Я нашел парковочное место у Церкви Христианского Учения на углу Шестьдесят третьей и Парк-авеню и пешком пересек авеню в восточном направлении. Навес над рестораном «Ла Вуазен» гордо нес на себе адрес Парк-авеню, но вход находился на Шестьдесят третьей улице. Войдя, я сдал в гардероб пальто и «дипломат»; судя по всему, это место идеально подходило для деловых встреч влиятельной клиентуры.

Старший официант приветствовал меня с учтивой вежливостью. Я назвал ему имя Луи Сифра, и он провел меня к его столу. Увидев нас, Сифр поднялся. На нем были серые фланелевые брюки, блейзер цвета морской волны и красно-зеленый шелковый шарф. Нагрудный карман украшал вышитый герб Теннисного клуба. На лацкане сияла золотая звездочка. Перевернутая.

– Рад видеть вас, Энджел, – произнес он, пожимая мне руку. Мы уселись и заказали напитки. Я выбрал бутылку импортного пива, чтобы сразиться с похмельем, а Сифр попросил «Кампари» и содовую. В ожидании заказа мы немного поболтай ли. Сифр рассказал мне о своих планах на Страстную Неделю, включавших поездки в Париж, Рим и Ватикан. Он искренне восторгался великолепием Пасхальной службы в соборе Святого Петра. В его планы входила и аудиенция у Папы. Я безразлично глядел на Сифра, представляя это благородное лицо увенчанным тюрбаном. «Эль Сифр, Повелитель Неведомого, встречается с Его Святейшеством, папой Римским».

После появления напитков мы заказали обед. Сифр разговаривал с официантом по-французски, и я не смог уловить суть разговора. Моего французского хватает лишь на то, чтобы с трудом прочесть меню, и я решил заказать «Tournedos Possini» [Говяжье филе, нарезанное кусками (франц.)] и салат из эндивия.

Едва мы остались одни, Сифр сказал:

– А теперь, мистер Энджел, – полный отчет вплоть до последнего дня, если не возражаете. – Он улыбнулся и пригубил рубиново-красный напиток.

– Материала у меня много. Неделя была долгой, и она еще не кончилась. Доктор Фаулер мертв. Официальная версия – самоубийство, но я бы не поставил на это и цента.

– Что с того? Так или иначе он мертв.

– Случилось еще две смерти, имеющие отношение к этому делу. В обоих случаях – убийство.

– Отсюда следует, что вы не нашли Джонатана?

– Пока нет. Я многое узнал о нем, но хорошего здесь очень мало.

Сифр помешал соломинкой в высоком бокале.

– Вы полагаете, он все еще жив?

– Похоже на то. В понедельник вечером я отправился в Гарлем, чтобы расспросить одного джаз-пианиста по имени Эдисон Суит. Я видел его на старой фотографии вместе с Фаворитом, и это меня заинтересовало. Мне удалось разузнать, что Суит был членом секты вуду. Это серьезное дело: тамтамы, жертвенная кровь и прочее. Когда-то в сороковых тем же занимался и Джонни. Он спутался со жрицей вуду по имени Эванджелина Праудфут и вовсю ударился в мумбо-юмбо. Суит мне это рассказал, а на следующий день он был убит. Предполагалось обставить это как ритуальное убийство, но тот, кто это сделал, не слишком разбирался в веве.

– Веве? – поднял брови Сифр.

– Мистические символы вуду. Они были выведены кровью на стенах. Эксперт решил, что они фальшивы. Липа.

– Вы упомянули про второе убийство.

– Доберусь и до него: это было моей второй нитью. Я заинтересовался подружкой Фаворита из общества и навел кой-какие справки. Найти ее оказалось нелегко, хотя она все это время была у меня под носом. Она занималась астрологией, предсказательница по имени Маргарет Круземарк.

Сифр подался вперед, как заядлый сплетник, стремящийся не упустить ни слова.

– Дочь судостроителя?

– Единственная и неповторимая.

– Расскажите мне, что случилось.

– Что ж… Я не сомневаюсь, что именно она и ее отец забрали Фаворита из клиники в Покипси. Я отправился к ней и притворился клиентом, желающим приобрести гороскоп. Она меня обвела вокруг пальца, направила по ложному следу. А когда я наконец, прояснил это дело и вернулся к ней – посмотреть, нет ли там чего-нибудь интересного, – то…

– Вы вломились к ней?

– Я использовал «железку».

– Что?

– Отмычку.

– Понятно, – кивнул Сифр. – Пожалуйста, продолжайте.

– Так вот. Я проник к ней в квартиру, намереваясь все тщательно обыскать, но получилось иначе. Она была в гостиной, мертвая. Кто-то вырезал ей сердце. Оно мне потом там попалось.

– Как мерзко. – Сифр вытер губы салфеткой. – В сегодняшних газетах не упоминается ни о каком сердце.

– Ребята из Отдела по убийствам придерживают кой-какие детали, чтоб можно было определить, кто из психов, сознающихся по телефону, говорит правду.

– Вы вызвали полицию? В том, что я прочитал, о вас не пишут.

– Никто не знает, что я там был. Я сбежал. Возможно, конечно, это не самый разумный поступок, но полиция уже привязала меня к убийству Суита, поэтому мне не хотелось давать им лишние улики.

– Как именно вы связаны с убийством Суита? – нахмурился Сифр.

– Я дал ему свою визитку. Копы нашли ее у него дома. Сифр погрустнел.

– А как с этой женщиной, Круземарк? Вы тоже дали ей свою визитку?

– Нет. Здесь я чист. Я нашел свое имя у нее в настольном календаре, и еще свой гороскоп, который она начертила, но я все забрал с собой.

– А где они сейчас?

– В надежном месте. Не беспокойтесь.

– Почему бы не уничтожить их?

– Вначале я так и хотел сделать. Но гороскоп может дать какую-нибудь зацепку. Когда Маргарет Круземарк спросила дату моего рождения, я назвал ей день рождения Фаворита.

В эту минуту появился официант с нашим заказом. Изящным жестом волшебника, он открыл блюда, и тут же материализовался еще один официант с бутылкой бордо в руке. Сифр занялся положенным ритуалом: понюхав пробку, он сделал крошечный глоток «на пробу» и лишь затем кивнул, одобряя выбор. Нам наполнили бокалы, и официанты бесшумно удалились, словно карманные воришки, обшарившие толпу.

– «Шато Марго», сорок седьмого года, – произнес Сифр. – Год прекрасного урожая в Верхнем Медоке [Область во Франции.]. Я взял на себя смелость заказать нечто такое, что подходило бы и к вашему заказу, и к моему.

– Спасибо, – поблагодарил я. – Но я не слишком разбираюсь в винах.

– Вам оно понравится. – Он поднял свой бокал. – За ваш дальнейший успех. Полагаю, мое имя осталось неизвестным полиции?

– Когда они пытались расколоть меня, я назвал им Уайнсэпа и сказал, что работаю на него. Я имею такое же право на конфиденциальность, как и мой наниматель.

– Ценю вашу сообразительность, мистер Энджел. Но каковы же ваши выводы?

– Выводы? У меня их нет.

– Вы полагаете, всех этих людей убил Джонатан?

– Ни в коем случае.

– А почему бы и нет? – Сифр поднес ко рту вилку с паштетом.

– Да все один к одному, как по плану. По-моему, Фаворита подставили, он здесь вместо козла отпущения.

– Интересная гипотеза.

Сделав глоток вина, я поднял глаза и встретился с его ледяным взглядом.

– Беда в том, что мне неизвестна основная причина. Все ответы похоронены в прошлом.

– Извлеките их. Поработайте лопатой.

– Все было бы намного легче, господин Сифр, если в вы мне посодействовали.

– Простите, не понял?

– Вы почти ничем не помогли. Всем, что я знаю о Джонни Фаворите, – я обязан только себе самому. Вы не дали ни одной нити, – хотя и были связаны с ним общим делом. Вы, и этот паренек-сирота, который потрошит голубей и носит в своем чемодане череп. Не следовало скрывать от меня подобные вещи.

Сифр скрестил на тарелке вилку и нож.

– Когда я впервые повстречал Джонатана, он работал помощником официанта. Если у него и были черепа в чемодане, я не имел об этом ни малейшего понятия. Я буду счастлив ответить на любые ваши вопросы.

– Хорошо. Почему вы носите перевернутую звезду?

– Эту? – Сифр взглянул на свой лацкан. – А и правда, перевернулась. – Он аккуратно поправил ее в петлице. – Это награда от «Сыновей Республики» – одной весьма патриотической организации. Они избрали меня почетным членом… за финансовую помощь. Никогда не помешает выглядеть патриотом. – Сифр подался вперед, блеснув улыбкой, затмевающей рекламу зубной пасты. – Во Франции я всегда ношу триколор. [Трехцветная кокарда, эмблема Великой французской революции (1789-1794).]