятся твои глаза, когда ты сердишься. Они горят как угли.

– Разве я могу сердиться на такого симпатягу, как ты? Она поцеловала меня. Я ответил на поцелуй, и мы предались любовным забавам, сидя в мягком кресле, в окружении газетных страниц с воскресными комиксами.

Позже, после завтрака, я отнес стопку библиотечных книг в спальню и растянулся на постели, решив заняться «домашней Работой». Эпифани устроилась рядом, сидя на коленях в моем махровом халате и своих очках.

– Не теряй времени на разглядывание картинок, – сказала она, беря из моих рук книгу и закрывая ее. – Вот, – она подала мне другую, чуть тяжелее обычного словарика. – Глава, которую я отметила, полностью о Черной Мессе. Литургия описана во всех подробностях, от обратной латыни до лишения девственности на алтаре.

– Похоже на то, что случилось с тобой.

– Да. Здесь есть сходные моменты. Жертвоприношение, танцы. Пробуждение необузданных страстей, как в Обеа. Различие в том, что в одном случае силу зла умиротворяют, а в другом поощряют.

– Ты в самом деле веришь, что существует такая вещь, как «сила зла»?

Эпифани улыбнулась.

– Иногда ты кажешься мне ребенком. Разве ты не ощущаешь ее, когда Сифр управляет твоими снами?

– Предпочитаю «ощущать» тебя. – Я потянулся к ее гибкой талии.

– Будь серьезным, Гарри, это не обычная шайка мошенников. Эти люди владеют силой, демонической силой. Если не сможешь защититься, считай себя пропавшим.

– Ты намекаешь на то, что пора взяться за книжки?

– Всегда полезно знать, с чем сталкиваешься. – Эпифани постучала по открытой странице пальцем. – Прочти эту и следующую главы, они касаются заклятий. Затем, кое-какие места – я пометила их – в книге Кроули. Реджинальда Скотта можешь пропустить. – Она выстроила стопку, исходя из важности материала – иерархия ада – и оставила меня наедине с книгами.

Я изучал этот «любительский курс» сатанинских наук, пока не стемнело. Эпифани развела в камине огонь и, отклонив приглашение поужинать у «Кавано», волшебным образом вдохнула жизнь в тушеную рыбу по-французски, которую приготовила, пока я был в больнице. Мы поужинали при зажженном камине, и наши тени метались по стенам, словно проказливые духи. Мы почти не разговаривали; все было сказано ее глазами, и они были самими прекрасными из всех, какие я когда-либо видел.

Даже лучшие из мгновений должны кончаться. Около половины восьмого я начал готовиться к работе. Я оделся в джинсы, темно-синий свитер с глухим воротом и грубые туристские ботинки на каучуковой подошве. Затем зарядил свою черную «лейку» кассетой «трайэкс» и вынул револьвер из кармана плаща. Растрепанная Эпифани, завернувшись в одеяло, молча следила за мной, сидя у огня.

Я выложил все это на обеденный стол: фотокамеру, запасные кассеты с пленкой, револьвер, наручники из моего «дипломата» и мои незаменимые «железки». Я добавил на кольцо для ключей «универсал» Говарда Нусбаума. В спальне, под стопкой рубашек, я нашел коробку с патронами и увязал пять штук в угол носового платка.

Повесив «лейку» на шею, я надел кожаную летную куртку, оставшуюся у меня с войны. Все служебные нашивки с нее были спороты. Ничего блестящего, способного отражать свет. Подбитая овчиной, она наилучшим образом годилась для слежки в холодные зимние ночи. «Смит-и-вессон» отправился в правый карман вместе с запасными патронами; наручники, кассеты и ключи – в левый.

– Ты забыл свое приглашение, – заметила Эпифани, когда я, просунув руки под одеяло, привлек ее к себе в последний раз.

– Обойдусь без него. Заявлюсь на эту вечеринку без спроса.

– А как насчет бумажника? Думаешь, и он не понадобится?

Она была права. Я оставил его в кармане пиджака с прошлой ночи. Мы оба рассмеялись и тут же начали целоваться, но она, вздрогнув, оттолкнула меня и покрепче завернулась в одеяло.

– Уходи, – сказал она. – Чем раньше уйдешь, тем раньше вернешься.

– Постарайся не волноваться.

Она улыбнулась мне, показывая, что и не подумает волноваться, но глаза у нее были большие и влажные.

– Береги себя.

– Это мой девиз.

– Я буду ждать тебя.

– Не снимай цепочку с двери. – Я достал свой бумажник и вязаную матросскую шапочку. – Пора трогаться.

Эпифани промчалась по коридору, высвобождаясь из одеяла, подобно появляющейся из волн нимфе. У двери она впилась в меня долгим поцелуем.

– Возьми, – сказал она, вкладывая мне в ладонь маленький предмет. – Держи его при себе. – Это был кожаный диск с грубым изображением дерева, обрамленного зигзагами молний, чернилами продолженных на обратной, замшевой, стороне.

– Что это такое?

– Рука, амулет, моджо – люди называют его по-разному. Этот талисман – символ Гран Буа, лоа большой силы. Он берет верх над всеми несчастиями.

– Когда-то ты сказала, что мне нужна любая возможная помощь.

– Она тебе нужна.

Я сунул амулет в карман, и мы снова поцеловались, на этот Раз платонически. Больше не было сказано ни слова. Тронувшись к лифту, я услышал, как скользнула на место цепь. Почему только я не воспользовался случаем, чтобы сказать ей «люблю»?

Добравшись до Четырнадцатой улицы, я проехал подземкой до Юнион-сквер и заторопился вниз по железной лестнице на платформу местной линии. Поезд в нужном направлении только что ушел, и до прихода следующего я успел купить пригоршню земляных орешков. Вагон был почти пуст, но я не сел на скамейку. Прислонясь к двойным дверцам, я следил за летящими мимо грязными плитками стены, пока поезд набирал скорость, уходя со станции.