Палатка была из тонкой светлой ткани. Хотя дверной полог и был опущен, внутрь проникало достаточно солнечного света, чтобы здесь царили светлые сумерки. Верх палатки обвис, я едва не задевал его головой, а стены чуть покачивались под ветром. Электра стояла очень прямо и спокойно, голова ее была гордо поднята, руки прижаты к телу: опасная, как клинок. Это напомнило мне о том, что я пришел с мечом, даже не вложив его в ножны — должно быть, она увидела в этом угрозу.

Я прошел мимо нее к столу и положил на него меч. Обернулся — она тоже повернулась ко мне: все ее движения были манящими, влекущими — завораживающими.

Она прекрасно понимала, что делает, она наблюдала за мной не менее пристально, чем я за ней.

— Электра, — ее глаза сузились, когда она услышала мой голос. — Знаешь ли ты, что о тебе говорят?

Она подняла голову: шея у нее была тонкая и белая, золото обвивало ее, и золото блестело в ее ушах. Она медленно улыбнулась мне, намек, явно звучавший в моих словах, не задел ее:

— Знаю.

Я налил себе вина, намеренно не предлагая выпить ей. Она и вида не подала, что это ее касается, и внезапно я почувствовал себя смешным. Я стиснул кружку в руке так, что вино плеснуло через край, залив лежавшую на столе карту: струйка вина пробежала по ней, как алая змейка, спешащая в укрытие.

— Любовница Тинстара, — сказал я. — Шлюха Айлини.

Ее холодные светлые глаза не изменили выражения, лицо не дрогнуло. Она оценивающе оглядела меня с головы до пят, так же, как перед этим я разглядывал ее, и я почувствовал, что сердце готово вырваться у меня из груди. Вся кровь бросилась мне в лицо, и я едва сдержался, чтобы не схватить ее.

— Ты принцесса Солинды, — напомнил я ей, быть может, в этом не было необходимости. — Мне это хорошо известно — даже если ты предпочитаешь этого не помнить. Или Беллэма не заботит, что за слухи ходят о его дочери?

Электра улыбнулась. Она медленно потянулась за отставленной кружкой вина, про которую я уже успел забыть, и поднесла ее к губам. Не отводя взгляда от моего лица, она отпила три глотка, потом с тенью снисходительности поставила кружку. Красное вино сделало ее губы ярче, еще сильнее напомнив мне о том, чего мне не было необходимости напоминать.

— Что же еще говорят, мой господин? — ее слова текли медленно и лениво. Рам не говорили, что я скорее ведьма, чем женщина?

— Ты женщина. Нужно ли еще какое-нибудь ведьмовство? — я не хотел говорить этого. Теперь у нее в руках было оружие против меня — если только она не знала этого с самого начала… в чем я сомневался.

Электра рассмеялась глубоким горловым смехом. Ее выговор был неподражаем:

— Да, принц-самозванец, может быть, и так. Но все же я скажу вам еще одно, — тонкая нежная рука поднялась, чтобы отвести от лица прядь светлых волос. Сколько мне лет, Кэриллон?

Солиндский акцент превратил мое имя в музыкальную фразу. Внезапно мне захотелось, чтобы она произнесла его еще раз — в моих объятиях, в моей постели, утолив мое желание.

— Сколько лет? — рассеянно переспросил я.

— Вы, разумеется, можете ответить на этот вопрос. О, тщеславие женщины…

— Может быть, двадцать. Электра рассмеялась:

— Когда Линдир Хомейнская — ваша кузина, если я не ошибаюсь? — была обещана моему брату, мне было десять лет, — она помолчала. — В том случае, если вам тяжело подсчитать, мой господин… это было тридцать лет назад.

Холодок пробежал у меня по спине:

— Нет…

— Хорошо, Кэриллон, — двумя пальцами она провела по золотому украшению, обвивавшему ее шею: перекрученная золотая проволока — просто и изящно. — Разве искусство Тинстара не производит впечатления?

Мое желание утекало прочь, таяло, исчезало. Искусство Тинстара. Любовница Тинстара. О, боги.

— Электра, — я надолго замолчал. — Ты легко говоришь об этом. Но, думаю, ты недооцениваешь мой ум.

— Правда? Вы не верите мне? — она пожала плечами, по переливчатому бархату скользнули легкие тени. — Ну что ж, как вам угодно. Мужчины верят в то, во что хотят, даже вопреки очевидности, поскольку считают себя весьма умными, — она улыбалась. — И вот все, что вы имеете: жалкая палатка — и желание заполучить трон моего отца. — Мой трон, госпожа.

— Беллэм отвоевал его у Шейна. — спокойно сказала она. — Он принадлежит Дому Солинды. Я улыбнулся с уверенностью, которой не чувствовал, глядя ей в лицо:

— А я отвоюю его назад.

— Да? Прямо сейчас? — ее холодные глаза сузились.

Выражение не соответствовало их виду — обрамленные длинными ресницами, сонно-спокойные.

— И что же вы сделаете со мной, мой господин?

— Я еще не решил.

— Потребуете за меня выкуп? Убьете меня?

Я нахмурился:

— Мне — убить тебя? почему я должен желать твоей смерти?

— Почему бы и нет? Я — дочь вашего врага. Я рассмеялся:

— И к тому же — женщина, подобной которой я никогда не видел. Убить тебя?

— ну, нет. Учитывая то, что мне хотелось бы сделать с тобой… Я увидел, как дрогнули губы Электры, странное выражение промелькнуло на ее лице. Она знала: не она — моя пленница, я — ее пленник. Улыбнулась — еле заметной, медленной, соблазнительной улыбкой, обрамленные длинными ресницами глаза вновь оглядели меня, и я отстраненно подумал, не считает ли она, что мне чего-то недостает…

Электра двигалась стремительно, миг — и она уже тянулась за мечом Чэйсули, лежавшем на столе подле меня. Я бросился вперед и перехватил ее за талию. Ее скрюченные пальцы впились в меч — она схватила его в обе руки, рывком сдернув со стола. Блеснул в бледном свете клинок — я перехватил тонкое запястье и ударил ее рукой о свое подставленное колено. Она зашипела от боли и выпустила меч. Клинок глухо звякнул от удара об утоптанную землю.

Светлые волосы упали вуалью на ее лицо, не позволяя мне видеть его выражение, серебрящиеся пряди рассыпались по моей груди. Я выпустил одну ее руку, отбросил волосы с ее гневного лица, притянув ее ближе, и, когда она обхватила меня руками за шею, приник к ее губам.

Электра была похожа на лучшее вино, в ней была нежность и сила, она кружила голову. Она опьянила меня, смешав мысли и чувства — и я тонул в пьянящей страсти, я пил ее дыхание, ее губы — и не мог напиться, желая лишь одного — и ее увлечь за собой в этот омут страсти. Я и подумать не мог о том, чтобы отпустить ее. Она и не настаивала — только запустила длинные пальцы в мои влажные волосы — но мгновением позже острые зубки впились в мою нижнюю губу, и я отшатнулся с проклятьем.

— Насилие? — спросила она. С интересом, как мне показалось.

— Кто же насильник — я или ты? — поинтересовался я. — Думаю, ты заинтересована в этом не меньше.

Я все еще не отпускал Электру — прижимал к себе одной рукой, запутавшись пальцами в складках ее одежд, обхватив ее под спину, второй рукой коснулся кровоточащей губы. Я чувствовал все ее тело — так близко, близко — тесно прижавшееся ко мне. Боги, как просто было бы — повалить ее на пол и взять прямо теперь, здесь…

— Электра, — хрипло выговорил я, — ты действительно любовница Тинстара?

— Разве это имеет значение? — она приникла к моей груди. — Разве это имеет значение, принц-самозванец?

Моя губа все еще кровоточила, но мне не было дела до боли. Я просто хотел, чтобы она ощутила то же, что и я:

— О да, это имеет значение. Потому что тогда он дорого за тебя заплатит.

Она напряглась:

— Значит, тебе нужен выкуп…

— Мне нужно то, что я могу получить, — прямо заявил я. — Во имя богов, женщина, чего ты пытаешься добиться — зачаровать меня?

Она улыбнулась:

— Я делаю, что могу, — осторожно коснулась пальчиком моей губы. — Сделать, чтобы боль утихла?

— Ведьма, — заявил я тоном обвинителя.

— Женщина.

На этот раз она повела себя не менее агрессивно, чем я и исполнила то, что обещала. Она сделала так, что моя губа перестала болеть. Боль поселилась глубже там, где я не мог подчинить ее своей воле.

— И что же ты потребуешь за меня? — прошептала она, почти касаясь губами моих губ.